Читаем без скачивания Севастопольская страда (Часть 3) - Сергей Сергеев-Ценский

Над рекой по всей долине стоял плотно густой туман, сквозь который едва серела предрассветная полоса на востоке, и в этом тумане и тишине загремели, будоража гарнизоны неприятельских укреплений, четырнадцать орудий, осыпая снарядами гору Гасфорта, и восемнадцать, действовавших против Телеграфной горы.

Эта гора, расположенная на правом берегу Черной, была предмостным укреплением союзников и занята была сардинцами, как и Гасфортова.

Пушечная пальба была не беспорядочной, а выдержанной, и это понравилось одному из казаков конвоя Горчакова, и в промежутке между выстрелами он похвалил артиллеристов:

- Пришибисто бьют наши! Не пущают пороху прахом...

Слово "пришибисто" пошло гулять между адъютантами князя, дошло до него самого, и он заторопился, забеспокоился:

- А что же отряд Реада? Пора и ему начинать!.. Поезжай сейчас же, обратился он к подполковнику Красовскому, - скажи генералу Реаду, что пора начинать!

- Слушаю, ваше сиятельство! - И Красовский повернул коня и ринулся вниз по дороге, ведущей к отряду Реада.

II

Командир третьего корпуса Реад был уже стар, как и полагалось генералу от кавалерии, однако не настолько, чтобы не видеть трудность, если не полную безнадежность выпавшей на него задачи.

Когда-то в молодости он был участником почти всех сражений русских войск с Наполеоном, отличился в Польской кампании тридцать первого года, наконец долго служил на Кавказе, которым и управлял временно перед переводом в Севастополь.

У него был большой военный опыт, и не зря томили его тяжелые предчувствия перед боем на Черной.

Он и о "месяце с левой стороны" вспомнил в эту ночь.

- Вы с какой стороны увидели месяц? - спросил он своего адъютанта ротмистра Столыпина.

- С правой, ваше высокопревосходительство, - политично ответил Столыпин, не заметивший, впрочем, с какой именно стороны увидел он в первый раз в эту ночь месяц.

- А я так с левой, - сумрачно отозвался ему Реад. - Говорят, что это плохая примета.

После этого короткого и маловразумительного разговора он в своей палатке уселся писать письмо своему семейству, письмо прощальное, тоскливое и самое серьезное из всех когда-либо писанных им писем.

Спустя несколько минут после того, как левое крыло отряда Липранди начало обстрел стоящих перед ним высот, Реад приказал своей артиллерии открыть канонаду по Федюхиным высотам, и минут двадцать длилась уже эта канонада, когда перед Реадом возник в утреннем тумане зловеще серым пятном посланец Горчакова.

- Ваше высокопревосходительство, его сиятельство изволили приказать начинать! - отрапортовал без передышки Красовский.

- Что значит это самое "начинать"? - удивленно спросил его Реад. Что такое я должен начинать?

Около него был в это время и начальник штаба его корпуса генерал Веймарн, чувствовавший себя снова больным в сырой долине речки.

Он только что вернулся со стороны батарей отряда; начальник артиллерии сказал ему, что открытый было огонь по Федюхиным недействителен, что снаряды падают ближе укреплений противника.

- Я приказал прекратить бесполезную трату снарядов, - доложил Веймарн Реаду.

- А тут как раз вот приказание от князя передают мне: начинать! Что же именно должен я начинать? - снова обратился Реад к подполковнику Красовскому.

- Я не могу сказать в точности, что именно начинать, но, по-видимому...

- Если начинать артиллерийскую подготовку атаки, то мы ее уж начали! - рассерженно выкрикнул Реад.

- И прекратили, - дополнил Веймарн.

- По-видимому, слово "начинать" относится к сражению, - докончил, что думал сказать, Красовский.

- К сражению? Я сражение начал уже, можете передать это князю!.. Я продвину артиллерию ближе, чтобы не было недолетов.

- Мне кажется, что слово "начинать" равносильно было слову "атаковать", - возразил Красовский уверенным тоном штабного офицера.

- Атаковать? - очень удивился Реад. - General, - обратился он к Веймарну, - il faut attaquer!*

________________

* Генерал, нужно атаковать! (фр.)

- Как так атаковать? Без выстрела атаковать высоты? Не может быть! испуганно отозвался Веймарн.

- Однако таково приказание князя, вы слышали?

Красовский молчал, так как успел уже потерять уверенность, а Веймарн горячо заговорил, желая убедить Реада в том, что он не так понял приказание:

- Ваше высокопревосходительство! Это недоразумение, не больше! Атака безусловно преждевременна! Войска не вышли еще на линию, не заняли своих мест. Наконец, кавалерийский полк должен стать на нашем правом фланге, а где он? Его еще нет, верный признак, что атаковать рано!

