Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки – воин Господа - Гай Орловский

Я помахал сверху, Гугол сердито оглянулся, но Сигизмунд что-то сказал, оба подхватили с земли седла, Сигизмунд еще и доспехи, бросились вниз к коням.

Снизу поднимались степняки. К моему удивлению, низкорослые кони чуть ли не зубами цеплялись за каждый выступ, всхрапывали, сопели, но с каждой минутой приближались, топоры уже в руках всадников, глаза шарят по всем щелям. Я пригнулся за большим камнем – вдруг кто выстрелит из лука, а я все же не учился ловить стрелы, хотя уверен, что, попрактиковавшись малость, могу и это, тут еще те супермены…

Выждав чуть, я поднялся, швырнул молот, глаза успели схватить не меньше десятка всадников, тут же пригнулся. Молот радостно взревел, исчез, я услышал глухой удар, быстренько привстал, вовремя поймал, бросил снова и тут же присел, опасаясь стрел. На этот раз перед глазами стояла, как на стоп-кадре, картина падающих обратно на тропу коней вместе со всадниками.

Я вскочил, вовремя выставил руку с приглашающе распахнутой ладонью. Молот звучно шлепнул рукоятью, я швырнул в третий раз, но уже не прятался – незачем. Грохот, дикий крик, ржание, лягающиеся по воздуху копыта – с горы с грохотом катилась целая лавина, в которой среди падающих камней мелькают кони, люди, во все стороны разлетается щебень, песок, трещат и рассыпают зеленые листья ветки, за которые тщетно пытались ухватиться падающие.

Некоторое время я стоял как идиот, радостно обозревая разом очистившийся склон, как вдруг мимо уха вжикнуло. Волосы дернуло с такой силой, что я откинулся, с размаха сел на камень, больно ударившись копчиком. Вторая стрела пронеслась там, где только что была моя голова. Или горло.

Я ползком подобрался к своему камню, в одной руке меч, в другой – молот, прислушался. Чьи-то крадущиеся шаги… Вскочил, уже замахиваясь в движении, а едва приподнялся над краем камня, метнул. Рослый воин с топором в руке на цыпочках подбирался ближе. За ним так же тихонько крался второй, с луком в руках, тетива натянута.

Он мигом выпустил стрелу, но и молот понесся навстречу. Я нырнул за камень, стрела пронеслась выше, подпрыгнул, поймал молот и задержал его в руке. Лучник, похоже, пытался метнуться в сторону, как и я, избегая смерти, но молот держал цель в своей магически компьютерной памяти: сделал поправку, ударил, разнес голову, как пересохший глиняный кувшин, а на вираже задел второго так, что бросил на стену.

Одного взгляда на разбрызганное по всей стене красное пятно достаточно, чтобы понять: этих двух опасаться уже не стоит.

Я ждал, ждал, ждал, а солнце уже медленно опускалось за скалы. Небо начало наливаться багровым светом. В темноте ко мне подобраться будет намного проще. Никогда бы не думал, что стану вот таким идиотом, как киношный герой. Я, человек своего века, прекрасно знающий, что самая высшая ценность – жизнь, моя жизнь, а остальные пусть идут на фиг. Знающий так же, что для спасения жизни можно… да что там можно – обязан бежать, нестись сломя голову, и пусть остальных убивают и мучают, только бы не прищемили пальчик мне, самому лучшему на свете… все же вот я как идиот сижу здесь и «прикрываю отход».

И все-таки это я, мелькнула мысль. Почему? Потому что вокруг мораль такая? Все такие? Вряд ли… Я настолько чувствую свое превосходство над этими простыми людьми, что не видели компьютеров и не умеют пользоваться телефонами, что мне их моральные установки по фигу.

Пользуясь тишиной, еще один попытался подобраться ко мне снизу. Я сшиб его молотом и едва не прозевал другого – этот бросился с ножом в руке. К счастью, меч я не выпускал, и храбрец накололся на острие, как листок бумаги на спицу.

Остро ударило в левое плечо. Пальцы разжались, меч выскользнул, но правой рукой я метнул молот, а мысль его повела настолько яростная, что в десяти шагах вдрызг разлетелись осколки камня, донесся сухой треск, а на отвесной стене расплылось красное пятно. Человек выронил лук и сполз на землю. Вместо головы у него было нечто окровавленное, похожее на красную половую тряпку.

Я стиснул зубы, потрогал древко толщиной в палец, засело в плече глубоко. Наверное, глубоко. Никогда меня вот так не ранили, никогда я не сидел со стрелой, торчащей из моего драгоценного тела, но вот сижу. Боль до странности терпимая, ничего ужасного. Намного более дикая, настоящая режущая боль была, когда однажды угодил молотком вместо гвоздя по пальцу.

Еще две стрелы ударили над головой. Похоже, пугают, не хотят, чтобы высунулся или поднял голову. Значит, под прикрытием «огня» подкрадываются ближе. Если тактика слоновьей атаки, которую изучают в наших генштабах, и непригодна для ракетно-ядерных войск, то вот огневое прикрытие наверняка изобрели еще неандертальцы, забрасывая противника булыжниками.

Я отполз от камня, меч уже переложил в правую руку. Внезапно через камень бросились сразу трое. Наверное, готовились обрушиться на спрятавшегося врага, и потому лезвие моего меча разрубило двоих раньше, чем они успели подняться с того места, где я лежал минуту тому назад. Третий едва успел замахнуться ножом, как я всадил в него длинное лезвие невиданным здесь, но зато самым эффектным приемом, как вынужденно признал все видавший Бернард, – прямым колющим вперед.

Его глаза выпучились, он даже не успел сообразить, что же его убило, ведь я не вздымался в богатырском замахе, не вскрикивал, не сопел, не выкрикивал боевые проклятия. Просто его пронзила холодная сталь, и хотя никто не умирает сразу, это только в кино злодеи-статисты по двое-трое падают от одного выстрела в их сторону, но он ощутил, что этот удар – смертельный, и потому даже не пытался ухватить меня, свернуть шею, укусить или хотя бы плюнуть в мою сторону.

Он просто опустился мне под ноги, пригнув к земле и мой меч, я уперся в его живое тело, оттолкнул, освобождая меч, и мы снова на шаг друг от друга. Он начал умирать, хотя еще мог бы жить долго, а я торопливо зыркал по сторонам.

Странно, никто не стрелял, не шуршал, не подкрадывался. Наконец до меня дошло, что стреляли и подкрадывались те уцелевшие, что успели свалиться с коней, а остальных горная лавина унесла к самому подножию.

И все-таки я конформист, мелькнула мысль. Самый настоящий. Кирпичик общества. На чьей телеге еду, того и песни пою. А если бы я оказался в шайке разбойников? Наверное, вместе со всеми убивал бы и грабил, ибо у разбойников тоже есть жизненная философия, некие ценности и веские оправдания, почему они поступают именно так.

Или все-таки в этом рыцарском обществе нашлось нечто, что настолько задело меня, насквозь прагматичного, технизированного реалиста, уже все повидавшего, испытавшего и разочарованного, несмотря на свои двадцать пять лет?

Нет, это я себе льщу, а на самом деле…