Читаем без скачивания Анубис - Вольфганг Хольбайн

— Браво, — холодно сказал он. — Это была пламенная речь. Ты никогда не подумывал стать проповедником, Могенс? Талант у тебя есть.

Он хлопнул еще раз и приступил на шаг. Фальшивая улыбка в его холодных глазах растаяла, ее место заняла неприкрытая, едва сдерживаемая ярость.

— Позволено будет спросить, что ты тут делаешь?

— Профессор Ван Андт сопроводил меня сюда по моей настоятельной просьбе, — вмешался Уилсон.

Грейвс проигнорировал его.

— Я тебя спрашиваю, Могенс, — повторил он. — Мне казалось, я выразился достаточно ясно по поводу присутствия здесь посторонних.

Могенс открыл было рот, чтобы защитить себя, но Уилсон его опередил. Решительным шагом он заступил между Грейвсом и Могенсом.

— Это лично мое решение спуститься сюда, доктор Грейвс, — сухо сказал он.

Грейвс неохотно отвел взгляд от Могенса и повернулся к шерифу. Бешеный гнев в его глазах сменился не менее яростным презрением.

— А вы здесь вообще не можете ничего решать, шериф, — процедил он. — Вы ступили в частное владение. Кажется, я об этом уже упоминал.

Уилсон вытащил из нагрудного кармана сложенный вчетверо листок и протянул его Грейвсу. Грейвс и не подумал взять его в руки, просто смотрел с отвращением, как будто это было что-то омерзительное.

— Боюсь, вы ошибаетесь, доктор Грейвс, — официальным тоном сообщил Уилсон. — Вот судебное предписание, которое дает мне право ступить в ваше частное владение и осмотреть его.

Могенс был изумлен. Если у шерифа было предписание, почему ему он не указал на это?

— Судебное предписание? — переспросил Грейвс.

Его голос звучал удивленно, удивленно и скептически, однако к этому примешивалась и опасливость. Тем не менее он не шевельнул и пальцем, чтобы взять лист, который Уилсон ему настоятельно предлагал.

В конце концов, шериф вздохнул и засунул листок обратно.

— Я запросил предписание еще прошлой ночью. И как видите, даже у нас в провинции дела при необходимости двигаются быстро.

— Прошлой ночью? — Грейвс со знанием дела кивнул. — Стеффен времени не теряет. Сколько он вам заплатил, шериф? Я спрашиваю только потому, что в сложившихся обстоятельствах я мог бы заплатить вам больше.

Могенс все еще стоял почти за спиной Уилсона, поэтому не мог видеть его лица, но явственно увидел, как тот вздрогнул.

— Это не имеет ни малейшего отношения к доктору Стеффену, — задыхаясь, вымолвил он. — Я обратился к мировому судье сразу после того, как прошлой ночью осмотрел место аварии и обнаружил там следы.

— Следы?

— Кто-то похитил тела, — напомнил он.

— И? — Грейвс пытался выглядеть невозмутимо, но это ему плохо удавалось.

«Что-то происходит с его лицом!» — с ужасом подумал Могенс. Выражение высокомерного презрения все еще сохранялось в его глазах, но под ним постепенно поднималось что-то другое, темное, что неуловимо и быстро начало растекаться по всем чертам. Могенс призвал все свое самообладание, чтобы в испуге не отпрянуть. Он спрашивал себя, как Уилсон не видит этого.

— Люди реагируют очень болезненно, когда речь идет о покое их мертвецов, доктор, — ответил Уилсон. — На протяжении многих недель на кладбище происходят странные вещи. Говорят, по ночам слышатся жуткие звуки, некоторые видели ужасные тени. А теперь вот исчезли два трупа. Возможно, три.

— И? — Грейвс подчеркнуто равнодушно пожал плечами. — Мне-то какое дело? Если бы вы увезли тела, как вам и положено, вместо того чтобы оставить их лежать как мусор, этого бы не произошло.

Могенс непроизвольно затаил дыхание, но, к его удивлению, Уилсон не ответил и на эту провокацию.

— И это не были звери, которые питаются падалью, — спокойно закончил он.

— Не звери? — Грейвс недобро рассмеялся. — А кто же?

— Я не знаю, — Уилсон гнул свое: — Я видел следы, доктор Грейвс, и это не след животного. Во всяком случае, ни одного из известных мне.

— Это смешно. И на что же вы намекаете?

— Ни на что. Просто констатирую случившееся. Люди взбудоражены. То, что здесь происходит, внушает им страх. А напуганный человек иногда совершает поступки, которых лучше бы не делать.

Мрак, вырвавшийся из глаз Грейвса, стал агрессивнее, он уже начал захватывать и тело Грейвса, спустившись за пределы лица. Как Уилсон этого не видит?

— Я принимаю ваше замечание как угрозу, шериф, — угрюмо сказал Грейвс.

Уилсон равнодушно пожал плечами:

— Слово «предостережение» подошло бы больше. Однако как вам угодно.

Он хотел добавить еще что-то, но ограничился лишь покачиванием головы и отодвинулся на такое расстояние, чтобы держать в поле зрения Грейвса и Могенса одновременно. Долгие томительные секунды он пристально смотрел на них, переводя взгляд с одного на другого, выражение его глаз постоянно менялось. Потом поднял руку к нагрудному карману, куда положил судебное предписание, и твердо сказал:

— Эта бумага дает мне право немедленно прикрыть всю вашу лавочку. Благодарите профессора Ван Андта, что я этого не делаю.

Грейвс бросил на Могенса быстрый взгляд. И в нем не было благодарности, скорее распаленная ярость. Однако выхода ей он не дал.

— Как вам будет угодно, шериф.

Уилсон обратился к Могенсу:

— Не проводите ли меня обратно?

— Разумеется, — Могенс сделал шаг и остановился, когда шериф снова поднял руку.

— И вот еще что, — сказал Уилсон. — Пока дело не будет окончательно разъяснено, вынужден вас просить не покидать пределы лагеря.

По дороге наверх Могенс обратил внимание, что один из трех гробообразных ящиков исчез. К его облегчению, Уилсону это не бросилось в глаза, хоть он и промаршировал прямо, вместо того чтобы обходить их, как раньше. По пути к своему автомобилю шериф тоже не вымолвил ни слова, а когда он собрался отъезжать, Могенс набрался духу и попросил его отвезти их с мисс Пройслер в город, на что Уилсон сухо заметил, что его распоряжение о домашнем аресте касается не только Грейвса и Тома, но и их двоих. И, не дав ни малейшей возможности к продолжению разговора, укатил.

В следующие два часа Могенс не видел ни Грейвса, ни Тома, ни мисс Пройслер. Он не мог бы сказать, чем занимался это время, очнулся только когда Грейвс — впервые на его памяти — постучал в дверь и открыл ее, получив удивленное «войдите!» в ответ. Могенс словно вышел из транса и осознал себя стоящим за конторкой; перед ним раскрытая книга, название которой ему не было знакомым, а на языке ощущение обложенности. Он какое-то время почти непонимающе таращился на Грейвса, потом с еще большей ошеломленностью на раскрытую книгу и — не «почти», а однозначно — испуганным жестом захлопнул ее и поставил на полку, прежде чем повернуться к посетителю.