Читаем без скачивания Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

Последний, по предположению Скобелева, должен был направиться через Филиппополь на Адрианополь. В Германлы, таким образом, мы преграждали ему путь отступления. Ввиду всего этого, Скобелев выслал драгунов и казаков на запад к городу Хаскиою, а пехоте и артиллерии приказал занять позицию по обе стороны шоссе, фронтом на запад, и усилить ее полевыми укреплениями.

Еще 5-го вечером от разъездов было получено донесение, что близ Хаскиоя и Узунджова показались незначительные конные неприятельские части. 6-го же, часов около одиннадцати, с аванпостов пришло новое донесение, что черкесы и башибузуки показались в довольно значительном количестве, а за ними виднеется и неприятельская пехота. Войска наши между тем подтягивались к Германлы: из Тырново-Сейменли двигалась бригада стрелков, большая часть суздальцев и артиллерия.

Скобелев давно был уже на коне, объезжал и внимательно осматривал позиции Углицкого полка и артиллерии.

– Ваше превосходительство! Турки наступают – аванпосты наши отошли! – торопливо доложил прискакавший с цепи драгун.

– Хорошо! – совершенно спокойно ответил генерал. – Поторопите скорее суздальцев, – обратился он к кому-то из ординарцев.

Драгуны и казаки отошли назад и открыли место для действий нашей пехоты. Последняя встретила метким огнем зарвавшихся при преследовании черкесов и башибузуков, и несколько десятков их слетело с коней. Остальные марш-маршем ускакали назад и спрятались за свою пехоту; а эта последняя, заняв высоту в расстоянии хорошего ружейного выстрела, открыла по нашим войскам оживленный огонь.

Турок было видно около двух таборов. Скобелев, предполагая, что мы имеем дело лишь с авангардом армии Сулеймана-паши и ввиду неполного сосредоточения наших войск, решил действовать пока пассивно. Батарея полковника Куропаткина в ответ на пехотный огонь неприятеля послала ему несколько картечных гранат, и эти последние своими удачными разрывами произвели на турок такое сильное впечатление, что они без попыток даже к наступлению с нашей стороны покинули свою позицию и стали отступать.

Панютин воспользовался этим удобным моментом и двинул вперед свой полк. Угличане дружно бросились на отступавшего врага, который обратился тогда в беспорядочное бегство, провожаемый сильным ружейным и артиллерийским огнем, усеявшим все поле турецкими трупами и ранеными.

Преследуя бегущих турок и спустившись с возвышенности, мы, при повороте шоссе с севера на юг, внезапно были поражены той страшной картиной, которая открылась внизу перед нашими глазами. Дело в том, что турецкие войска, с которыми мы имели только что кровавое столкновение, прикрывали громадный обоз жителей, спасавшийся от войск Гурко и рассчитывавший достигнуть Адрианополя. По своей беспечности, прикрытие неприятельское не приняло должных мер предосторожности и совершенно неожиданно наткнулось на наш отряд. Предполагая, вероятно, что силы наши незначительны, турки вступили с нами в состязание, но увидев, что ошиблись в своем предположении, что у нас есть даже артиллерия, они стали отступать сначала в порядке, а затем, когда мы начали их теснить, бросились врассыпную, оставив на полный произвол несчастных безоружных жителей с их громадным обозом.

Вот эта-то картина и открылась перед нашими глазами, когда мы стали спускаться с возвышенности. Далеко вдали, в долине, скакали черкесы и башибузуки. За ними, в самом ужасном беспорядке, бежала неприятельская пехота, а вслед за войсками – в паническом страхе бежали мирные жители, женщины и дети, оглашая воздух раздирающими душу криками и страшными воплями.

Громадный обоз, брошенный ими на произвол судьбы и состоявший из нескольких сот всевозможных повозок, запряженных буйволами и лошадьми, в хаотическом беспорядке запрудил все шоссе (лошади и волы стояли в нашу сторону) и не двигался с места. Здесь остались только дряхлые старики, старухи и грудные малютки, покинутые обезумевшими от страха матерями. Некоторые мальчики и девочки, бежавшие за своими родителями, падали от утомления на землю и воплем звали покинувших их близких людей. Некоторых неосторожная русская пуля укладывала навеки на месте.

Невольно каждый из нас остановился и смотрел с ужасом на эту грустную жизненную драму. За что же, думал, вероятно, каждый из нас, страдают эти несчастные безвинные жертвы – эти женщины и дети?! Чувство человека заговорило бы в самом черством, суровом сердце. И солдат наш, который более чем кто-либо отзывается на все доброе, честное и благородное, показал себя и здесь вполне рыцарем и истым христианином.

Позабыв о преследовании бегущего неприятеля, о военной славе, добыче и трофеях, он всецело отдался благородным порывам своего чуткого ко всему доброму сердца и бросился спасать несчастных малюток, защищать беспомощных стариков и старух и возвращать убегавших матерей к их детям (но не так, как защищало турецкое войско, бросив их на произвол судьбы). Последних солдаты собрали по полю более 300 и притащили обратно к повозкам. Такое поведение наших войск просто поразило этот мирный мусульманский люд, спасавшийся от зверства северных гяуров: они ожидали от них самой лютой смерти, всевозможных мук, истязаний… и вдруг, вместо всего этого, видят самое заботливое попечение о них, теплую ласку к их детям и такое внимание, такое участие, которое едва ли и они сами применяли к ним когда-нибудь.

Когда преследование прекратилось, то старухам солдаты сами стали разводить костры и помогать готовить пищу, детей кормили сухарями, кутали их в свои башлыки, шинели и всячески старались их успокоить. Вспоминались, должно быть, каждому из них своя родная деревня где-нибудь в Черниговской или Тульской губернии, своя семья и дети! Январские морозы и холода давали себя чувствовать, хотя мы были и в долине Марицы. Много юных мусульманских жизней спасли тогда наши солдаты от смерти, которая являлась в лице мороза и стужи!

По окончании дела Скобелев высказал всем нам свое предположение, что, вероятно, это обоз Сулеймана, который сам, наверное, с войсками двигается вслед за ним.

– Он, конечно, не рассчитывает, – прибавил генерал, – что мы так скоро выйдем в долину Марицы и преградим ему путь отступления. Нам необходимо поэтому двинуться немедленно к Хаскиою и с двух сторон ударить на неприятеля: с запада – Гурко, с востока – мы. Сулейману останется тогда только сдаться…

Углицкий полк получил приказание тотчас же двигаться к Хаскиою, и весь отряд потянулся на запад. Движение Углицкого полка сопровождалось громадными затруднениями. До самого города – на протяжении тридцати верст – все шоссе было загромождено обозом, и солдаты должны были выпрягать волов и лошадей и сталкивать каруцы и другие экипажи во рвы, чтобы иметь возможность как-нибудь пройти. По пути снова приходилось поднимать несчастные жертвы – беспомощных детей, покинутых их матерями и гибнувших, часто в одних рубашонках, от холода и мороза.