Читаем без скачивания Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелита опустила глаза и уставилась на блюдо с объедками.
– Вот как, – проронила она.
Кадмил машинально взглянул на блюдо и перевёл взгляд обратно на её лицо, которое словно бы опустело, лишилось эмоций. Мелита молчала, не двигаясь. Только мелко подрагивали кончики волос, завитые смоляными пружинками.
– Сегодня первую ночь спала спокойно, – сказала она тихим, невыразительным голосом. – Первую ночь за два месяца. Думала: вот ожил, выздоравливает. Думала: наконец-то ему ничего не грозит. Наконец-то побудет со мной. А тебе, значит, в хранилище нужно? Больше ничего не нужно тебе?
Кадмил вздохнул и осторожно потёр шрам. Шею снова заломило.
– Я бы хотел обратно свои силы, – признался он. – И ещё – чтобы ты стала, как я. В принципе, этого хватит.
Мелита сморгнула, откинула с лица волосы. Знакомым, почти детским жестом, от которого сердце Кадмила сжалось. Вот такую же растерянную, едва не плачущую девчонку он когда-то забрал из храма дельфийского оракула. Тогда она обрела новый дом, новые знания, новых друзей. А потом обрела любовь, которая стала, кажется, важнее всего прочего – и знаний, и друзей, и дома.
И теперь боится эту любовь потерять навсегда.
– Один раз уже тебя оплакала, – сказала Мелита ломким голосом, будто бы услышала его мысли. – Второй раз не выдержу. Понимаешь?
Он покорно кивнул.
– У тебя же отобрали способности. Погибнешь ведь... – растянула дрожащие губы, помотала головой. – Нет, не отпущу. Не могу.
Кадмил взял её за руку, сжал пальцы – холодные, точно она купалась в ручье:
– А я не могу так жить.
Он слегка испугался, услышав собственные слова, потому что не хотел говорить ничего такого. Даже думать не хотел. Но вот – поди ж ты – сказал.
– Это... – он сглотнул. – Это всё равно, что стать калекой. Прости, тебе такое слышать ужасно… И унизительно, наверное. Но я не в силах быть человеком. Теперь – не в силах.
Мелита отняла руку, сгорбилась, подперев кулаками подбородок. На скрещенных лодыжках играли солнечные зайчики, отражённые от оконных стёкол. Внизу, под полом, на третьем этаже звучали мерные глухие удары: в лаборатории шёл какой-то эксперимент. Хотелось что-нибудь сказать Мелите, утешить, успокоить. Но слова умирали, не родившись. Он сам был причиной её горя. Здесь не помогла бы и «золотая речь». Кадмил машинально считал доносившиеся из-под пола звуки, с каждым ударом чувствуя себя всё гаже. Он и забыл, каково это – чуять за собой вину. Будто побывал в нефтяной яме, пропитался едкими нечистотами, и самому себе противен от зловония, и никуда от него не деться.
Спустя сотню ударов наступила тишина: эксперимент, должно быть, кончился. Мелита тяжело, прерывисто вздохнула.
– Тебя ведь всё равно не остановить, – сказала она. – Да?
Кадмил пожал плечами:
– Если скажешь остаться – останусь.
«Вот ведь ляпнул, – подумал он тут же с отвращением. – Хуже не придумаешь. «О, взгляни, как я несчастен и виноват! Так и быть, поступлю по-твоему, чтобы ты тоже была несчастной и виноватой». Наверное, жизнь с Локсием сделала меня таким. Привык играть людьми. Всеми, постоянно, даже Мелитой. Смерть на меня, как же это бездарно».
Она искоса глянула на него. Усмехнулась и тут же всхлипнула.
– Чего ты? – удивился он. Мелита запрокинула лицо, помахала ладонью, чтобы высушить слёзы:
– Так смотришь, будто… Ах, не знаю. Как ребёнок, у которого отняли все игрушки.
Кадмил растерянно нахмурился. Мелита покачала головой:
– Да не терзайся. Я отлично понимаю, как тебе плохо.
– Правда? – недоверчиво спросил он.
– Правда.
– Ты самая моя любимая игрушка, – сказал Кадмил серьёзно.
– Ну, допустим... Ещё что-нибудь скажи.
– Самая умная, самая красивая игрушка. Ты же знаешь.
– Это уже говорил.
– Когда это… А, да, точно. Говорил. Ты… Ты самая дорогая моя игрушка. Дороже жизни, дороже всего.
Она вдруг протянула руку, схватила его ладонь и притянула к себе.
– Ого, – только и сказал Кадмил.
– А ты думал, – пробормотала Мелита. – Я два месяца терпела, и ещё неизвестно сколько терпеть придется, так хоть сейчас... Давай, ну!
Шуршали простыни, скрипело ложе. Где-то далеко снаружи протяжно кричала чайка. Солнце, вдоволь наглядевшись на любовников, скрылось за окном, и небо налилось послеполуденной нежной синевой. Время текло всё медленней и медленней, а потом застыло в одном-единственном прекрасном мгновении, ради которого стоило родиться на свет. И, если бы они могли, то сделали бы это мгновение бесконечным. К сожалению, такое невозможно, ибо, хоть Эрос и великодушен, но Кронос неумолим. Поэтому мгновение кончилось.
Впрочем, можно было всё повторить заново.
Они и повторили.
Позже, когда нашлось дыхание для слов, они принялись разговаривать. Говорил в основном Кадмил: рассказывал про путешествие в Эфес, про ночь, когда лишился головы, про людское сопротивление, про Эвнику, про свой план, про то, что хочет найти Акриона – если тот ещё жив, конечно. Он рассказал обо всём. На удивление, это заняло не столь много времени.
– И что ты хочешь взять из хранилища? – спросила Мелита, закинув руки за голову и глядя в потолок.
Солнце успело скрыться за склоном Парниса, в окно веяло дыханием Коринфского залива. Кадмил, опершись на локоть, полулежал рядом с Мелитой. Им не было тесно, поскольку она частенько приходила сюда, и он позаботился о ложе подобающих размеров.
– Что я хочу? – он начал загибать пальцы. – Мой жезл. Детектор магического поля. Пару пригоршней кристаллов, заряженных, естественно. Денег побольше. И ещё «лиру».
– «Лира» – это хорошая мысль, – Мелита кивнула. – Сама хотела предложить… И всё?
Кадмил подёргал себя за ухо.
– Я бы взял ещё много чего полезного, – признался он. – Но идти придётся налегке. Кроме того, в Тиррении не стоит лишний раз применять наши устройства. Если Веголья почует пиковые напряжения поля у себя в стране, то может выйти на связь с Локсием – будь тот хоть на Земле, хоть на Батиме…
Мелита щёлкнула пальцами:
– Кстати, Локсий ведь сейчас на Батиме. Слыхала, отбыл в страшном гневе. Что-то там происходит нехорошее.
– Да? – обрадовался Кадмил. – Отлично. Значит, сбежать будет
