Читаем без скачивания Последний Храм - Павел Буркин

— Пошли! — перекрывает гвалд Брасид. — Пора!

Впрочем, и Тигран, и Дамитра, и все остальные видят, что — пора. Сзади напирает толпа, и при всем желании не остановиться, не отвернуть, остается только бежать вперед, потому что остановиться — значит быть сбитым и затоптанным. Остается, разрывая рот в безумном крике и глуша им отнимающий силу ужас, бежать по улице, потом по площади, чувствуя, как бьет по спине и заду тяжелая туша ружья, бьется о бедро патронташ с пороховницей, рвет руку тяжеленная, неудобная лестница — единственная надежда на преодоление стены. Им еще повезло: кто-то полезет по веревкам с крюками. Есть и такие, кому придется ждать своей очереди под свинцовым ливнем…

…Обезумевшим горным потоком толпа выхлестывает из ущелий улиц на равнину площади, грозя затопить ее, обманчиво-широкую, предательски-ровную, открытую всем ветрам… И, естественно, пулям и картечи. Не думать о них, не думать! Бежать, хотя сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет из груди, а глаза видят лишь качающуюся впереди спину Тиграна: парень держит лестницу впереди нее…

А цитадель молчит. Зловеще скалятся в ночи клыки башен, тяжеловесные челюсти бастионов и равелинов, глазницы фланков. Впотьмах не видно высунутых из амбразур пушечных стволов, целящихся в набегающую толпу мушкетов, кулеврин и фальконетов, и уж точно скрыты стеной стоящие внизу неуклюжие осадные мортиры, похожие на сплюснутых, разжиревших удавов. Сегодня они будут использоваться не против стен, как замышляли те, кто отливали их на пушечных заводах Кешера, а против живой плоти.

Ну и что? При наличие осколочных бомб и начиненных горючей смесью «зажигалок»-брандскугелей, они все равно соберут кровавую жатву. Посылая снаряды почти вертикально в небо, мортиры могут класть их точно по площади. Но пока крепость молчит, словно в презрительном удивлении глядя на бегущих к ней букашек. Они что, и правда верят, что смогут одолеть стены, а потом перебить почти семьсот отборных воинов, дерущихся за свою жизнь? Это они-то, навозные черви, чье дело — лишь платить налоги, исправно молиться и не вякать?! А ну, надрать им задницу! Взгреть их изо всех стволов! Ибо нечего тут…

Цитадель наплывала из мрака обманчиво-медленно, казалось, для каждого шага требовался час. Но Дамитра и не заметила, как половина пути до стен оказалась пройдена. «Неужели не решатся стрелять?» — мелькнуло в голове девушки. И тут же, словно подслушав ее мысли, щели бойниц выплюнули злые огоньки выстрелов. Небольшие, похожие на рыжие звездочки — от мушкетов и ружей, побольше — от фальконетов, картаун. Самые длинные и пышные огненные языки изрыгнули королевские кулеврины — чудовища в два с половиной копья длиной, и в полкопья толщиной в казенной части, способные посылать ядра на три мили… Разномастные стволы слитно грохнули, выплевывая тучи картечи. Миг — и железный смерч накрыл толпу.

Голова бегущего сбоку от Дамитры Атаоса словно взорвалась изнутри. Ошметки брызнули во все стороны, склизкие потеки мазнули по лицу и одежде Дамитры, ухо царапнули осколки кости. Какого-то парня из горожан, будто пинком, швырнуло назад, другого крутнуло вокруг своей оси, третий изумленно, непонимающе уставился на хлещущую кровью культю, крупный осколок играючи смахнул руку выше локтя. Пуля взвизгнула над головой Дамитры, что-то дернуло за волосы, на плечо упал срезанный клок…

Дамитра видела, как уцелевшие после залпа шатнулись назад, стараясь уйти от хлещущего огненного кнута. Это было ошибкой: еще не зная, что случилось впереди, с улиц напирали и напирали подошедшие горожане. Они тоже не могли остановиться: в свою очередь их подпирали пришедшие позднее. Смерть безжалостно косила тех, кто бежал к стенам — но неотвратимая и мерзкая кончина поджидала испугавшихся и пытающихся отступить.

