Читаем без скачивания Жизнь и судьба Федора Соймонова - Анатолий Николаевич Томилин

физически и духовно. Это эпоха сильных ощущений, широких замыслов, великих страстей народных. Народы мечутся тогда возбужденно, без видимой причины, но не без пользы для грядущих поколений. Через такой период прошли все общества. Ему обязаны они самыми яркими своими воспоминаниями, героическими элементами своей истории, своей поэзии, всеми наиболее сильными и плодотворными своими идеями; это — необходимая основа всякого общества. Иначе в памяти народов не было бы ничего, чем они могли бы дорожить, что могли бы любить; они были бы привязаны лишь к праху земли, на которой живут. Этот увлекательный фазис в истории народов есть их юность, эпоха, в которую их способности развиваются всего сильнее и память о которой составляет поучение их зрелого возраста. У нас ничего этого нет. Сначала — дикое варварство, потом грубое невежество, затем свирепое и унизительное чужеземное владычество, дух которого позднее унаследовала наша национальная власть, — такова печальная история нашей юности. Этого периода бурной деятельности, кипучей игры духовных сил народных у нас не было совсем. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была заполнена тусклым и мрачным существованием, лишенным силы и энергии, которое ничто не оживляло, кроме злодеяний, ничто не смягчало, кроме рабства. Ни пленительных воспоминаний, ни грациозных образов в памяти народа, ни мощных поучений в его преданиях. Окиньте взглядом все прожитые нами века, все занимаемое нами пространство — вы не найдете ни одного привлекательного воспоминания, ни одного почтенного памятника, который властно говорил бы нам о прошлом, который воссоздавал бы его пред нами живо и картинно. Мы живем одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мертвого застоя. И если мы иногда волнуемся, то отнюдь не в надежде или расчете на какое-нибудь всеобщее благо, а из детского легкомыслия, с каким ребенок силится встать и протягивает руки к погремушке, которую показывает ему няня...»

Простите за длинную цитату. Но можно было бы цитировать и далее, потому что и последующие строки полны такого же страстного самобичевания. Можно не соглашаться с буквой этого высказывания, но нельзя отрицать его дух. Точно так же, как никто из нас не может отказаться и от других слов, сказанных в то же, примерно, время другим человеком: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал», — это Пушкин, друг и поклонник Чаадаева.

Как совместить эти две крайности в душе своей? К какому плечу прислониться? А может быть, это две стороны единого целого, как два лица у древнего бога? И слова одного и другого гения исходят из общей боли единого сердца?..

Но я уже предвижу недоумение некоторых читателей: «Какое все это имеет отношение к любви вообще и к чувствам капитана флота Ф. И. Соймонова?» Мне кажется — связь есть. Можно гордиться своей действительно героической и славной историей, но не забывать, что духовное развитие русского человека XVIII столетия значительно отличалось от нравственного состояния людей развитого западного мира. В бедной стране, заросшей лесами, с холодным климатом и тощими почвами, слишком много сил требовалось на одно лишь физическое выживание. И потому «кипучие игры духовных сил народных» направлялись на иные цели. Нам вряд ли была знакома поэтически-идеализированная тональность в служении идеальной женщине. Мало знали мы и романтической любви. В русском обществе все было значительно проще. Надо бы, наверное, написать — «примитивнее», да не подымается рука. Для этого нужно быть Чаадаевым. И потом, проще — это ведь не значит хуже. Как и у других народов, у нас были удивительно цельные натуры, и сегодня поражающие преданностью идее, народу, идеалам... Но в большинстве своем были мы другими, были и есть! И вряд ли стоит тщиться измерять свои побуждения и поступки, свою нравственность и мораль чужим аршином.

В наши дни Земля стала тесной и потому для выживания нужны общечеловеческие правила морали. Двести пятьдесят лет тому назад народы могли позволить себе роскошь индивидуальности.

Федор Соймонов хотел жениться, чтобы иметь дом и семью! Это желание — едва ли не самый прочный фундамент для союза мужчины и женщины. Покажите мне сноба, который, скривив лицо, скажет: «Примитивно!» И я вам гарантирую, что он одинок, завистлив и втайне несчастлив, несмотря ни на какие его уверения.

4

Воротясь в столицу после долгих лет отсутствия, Федор чувствовал себя, как в чужой стране. Он ничего не знал о тех тайных течениях, которые двигали обществом. Ничего не понимал из полунамеков и потому часто, выслушивая сплетни, которыми в изобилии снабжали его родственники и знакомые, — в основном, чтобы похвастать своею осведомленностью и близостью ко двору, — впадал в меланхолию, тяготясь своею простотой. Тогда он спохватывался и приказывал Семену собирать вещи, чтобы сей же час ехать в деревню. Но проходило время, и он оставался.

В общем-то время для его целей было выбрано не самое худое. В ожидании царской свадьбы в Москву съехалась без малого вся шляхта. Кто не знает, что подобные действа всегда богаты милостями... Но царские сватовства да свадьбы описывать — охотников много. Редкое историческое повествование обходится без подробностей о пышных обрядах, о пирах и прочих увеселениях. Тут к услугам списывателей и документы, и воспоминания... А вот как в те поры выбирал себе невесту, как сватался и женился простой дворянин? Прежде всего надо отметить, что намерение жениться вызывает интерес у множества людей. В обществе обожают устраивать свадьбы. Тут и родственники, непосредственно заинтересованные в последствиях, знакомые, профессиональные устроители судеб и просто любители, составляющие едва ли не самый обширный отряд участников.

Федору почитай что все в один голос твердили — женись. И это не удивительно, тридцать восемь лет топтал он матушку-землю да бороздил волны морские бобылем. Однако, по скромности души, наш герой на все подобные предложения отвечал смехом:

— За чем же дело стало? Жениться так жениться, а сыщите только невесту...

И то ли от смеха этого, то ли по другой какой причине, но никто слов его не принимал серьезно и дело до настоящего сватовства все не доходило. Так оно тянулось, пока не оказался в Москве проездом из Астрахани в Петербург, куда надобно было отвезти изготовленные карты Каспийского моря, один из бывших там с Федором мичманов, ныне же флота лейтенант Александр Давыдов. Встретившись с бывшим своим командиром, тот сразу