Читаем без скачивания Золотой шут - Робин Хобб

— И что нового в твоем предложении, Фитц Чивэл? Или в этой просьбе?

Я услышал в ее вопросе упрек и, склонив голову, признал его справедливость.

— То, что теперь я сделаю это добровольно и приложу все силы, чтобы добиться успеха.

— И примешь слово королевы, и не попросишь ее еще раз повторить свое обещание? Я позволю твоей дочери, Неттл Видящей, остаться там, где она сейчас находится, и считать себя дочерью Баррича до тех пор, пока в ней не возникнет нужда. Ты веришь в то, что я сдержу свое слово?

Еще один упрек. Неужели я обидел Кетриккен тем, что несколько раз повторил свою просьбу оставить Неттл в покое? Наверное, да.

— Я верю, — едва слышно ответил я.

— Хорошо, — сказала Кетриккен, и напряжение, возникшее было между нами, медленно рассеялось.

Мы еще немного посидели за столом, ничего не говоря друг другу, словно молчание явилось подтверждением нашего договора. Затем, так же без единого слова, она налила мне вина и положила передо мной пирожное с пряностями. Мы ели и разговаривали о каких-то незначительных пустяках. Я не сказал ей, что Дьютифул меня избегает. Этот вопрос я решу с самим принцем. Так или иначе.

Когда я встал, собираясь ее покинуть, Кетриккен посмотрела на меня и улыбнулась.

— Мне так жаль, Фитц Чивэл, что нам редко удается поговорить. Меня огорчает, что мы должны играть свои роли, которые не позволяют нам видеться чаще. Я скучаю по тебе, друг мой.

Я ушел и унес с собой ее слова, точно они были благословением.

XVI

ОТЦЫ

Если капитан торгового судна имеет надежные связи в Джамелии, он может наполнить свои склады ценными товарами, прибывшими из далеких заграничных портов. Он продаст экзотические вещи, не подвергая свою команду и судно опасностям, которые постоянно грозят кораблям, отправляющимся в далекие плавания.

Джамелия является не только самым северным портом, куда регулярно заходят купцы с Острова Пряностей, но и единственной гаванью, где бывает флот Великих Парусов. Их корабли посещают Джамелию (которую на свой варварский лад называют Западным Портом) один раз в три года. Трудности, с которыми им приходится сталкиваться во время путешествия в Джамелию, не вызывают сомнений — в особенности если посмотреть на измученных матросов и потрепанные паруса. Они привозят экзотические и очень дорогие товары, и только они доставляют на рынок красную приправу и седгам. Поскольку практически все, что они имеют на борту, скупается для дворца сатрапа, на рынок попадает очень небольшое количество этих специй, и обычные купцы не могут даже о них мечтать. Но опытный купец, сумевший вовремя прибыть в Джамелию, имеет возможность приобрести другие диковинные товары.

Прошло еще несколько дней. Лорд Голден покинул свою спальню. Выглядел он, как всегда, безупречно и объявил всем, что окончательно поправился и чувствует себя прекрасно. Его джамелийская раскраска, которую он старательно наносил на лицо каждое утро, стала еще более экстравагантной. Иногда он украшал свои щеки чешуйками даже днем. Думаю, он делал это, чтобы скрыть от всех свою потемневшую кожу. Похоже, ему удалось добиться успеха, потому что никто ни разу не заговорил об этом вслух. Двор приветствовал его возвращение с радостью, а популярность лорда Голдена нисколько не пострадала за время его вынужденного затворничества.

Я снова стал выполнять обязанности его слуги. Иногда лорд Голден принимал в своих апартаментах гостей, они играли в азартные игры или слушали менестрелей, которым он щедро платил. Молодые аристократы, юноши и девушки, были счастливы оказаться среди приглашенных. Такие вечера я проводил в своей каморке, или «хозяин» отпускал меня, предоставив заниматься своими делами. Я продолжал сопровождать его на верховые прогулки с другими придворными и стоял за спиной во время роскошных пиров. Впрочем, это происходило все реже и реже. После отъезда гостей с Внешних островов и делегации из Бингтауна в Баккипе осталось совсем мало народу, и жизнь вернулась в привычное русло, поскольку большинство герцогов отправились в свои владения.

Развлечений вроде игр и кукольных представлений стало значительно меньше, а вечера начали казаться длиннее и скучнее. Если у меня выдавался свободный час, я проводил его в Большом зале. Здесь теперь снова у каминов учились дети, лучники приводили в порядок стрелы, а ткачихи, обмениваясь сплетнями и новостями, вернулись к своим привычным делам. В углах опять поселились тени, и иногда мне удавалось представить, что я в Баккипе своего детства.

