Читаем без скачивания Урусут - Дмитрий Рыков

– Стой, девочка! – попросил Белолобов.

Та послушно остановилась.

– Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, в какой квартире живет Марина Горячева? Она в шестом классе, пионерка.

– Не-а, – покачала головой девчушка и побежала дальше.

Бантики, чулочки, праздник…

Хлопнула дверь подъезда, на свет божий, щурясь на не сказать, что яркое, солнце, вышел помятый небритый субъект в трениках с отвисшими коленками, вынул папиросу и закурил. Праздник для него, очевидно, начался еще вчера. А то и раньше.

Олег бодрым, почти строевым шагом подошел к нему.

– Здравствуйте, товарищ!

Не хватало только салют отдать.

– Здорово… – неохотно ответил «коренной петербуржец», оглядывая незнакомца с ног до головы.

– Не подскажете, в какой квартире Вера Александровна проживает?

– Это артистка, чё ль?

– Так точно!

– А тебе-то что за дело? Она поклонников – сразу с лестницы.

– Никак нет! Доставка поздравительной открытки в честь 1-го мая от коллектива театра комедии имени Акимова!

– И чё там, адрес не знают?

– Потерял я, дяденька… – жалобным шепотом продолжил Белый Лоб. – Влетит…

– На папиросы дашь, скажу, – оживился строитель социализма.

Олег с удовольствием сунул ему в руку гривенник.

– Сорок третья, четвертый этаж. Только дверью не хлопай – у меня башка взорвется…

Путешественник легко вбежал по ступенькам, собираясь с силами, постоял у высокой двери и позвонил. Открыла женщина такой изумительной внешности, что он тут же забыл об имеющейся в силу обстоятельств разности в возрасте, да и о цели визита тоже – просто открыл рот от удивления, и все.

Хозяйка улыбнулась, а затем вопросительно подняла брови.

– Э-э… – только и нашел, что выдавить из себя, Белолобов.

– «Э»? – засмеялась она. – Наверное, для нынешней молодежи это нормальное приветствие, но я бы предпочла что-нибудь более традиционное. Например: «Добрый день».

– Добрый день, Вера Александровна! Просто вы женщина такой ошеломительной красоты, что я на секунду потерял дар речи. Меня зовут Олег Белолобов, мне нужна Марина.

Она захохотала. Голос низкий, глубокий. Подошло бы для пения не только ««Монтевидэо, Монтевидэо, пускай не едет в тот край мой Лэо…», но и для чего-нибудь более серьезного.

– «Ошеломительной красоты»? Что-то новенькое! Обычно говорят – «ослепительной».

– На сей счет у меня имеются солнцезащитные очки.

– Ха-ха! Бравый мальчик! Только нельзя говорить: «Мне нужна». Некрасиво. Надо: «Я с удовольствием бы увидел…»

– Да, да, – уже овладел собой Олег, – вашу внучку – конечно, с вашего прямого разрешения. Надеюсь, вы не станете возражать против нашего краткосрочного свидания.

– Почему нет? – хозяйка сделала в воздухе плавный жест рукой. – Только сама Марина ждет вашей встречи?

– Очень на это надеюсь, – честно ответил гость, – хотя до конца не уверен.

– Хм. Странноватый поклонник у моей внучки.

– Я, с вашего позволения, не поклонник. Я по делу. Важному.

Вера Александровна опять засмеялась.

– В каком вы классе?

– В шестом.

– Что может быть важнее тех дел, когда ты в шестом классе! Как их много! И от всех них зависят судьбы мира, не иначе.

– В точку, – кивнул Олег.

– Ну что ж… Солидный мальчик с портфелем, мне такие нравятся. Проходите – она на демонстрации, но вернется с минуты на минуту.

Прокол. Дома нет. Надо было во дворе вылавливать.

– Может, я, – показал он ладонью за спину, – у подъезда, на воздухе подожду…

– Нет, исключено. Первый раз я вижу Марининого кавалера, да еще «по делу», и не пущу его за порог? Уж извольте погостить! Чаю выпить! Щечки-то, смотрю, розовенькие, намерзлись, поди?

– Ну разве что чуть-чуть, – сказал Белый Лоб, заходя в дом.

Пространства имелось много, потолки уходили ввысь, узорчатые обои, никудышные картины, в углах расположились кадки с цветами, привычное трюмо – куда же без него? – но все было какое-то обветшалое.

– Курточку можно на крючок, портфель – на тумбочку, а сами прямо проходите – там гостиная. Присаживайтесь, где удобнее, а я пока на кухне похлопочу.

Круглый стол под абажуром, стулья с высокими – для Гулливеров – спинками, шкафы, фотографии на стенах. Цирк, цирк, вот уже и театр. Теперь – семейные. Вроде бы узнал Марину – совсем маленькую.

За просмотром истории поколений его и застала хозяйка. В руках она держала поднос с чайным набором и сладостями.

– Чай-варенье-печенье, – объявила она и поставила поднос на стол. – Хотя, если вы по-настоящему голодны, приготовлю что-либо серьезное.

