Читаем без скачивания Свет проклятых звёзд - Летопись Арды
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сцена… Эта конструкция внушала гораздо меньше доверия, чем даже лёд в Хэлкараксэ после восхода нового горячего светила.
«Я стараюсь не для них. Они поймут только то, что им перескажут эльфы, поэтому нравиться должно моим собратьям. Они и есть моя настоящая публика».
Менестрель с неохотой признавал, что изначально надеялся на более способную к обучению толпу, хотя причин для этого не было никаких. С другой стороны, певец понимал — ему повезло, что племя Мараха способно заучить не только имя короля, которое, кстати, произносили неправильно. Специально? Несколько поколений прожившие бок о бок с Авари дикари умели говорить чётко и разборчиво, сложными фразами, не коверкая слова, однако их манера общения немного напоминала орочью, и это заставляло Аклариквета беспричинно презирать тех, кого он совершенно не знал.
«Они ничего не поймут. Ну и пусть!»
На мгновение стало привычно страшно, что вот-вот из-под земли появится лорд Маэдрос с войском и доходчиво объяснит, что песни ему не нравятся, а принца Финдекано здесь нет, значит…
От красочной картины, заботливо нарисованной воображением, на миг потемнело в глазах, но вдруг разум прояснился, и королевский менестрель понял, что заготовленная речь перед началом выступления больше не нужна — говорить надо о другом.
Толпа не была безликой, однако смотреть и замечать черты и эмоции оказалось брезгливо. Вероятно, сказывались рассказы Зеленоглазки. Аклариквет сосредоточился на лицах собратьев, одни из которых должны были следить за порядком, а другие — пояснять происходящее на сцене.
— Смерть — это величайший Дар Создателя, — выйдя, наконец, из-за сине-звёздных штор, заговорил Аклариквет, одетый в бело-золотое с перьями платье, — потому что отсутствие старости и хворей не означает вечное счастье. Груз потерь и пережитой боли копится на душах бессмертных, и только забвение способно прекратить муки, но убить себя способен далеко не каждый. Большинство вынуждено жить, волоча непосильную тяжесть прошлого, моля о смерти, как о величайшей благости, и не получая её.
Проследив за тем, как помощники среди зрителей объясняют дикарям смысл сказанного, и, наконец, пересилив себя, менестрель заметил различную реакцию со стороны Фирьяр: одни ничего не поняли и понимать не захотели, потеряли интерес и собрались уходить, поэтому их пришлось уговаривать остаться, другие тоже не поняли, но после объяснения с умным видом закивали, третьи точно так же не поняли, однако всё равно заинтересовались и почему-то не позволили себе ничего объяснять, а четвёртые, меньшинство, похоже, разобрались, что говорилось со сцены, потому что начали спорить с высказанным утверждением.
— Однако, храбрый народ Дор-Ломина, — заговорил дальше Аклариквет, — и Одаренные, и Лишённые Дара не желают, чтобы злодей Моргот решал за других, сколько им жить. Никто не хочет навязанных чужой прихотью кратких лет!
Менестрель знал: это тоже придётся объяснять, но ничего, помощники на то и помощники.
Отступив вбок к шторам, певец позволил зрителям увидеть картину битвы, в которой прекрасных воинов в красном под беспорядочный бой барабанов и медных тарелок смела чёрная галдящая толпа.
— Те Феаноринги, что выжили, спрятавшись за спины своих верных и сбежав далеко на юг, надеясь, что враг туда не доберётся, — продолжил рассказ Аклариквет, говоря в такт стихшим гулким ударам, — лишь один из них — Маэдрос — присоединился к королю Голфину Нолофинвэ, но оказался слишком слаб для дела, которое взял на себя.
На сцену вынесли бутафорскую гору с плоской вершиной, на которую поднялся с очень растерянным видом Тьялинельо в красном парике, короне и ало-звёздном плаще, скрывавшем правую руку.
Пока шли приготовления, Аклариквет услышал из толпы слова: «Слабак, трус, трýсы, жалкие», сказанные сначала голосами эльфов, а потом повторенные смертными.
— У меня есть дом, только нет ключей, — запел «Маэдрос», озираясь и тщетно пробуя спуститься со скалы. — У меня есть солнце, но оно среди туч,
Есть голова, только нет плечей,
Но я вижу, как тучи режет солнечный луч.
У меня есть слово, но в нем нет букв,
У меня есть лес, но нет топоров,
У меня есть время, но нет сил ждать,
И есть ещё ночь, но в ней нет снов.
У меня река, только нет моста,
У меня есть рана, но нет бинта,
У меня есть братья, но нет родных,
И есть рука, и она пуста.
И есть ещё белые-белые дни,
Белые горы и белый лёд.
Но всё, что мне нужно —
Это несколько слов
И место для шага вперёд.
Аклариквет пошёл из одного конца сцены в другой:
— Пока слабые обвиняли друг друга в бездействии, а заодно пытались распространять мерзкую клевету об Истинном Короле, владыка Голфин Нолофинвэ, не обращая на них, глупых, внимания, собирал армию. И на праведный зов откликнулась королева.
На сцене, воздев меч, появилась светловолосая дева в мужской зелёной одежде.
— Приветствую вас, племя Мараха! — крикнула она. — Мой доблестный народ!
В толпе сначала возникло недоумение и замешательство с редкими радостными возгласами понимания, но эльфы быстро объяснили запутавшимся, что имеется в виду, и как на такое реагировать, и ликование охватило всех зрителей.
— Всего лишь одного хватило горе-лорда, — запела «Линдиэль», — чтоб статус подорвать, чтоб зашатался трон.
Проявишь доброту, не ждёшь награды гордо,
Но вот уже ползут враги со всех сторон!
Дашь только слабину — тебя же в раз затопчут,
В бараний рог согнешь глупцов — кричат: «А лайт!»
Не слушать никого! Ни ближнего, ни прочих,
У слабого всегда лишь сильный виноват!
В бело-голубом сиянии на сцене появился Истинный Король, и королева склонилась перед ним.
Аклариквет исчез на шторами, чтобы успеть переодеться. Смотря за игрой актрисы, менестрель думал, что Мистель лучше бы подошла внешне, однако смогла бы или нет передать характер — вопрос сложный.
— Долгие годы я ждала,
И вот настал мой час! — запела «Линдиэль», обращаясь к Истинному Королю, — но в мире столько зла,
Отвергли Валар вас.
— Что Валар нам? Прошёл тот век,
Когда нуждались в них, — стал успокаивать её «Нолофинвэ», — и ныне человек
Силён и без Владык.
Со второго плана подал голос «Маэдрос»:
— О, как же глуп и как жесток
Наш неспокойный мир!
Ты сам себе пророк
И сам себе кумир!
— Считаешь ты себя судьёй? — осуждающе поинтересовался Истинный Король у застрявшего на скале «Феаноринга». — Да только