Шута я больше не видел. Без единого слова или знака лорд Голден дал мне понять, что мы с ним те, кем считает нас замок, — слуга и господин. Он ни разу не обратился ко мне голосом моего друга и теперь всегда оставался только лордом Голденом. А если я позволял себе какое-нибудь замечание, выходящее за рамки наших ролей, он делал вид, что ничего не слышит.

Нас разделила пропасть, и это, к моему удивлению, причинило мне почти невыносимую боль. Но пропасть продолжала расширяться. Однажды, вернувшись после занятий с Вимом на тренировочном корте, я обнаружил у себя на кровати небольшой сверток. Внутри тряпичного мешочка лежали красный свисток на зеленом шнурке и записка, написанная простым почерком Шута: «Для Олуха». У меня затеплилась надежда, что это что-то вроде знака примирения, но, когда я попытался поблагодарить лорда Голдена, он поднял голову от гербария, который рассматривал, с отсутствующим и одновременно раздраженным видом.

— Я не имею ни малейшего представления, за что ты меня благодаришь, Том Баджерлок. Я ничего тебе не дарил. Не говоря уже о красном свистке. Это просто возмутительно. Найди себе какое-нибудь более достойное занятие, я читаю.

И я ушел, сообразив, что свисток сделан не потому, что я о нем попросил. Он стал подарком Олуху от того, кто слишком хорошо знает, каково это, когда над тобой смеются или не замечают. Он и в самом деле не имел ко мне никакого отношения. На сердце у меня стало еще тяжелее.

Мне не с кем было поделиться своей болью, разве что с Чейдом, но тогда пришлось бы признаться, как глупо я себя вел. И потому я молча нес свою тяжкую ношу и никому ничего не рассказывал. В тот день, когда Шут отдал мне свисток, я решил, что пришла пора заняться моими своенравными учениками. Торговцы из Бингтауна отбыли, и Сельден Вестрит вместе с ними. Значит, я готов приступить к выполнению обещания, данного моей королеве.

Сначала я зашел в башню Чейда, а затем поднялся в башню Скилла. Когда Дьютифул, как обычно, не пришел, я пошире открыл ставни и впустил внутрь морозный воздух зимнего утра. Затем уселся в кресло Верити и принялся вглядываться в темноту за окном. Я знал, что Чейд приказал Дьютифулу явиться ко мне и даже перекроил режим его жизни таким образом, что теперь принц мог проводить со мной больше времени. Однако ничего не изменилось.

С тех пор как Дьютифул обнаружил мой Скилл-приказ и разрушил его, он ни разу не появился в башне. Я разрешил ему поступать по-своему гораздо дольше, чем позволил бы мне Верити. Я понял, что сам он ко мне не придет. Прогнав сомнения в правильности своего решения, я сделал несколько глубоких вдохов, почувствовав на губах холодный морской воздух, и закрыл глаза. Затем превратил свой призыв в крошечную, настойчиво пульсирующую точку.

Дьютифул. Иди ко мне. Немедленно.

Молчание. Либо он не ответил, либо сознательно меня игнорировал. Тогда я расширил сеть, пытаясь его разыскать. Это оказалось трудно. Я сразу понял, что он выставил защитные стены, чтобы не подпускать меня к себе. Изучив их внимательно, я пришел к выводу, что он спит. Тогда я проверил его защиту на прочность. Я знал, что смогу пробить ее, если захочу. Сделав вдох, я собрался с силами, чтобы так и сделать, затем резко изменил стратегию. Я надавил на стену и почувствовал, словно издалека, как легкая улыбка скользнула по моим губам. Ведь именно так поступала Неттл. В следующее мгновение я пробрался в сон Дьютифула.

Если ему что-нибудь и снилось, я этого не почувствовал. Словно неподвижные воды пруда, меня окружал покой его спящего сознания. Я плюхнулся в него, точно камешек, от которого по поверхности пошли круги.

Дьютифул.

Он ощутил мое присутствие и тут же разозлился.

Убирайся!

Он попытался выгнать меня из своего сознания, но мне удалось проникнуть за линию его обороны. Я сопротивлялся, но не мерился с ним силой, просто не давал ему от меня избавиться. Как и во время нашего первого сражения, он набросился на меня с яростью, но без какого бы то ни было плана. Я устоял, спокойно принимая его мысленные удары, пока он не устал. И тогда я сказал:

Дьютифул. Прошу тебя, приходи в башню.

Ты мне солгал. Я тебя ненавижу.