Читаем без скачивания Огнем и водой - Дмитрий Вересов

Вадим остановился перед стальной сферой, стоявшей посредине помещения. Металл тускло блестел под слоем пыли. Он заглянул внутрь через узкое окошко, стерев платком пыль с толстого стекла. За его спиной Ника щелкнула тумблерами.

– Отойди оттуда, пожалуйста! – сказал он.

За ней нужен глаз да глаз, как за ребенком. Впрочем, будь здесь Вера, он чувствовал бы себя увереннее.

Он сорвал пломбу с тяжелой рукояти. Помимо нее был еще винтовой засов, как на подводной лодке. Вадим повернул вентиль несколько раз, он поддался легко, и спустя несколько секунд дверь распахнулась.

Внутри сферы на круглом мраморном основании стояли два латунных цилиндрика. Мрамор под ними был пронизан блестящими проводниками. Иволгин склонился над ними, словно археолог, изучающий орнамент в каком-нибудь древнем храме.

– Что же вы здесь делали, черти?! – обратился он к своим предшественникам. – Что все это значит?

– Вадим! – испуганно пискнула из темноты Ника. – Где ты?! Я боюсь!

«Ага, призналась!» – подумал он с какой-то мальчишеской радостью.

– Я здесь! – сказал он, не спеша покидать свое место. – В этом… В этой штуке!

– Мне кажется, здесь кто-то есть, – сказала она тихо.

Вадим вздохнул и поднялся на ноги, отряхнул пыль с колен. Вдруг кольнуло странное предчувствие, из тех, что посещают в последнее мгновение, когда все равно нельзя ничего отменить. Бесполезное предчувствие. Где-то наверху электрик закончил разбираться со своими пробками, предохранителями и рубильниками.

– Свет! – крикнул кто-то вдалеке. – Свет сейчас будет!

– Оперативно, – кивнул Иволгин.

В следующее мгновение в зале загорелись лампы, а между латунными столбиками зазмеилась голубая дуга. В воздухе раздался мелодичный звон. На стенах заплясали тени, его собственная тень, искаженная, вытянулась до противоположной стены. Дверь сферы стала закрываться.

– Ох! – Вадим испугался и обрадовался, как ребенок.

Такое чувство он испытывал разве что в далеком детстве, когда ждал в Новый год приближения полуночи, а свет голубой дуги напоминал сияние гирлянд. Сюрприз… «Сюр-прайз», как сказал бы Корнеев.

Вадим услышал крик Ники, ее фигура появилась в сужающемся проеме двери. Он взмахнул рукой, хотел крикнуть, чтобы она не подходила, но не успел. Ника исчезла, исчезла сфера. Исчезло все.

Вокруг была странная пустота. Серая и пыльная. Где-то рядом тихо вздыхало море, а далеко-далеко на горизонте, если здесь было применимо это слово, то вспыхивал, то затухал голубой огонек. Но ничто из этого не подходило в качестве ориентира, ибо и огонек, и шум прибоя беспрестанно перемещались, да и само понятие направления здесь было весьма абстрактным. Иволгин вскоре убедился, что, двигаясь к огню, он удаляется от него, и наоборот. «Зазеркалье», – подумал он. Любимая книжка его дочери в недавнем прошлом. Потом Вадим услышал голос. Голос позвал его по имени: – Вадим!

В Петрограде пахло порохом. Красного кумача на улицах было не так уж и много. Улицы выглядели серо. Невский обзавелся щетиной и перегаром. Иволгин был растерян и смущен. Ощупал карманы, обнаружил сухарь. На кавалерийской портупее висела кобура с маузером. Он знал, что умеет стрелять, что стрелял… Гдето далеко отсюда.

По улицам бродили безумцы и пророки. И тех и других расстреливали за контрреволюционную пропаганду. Впрочем, чтобы получить пулю от революционного пролетариата, в эти дни не требовалось особых причин.

Куда идти, было неясно. То тут, то там мелькали патрули. В городе орудовали уличные шайки – экспроприировали ценности у «буржуев». Новая власть не пыталась, да и не имела возможности бороться с ними. На одной из улиц в них выстрелили. Пуля взвизгнула, отрикошетив от стены. Невский подхватил Вадима под локоть и затащил в ближайшую подворотню.

Выглянул наружу, выхватив из-за пазухи револьвер. Стрелять не стал – не видно было, куда стрелять, а патроны следовало беречь. Вадим растерянно смотрел на него, потом достал свое оружие. Невский рукой отвел от себя дуло маузера и попросил убрать назад в кобуру – от греха подальше.

