Читаем без скачивания Том 1. Стихотворения - Гумилев Николай Степанович

<1918–1921>

Поэма начала. Книга первая. Дракон

Песнь первая

1

Из-за свежих волн океана Красный бык приподнял рога, И бежали лани тумана Под скалистые берега. Под скалистыми берегами В многошумной сырой тени Серебристыми жемчугами Оседали на мох они. Красный бык изменяет лица: Вот широко крылья простер И парит, огромная птица, Пожирающая простор. Вот к дверям голубой кумирни, Ключ держа от тайн и чудес, Он восходит, стрелок и лирник, По открытой тропе небес. Ветры, дуйте, чтоб волны пели, Чтоб в ветрах гудели стволы, Войте, ветры, в трубы ущелий, Возглашая ему хвалы!

2

Освежив горячее тело Благовонной ночною тьмой, Вновь берется земля за дело, Непонятное ей самой. Наливает зеленым соком Детски нежные стебли трав И багряным, дивно высоким Благородное сердце льва. И, всегда желая иного, На голодный жаркий песок Проливает снова и снова И зеленый и красный сок. С сотворенья мира стократы, Умирая, менялся прах: Этот камень рычал когда-то, Этот плющ парил в облаках. Убивая и воскрешая, Набухать вселенской душой — В этом воля земли святая, Непонятная ей самой.

3

Океан косматый и сонный, Отыскав надежный упор, Тупо терся губой зеленой О подножие Лунных гор. И над ним стеною отвесной Разбежалась и замерла, Упираясь в купол небесный, Аметистовая скала. До глубин ночами и днями Аметист светился и цвел Многоцветными огоньками, Точно роем веселых пчел. Потому что свивал там кольца, Вековой досыпая сон, Старше вод и светлее солнца, Золоточешуйный дракон. И подобной чаши священной Для вина первозданных сил Не носило тело вселенной И Творец в мечтах не носил.

4

Пробудился дракон и поднял Янтари грозовых зрачков. Первый раз он взглянул сегодня После сна десяти веков. И ему не казалось светлым Солнце, юное для людей. Был как будто засыпан пеплом Жар пылавших в море огней. Но иная радость глубоко В сердце зрела, как сладкий плод. Он почуял веянье рока, Милой смерти неслышный лет. Говор моря и ветер южный Заводили песню одну: «Ты простишься с землей ненужной И уйдешь домой, в тишину. О твое усталое тело Притупила жизнь острие. Губы смерти нежны, и бело Молодое лицо ее».

5

А с востока, из мглы белесой, Где в лесу змеилась тропа, Превышая вершину леса Ярко-красной повязкой лба, Пальм стройней и крепче платанов, Неуклонней разлива рек, В одеяньях серебротканых Шел неведомый человек. Шел один, спокойно и строго Опуская глаза, как тот, Кто давно знакомой дорогой Много дней и ночей идет. И казалось, земля бежала Под его стопы, как вода, Смоляною доской лежала На груди его борода. Точно высечен из гранита, Лик был светел, но взгляд тяжел… Жрец Лемурии, Морадита, К золотому дракону шел.

6

Было страшно, точно без брони Встретить меч, разящий в упор, Увидать нежданно драконий И холодный и скользкий взор. Помнил жрец, что десять столетий Каждый бывший здесь человек Видел лишь багровые сети Крокодильих сомкнутых век. Но молчал он и черной пикой (У мудрейших водилось так) На песке пред своим владыкой Начертал таинственный знак: Точно жезл, во прахе лежавший, — Символ смертного естества, И отвесный, обозначавший Нисхождение божества, И короткий, меж них сокрытый, Точно связь этих двух миров… Не хотел открыть Морадита Зверю тайны чудесной слов.

7

И дракон прочел, наклоняя Взоры к смертному в первый раз: «Есть, владыка, нить золотая, Что связует тебя и нас. Много лет я провел во мраке, Постигая смысл бытия, Видишь, знаю святые знаки, Что хранит твоя чешуя. Отблеск их от солнца до меди Изучил я ночью и днем, Я следил, как во сне ты бредил, Переменным горя огнем. И я знаю, что заповедней Этих сфер, и крестов, и чаш, Пробудившись в свой день последний, Нам ты знанье свое отдашь. Зарожденье, преображенье И ужасный конец миров Ты за ревностное служенье От своих не скроешь жрецов».

8

Засверкали в ответ чешуи На взнесенной мостом спине, Как сверкают речные струи При склоняющейся луне. И, кусая губы сердито, Подавляя потоки слов, Стал читать на них Морадита Сочетанье черт и крестов: «Разве в мире сильных не стало, Что тебе я знанье отдам? Я вручу его розе алой, Водопадам и облакам; Я вручу его кряжам горным, Стражам косного бытия, Семизвездию в небе черном, Изогнувшемуся, как я, Или ветру, сыну Удачи, Что свою прославляет мать, Но не твари с кровью горячей, Не умеющею сверкать!»