- Господин полковник, еще раз: как было вам сказано князем? торжественно обратился снова к Красовскому Реад.

- Мне было сказано: "Передайте, что пора начинать!" - вот и все, что было мне сказано, - повторил как изученное посланец Горчакова.

- Отлично, начнем! - еще торжественнее сказал ему Реад. - Так как артиллерийскую стрельбу мы уже начали и бросили, то теперь нам остается только начать атаку пехотными частями! Передайте его сиятельству, что мы идем в атаку.

Красовский, не теряя больше ни секунды, отъехал искать князя, а Веймарн все еще не мог прийти в себя от явной нелепости и полученного приказа и того положения, в какое попал благодаря этому весь отряд.

- Нужно подождать другого приказания князя, - попробовал он в последний раз убедить своего начальника.

- Как другого приказания? - удивился Реад.

Он был новым в Крыму человеком и не вполне еще успел изучить Горчакова. "Приказание, контрприказание, отмена приказания", - этого ожидал Веймарн, но Реад пришел к мысли, что Горчаков захотел воспользоваться туманом и ранним утром, что спустя полчаса, например, идти в атаку придется уже под первыми лучами солнца.

- Мне кажется, нужно несколько подождать, - сказал Веймарн.

- Je ne peu pas attendre; j'ai l'ordre du Prince*, - категорически возразил Реад. - Вы двинете вперед для атаки Одесский полк!

_______________

* Я не могу ожидать, я имею приказание князя (фр.).

Веймарну теперь ничего уж не оставалось больше, как подчиниться чему-то заведомо нелепому, чему безропотно должны были подчиниться и солдаты Одесского, а за ним и двух других полков славной 12-й дивизии.

Этой дивизией командовал теперь генерал Мартинау, а Одесским полком полковник Скюдери, отличившийся в Балаклавском сражении 13 октября.

Обычно жизнерадостный и веселый, Скюдери в эту ночь одержим был мрачным предчувствием и, когда получил приказание строить свой полк в колонны к атаке, удивленно возразил только:

- Кто же атакует укрепленные позиции без бомбардировки? - и, не получив на этот вопрос ответа, добавил: - Вот оно! Началось!..

Атаку на Федюхины высоты нельзя было вести, не овладев каменным мостом через Черную, а мост этот, называвшийся Трактирным от бывшего здесь раньше трактира, прикрывался укреплением с правого берега реки.

- Выбить неприятеля из укрепления, овладеть мостом, переправиться через реку - по мосту, вброд и потом... вести полк свой в атаку на Федюхины, - тоном приказа, делового, точного, краткого, обратился к Скюдери командующий дивизией.

Скюдери повторил приказание:

- Выбить из укрепления... Занять мост... Переправиться... Вести в атаку...

Оценив по достоинству, по степени трудности каждое из этих четырех действий, заданных его полку, Скюдери покачал головой, безнадежно махнул рукою и бодрой, твердой походкой направился к четвертому батальону своего полка, стоявшему впереди трех других.

Четвертый батальон стоял уже построенный в ротных колоннах, с легкой артиллерией в интервалах между рот; остальные батальоны построены были в колоннах к атаке, то есть сплошными массами.

Но впереди четвертого батальона выстроились две роты стрелков, составляя цепь штуцерников... Все были готовы. Барабанщики застыли на своих местах, подняв палочки над барабанами. И солдаты и офицеры были в шинелях, как это вошло в обыкновение при ночных боях в Севастополе, какие бы жаркие ни стояли дни. Впрочем, у реки, в тумане вполне впору была шинель.

Вот сильная ружейная пальба поднялась вдруг влево, у сардинцев, на Гасфорте. Мартинау, появившись перед Скюдери, закричал:

- Артиллерию вперед! Прикажите сниматься с передков!.. Открыть ружейный огонь!.. Что же вы! Там уж атака!..

Он указал рукой влево и кинулся сам торопить артиллерию. Пальба началась. Она подействовала на солдат, как удар по их тесно сплоченному локтями серошинельному телу. Вперед их летели ядра, и пули, и картузы картечи, вот-вот раздастся команда их командира полка, затрещат барабанщики, и они бросятся вслед за свинцовым горохом туда, где пока еще почему-то тихо, - притихли враги...

Пять минут... десять... Всё хлопают частые выстрелы легких орудий, дым смешался с туманом, разрываемым в клочья, как каляная парусина, то ружейными залпами, то одиночными выстрелами стрелков впереди...

Становится как-то даже неловко, неудобно, тесно стоять без движения на одном месте, когда давно уже приготовились к сильному, порывистому броску тела...