Вадим подумал о Кисе. Кисе, которая ждет его сегодня вечером в Петербурге две тысячи третьего года и наверняка сделала его любимый салат. Хотелось есть.

– Продвигаться нужно к Смольному! – робко предположил он, памятуя уроки истории. – Там, наверное, побезопаснее и есть горячая еда!

– Это верно, товарищ Иволгин! – улыбнулся Невский. – Только наш случай как раз тот, когда прямой путь не самый близкий! Пойдем! – Он повел Вадима дворами, угадывая интуитивно направление.

Мандат, лежавший в его кармане, не вызвал сомнения у первых проверяющих, но, кто знает, повезет ли им в следующий раз. Не повезло. Безграмотный революционер в кожаной тужурке задержал их до прихода некого товарища Жутина, который умел читать. Товарищ Жутин все не шел, приходилось рассматривать обстановку бывшей конторы, где за столом, положив на него ноги, словно ковбой с Дикого Запада, сидел сторож из фабричных рабочих, которому было велено сторожить задержанных.

Время от времени он целился то в одного, то в другого из дамского браунинга.

Потом, наконец, появился грамотный Жутин, рабочий с браунингом получил по шее. Мандат был прочитан, принесены извинения товарищу Невскому и контуженому Иволгину. Вадим насчет контузий не спорил. Он решил во всем доверяться своему спутнику. Так будет лучше.

Жутин имел вид человека занятого. Был он коротышкой с рыжими усами, в солдатской шинели. Сразу отделаться от его общества не удалось. Он усадил всех в реквизированное у какого-то буржуя авто, которое, впрочем, никак не удавалось завести. Жутин обвинял шофера в саботаже и грозил расстрелять на месте по закону военного времени. Наконец, машина завелась, и они поехали. Жутин, как и Невский, переговаривались, держа в руках пистолеты. На всякий случай.

Кабак, в который Жутин привез товарищей Иволгина и Невского, производил довольно мрачное впечатление. Ничего лучшего Жутин предложить не мог, ничего лучшего просто не было. Даже Невский, повидавший за жизнь немало злачных заведений, чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Подвальное помещение было заполнено разномастными посетителями, среди которых преобладали люди в форме или по крайней мере – с оружием.

За соседним столиком, рядом с молодым человеком нервического, как тогда сказали бы, типа, сидела дама и стреляла глазами из-под вуали в сторону Невского.

Жутин принял это на свой счет, поправил портупею и пригладил волосы.

– Революция, революция… – бормотал негромко молодой человек, который ничего этого не замечал. – Вот увидите, не будет больше ничего – ни России, ни Европы…

– А вот мы сейчас спросим, что там за буржуазный элемент расселся! – Молодой человек не понравился Жутину, зато ему очень приглянулась его спутница. – Агитирует, контра!

Молодой человек немедленно исчез, вытесненный Жутиным за пределы заведения.

– Фанни! – сказала дама, которая немедленно пересела за их столик и протянула руку Иволгину. – Фанни Каплан.

– Она же Серафима Иванцова! – сообщил ему Невский.

Фанни-Серафима откинула вуаль и сморщила носик, давая понять, что огорчена разоблачением. На пальце у девушки светился тяжелый перстень с крупным камнем.

Иволгин представился и по выражению ее глаз понял, что встреча эта неслучайна. Выяснить подробнее не успел – вернулся Жутин. Бросал на Серафиму красноречивые взгляды и явно сожалел, что приволок в кабак новых знакомых. Оставить их на произвол судьбы ему, видимо, совесть не позволяла. Некоторое время сидели молча, тянули разбавленное вино и прислушивались к разговорам вокруг.

Разговоры, как им и полагалось по логике вещей, были крайне приземленными. Говорили о погромах, о голоде, о немцах. Говорили, что немцы непременно предадут, и со дня на день эскадрильи цеппелинов начнут бомбить Петроград, что хлеба в городе осталось на два дня…

Потом на улице, совсем рядом, что-то грохнуло. С потолка посыпалась пыль.

– Началось! – перекрестился кто-то. – Вот оно, допрыгались!

Раздался следующий взрыв, еще ближе.

Жутин снова выбежал наружу, на этот раз – спасать авто.

– Здесь должен быть черный ход! – быстро заговорил Невский, вставая и увлекая за собой Вадима и Серафиму. – Скорее, пока он не вернулся!

– Можно подумать, – пробормотала Серафима, – что ты здесь уже бывал!

– Прошу тебя, – сказал Невский, – все кабаки на свете похожи.

Выбрались в какой-то грязный проулок и быстро зашагали через дворы. Ворота теперь нигде не были заперты.