– Нет-нет, что вы, – ответил он и присел следом за ней, – я уже успел позавтракать. В местной рюмочной.

– В рюмочной? – глаза актрисы наполнились ужасом. – Туда пускают детей?! А зачем вам завтракать в рюмочной – не легче ли это сделать дома?

– У меня дом, Вера Александровна, – после того как она налила ему в чашку чай, гость благодарно кивнул и поставил ее перед собой, – в некотором отдалении отсюда. Честно говоря, если брать во внимание все детали, то совсем далеко. А так…

– То-то я чувствую чужой акцент! – погрозила она пальцем.

– Акцент? Может, это у вас акцент – «поребрик», «парадное»…

– Москва, значит?

– Москва.

– И когда же это моя веселушка успела познакомиться с мальчиком из столицы?

Олег подумал, что ответить. Сказал:

– Я думаю, в ее отсутствии обсуждать этот вопрос некорректно.

Хозяйка долго смотрела на него.

– Думаю, ваш приезд как-то связан с истерикой, что произошла у нее двое суток назад, ночью?

Сработало! То же самое! Однако, жаль, что истерика, и жаль, что бабушка заметила.

– Вот это мы и должны обсудить.

– Втроем! – приподнялась хозяйка со стула.

– Сначала – вдвоем, затем, если захочет, она с вами поделится.

– Угу. Строгий, значит. Москвич. В рюмочной позавтракал. Печенье-то берите.

– Спасибо, не ем сладкого.

– Ребенок – не ест сладкого. Рахметов вы какой-то? Готовите себя к какой-нибудь новой мировой революции?

– Скорее к антиреволюции.

– О!

– Вера Александровна! Вы очень хорошая женщина! Всё гораздо лучше, чем вам может показаться! Но я столько лгал за последние два дня, что просто устал, и разыгрывать перед вами приличного мальчика из добропорядочной семьи, рассказывать о мнимом увлечении полетами в космос и покорением галактик – не хочу! Надоело!

– Вы не увлечены полетами в космос? – хозяйка даже заулыбалась. – И что же входит в сферу ваших интересов?

– Торговля. Биржевая торговля. Без собственно перемещения и реализации товара. Торговля правом собственности на то или иное. Например, на продукцию предприятия. Или на часть самого предприятия. Или на весь консорциум, куда входит предприятие.

– Напугали вы меня. Это же невозможно? Это, что, спекуляция такая?

– Да. Обычная спекуляция. Только в больших масштабах.

– А… Почему именно это? Для вашего-то возраста? Почему не кинематограф… спорт… армейская служба… Тем, чем обычно грезят и чем хотят гордиться дети?

– Или комсомольское функционирование, затем партийное функционирование с целью сначала борьбы за привилегии, затем – выдвижения в первые лица государства с последующей возможностью влиять на реальную политику страны. Этим же дети не грезят?

– Нет…

– Тогда почему у нас такой раздутый, огромный, неповоротливый аппарат? Отвечаю: жизнь заставляет. А я решил для себя просто: деньги. Как сказал перуанский писатель Марио Варгас Льоса: «Деньги – единственная форма счастья, которую можно потрогать руками».

– И как же вы этим занимаетесь? В СССР, в шестом классе?

– Никак. Вы же спросили об увлечениях, все, мною сказанное – на будущее. А пока мы с Мариной будем спасать мир.

– Поразительный мальчик. Немудрено, что вы запудрили моей внучке мозги.

– У нас иные, дружеские, отношения.

– Верю-верю… Ну, а человеческие, то есть лично мне более понятные увлечения у вас есть? Поэзия, например, литература? Лермонтов? Пушкин?

– Лермонтов – маньяк с суицидальными наклонностями, счастливо воплотивший их в жизнь.

– Пушкин?!

– Специально для вас. Посвящается Вере Александровне…

– Фоминой.

– Фоминой.

Я знал красавиц недоступных,Холодных, чистых, как зима,Неумолимых, неподкупных,Непостижимых для ума;Дивился я их спеси модной,Их добродетели природной,И, признаюсь, от них бежал.И, мнится, с ужасом читалНад их бровями надпись ада:Оставь надежду навсегда.Внушать любовь для них беда,Пугать людей – для них отрада.Быть может, на брегах НевыПодобных дам видали вы…Хозяйка пару раз хлопнула в ладоши.

– Однако, ну и выбор для чтения.

– Так у Лермонтова вообще – трупы, черви, личинки, мрак, зловоние.

– Фу.

– И я о том же. Есенин – пьяница-самоубийца, Пастернак жил с несколькими женами, Маяковский-самоубийца жил с одной женой, но на пару с товарищем. Фет-Тютчев? Даже вспоминать смешно. Некрасов перед написанием очередной поэмы ночами напролет играл в карты для поднятия тонуса. Хлебников – пародия, совковые певцы комсомольских строек – все, чай уже не смогу пить, рвотное, современных при мне даже не произносите – через тридцать лет их всех забудут.