— Не стоять на месте! — стараясь перекричать грохот, орал Брасид. — Бегом к стене!

Он на миг остановился, вскинул оружие, целясь по бойницам. Выстрел потонул в жуткой какофонии побоища, в хлестком грохоте мушкетов на стенах, в стонах, мате и проклятиях. Нашла ли пуля дорожку, было не понять. Жутко завывая и махая руками, мимо отряда язычников пронесся высокий мужчина. Лицо превратилось в сплошную кровавую маску, на которой на уцелевшей жилке болтался глаз. Едва слышный посвист пули — и страдальца опрокинуло наземь. Прошитая между лопаток рубаха быстро темнело от крови. Кто-то, корчась на окровавленной брусчатке, пытался засунуть в распоротый живот липкие черные внутренности. Кому-то начисто снесло голову, но стиснутое плечами соседей тело продолжало плыть к стене…

— Великая Ма… — прокричал кто-то совсем рядом. Голос показался смутно знакомым. Звонкий хлопок разрыва — и голос оборвался. Мимо, ничего не видя и ошалев от боли, пробежал какой-то горожанин: волосы на голове чадно горели, горела и одежда на груди и плечах. С жутким воем мужчина пронесся мимо, свернул, снова показался в поле зрения — и упал, смятый напирающей толпой.

Местами площадь горела. Разрываясь, брандскугели расплескивали горючую жидкость, какой в языческие времена начиняли ядра катапульт или требюше, и тогда по ней, воя от боли, начинали метаться живые факелы. Один такой пробежал мимо самой Дамитры, осел на мостовую — и исчез под десятками ног…

…Они бежали. У кого были свободны руки, стреляли по бойницам, заряжали ружья — и снова бежали. Некоторые, увы, падали. Только охнул, схватившись за простреленную грудь, и повалился на лестницу споривший с Брасидом старик. Некогда, некогда! Скинуть еще живого сотоварища вниз, под ноги напирающим сзади — и вперед. Не оглядываясь, не думая, как добежать до стены, и как справиться с солдатами наверху. В этот момент они не помнили, кто и куда бегут. Смыслом жизни стало добежать, влезть на стену — и схватиться с ними, потому что иначе погибнут свои.

…Картечь стегнула по лестнице, перебив одну ступеньку и выбив щепу из опорной балки. Бешено кувыркаясь, щепка отлетела в сторону. Кому-то споткнувшемуся не повезло: попала точно в глаз. Отчаянный, раздавленный то ли вой, то ли хрип — и мокрый хруст башмаков бегущих следом…

…Над самым ухом Дамитры яростно грохнуло ружье.

— Получи, сука! — кричит Китион. Миг спустя ей в лицо хлещет струя горячй крови — вроде бы едва заметно скользнувшая по шее пуля перебила сонную артерию, парень валится наземь. На миг зрение меркнет, не удержавшись, Дамитра орет от непереносимого ужаса, рука выпускает липкую от чужой крови лестницу. У самых ног мостовая словно встает на дыбы, и мелкие осколки, отколотые ядром, сквозь юбку больно секут ноги. Под башмаками неровно, там что-то хлюпает, трещит, даже шевелится, нельзя даже думать о том, что именно, а уж посмотреть под ноги… Вновь закричав, потеряв равновесие, Дамитра растянулась на окровавленной мостовой. Миг спустя чудовищный взрыв заставил все звуки и краски померкнуть. Она не почувствовала, как обретший железную твердость воздух расшвыривал людей, как сверху падали тлеющие ошметки, щепа, вывороченные из мостовой и расколотые булыжники.