Читаем без скачивания Священная охота - Буджолд Лоис Макмастер

— Выйди, — прошептал Ингри, и дух волка, живший в воине, такой древний и измождённый, что казался всего лишь тёмной тенью, проскользнул у него между пальцев. Воин поднялся с колена и взглянул на ожидающих священнослужителей, потом протянул руку к просвещённому Освину — наполовину в приветствии, наполовину в мольбе. Освин искоса взглянул на Халлану, которая быстро закивала, и взял руку призрака. Воин-волк радостно улыбнулся и растаял в воздухе.

— Ох, — выдохнул Освин. — Ох, Халлана, я не знал… — Голос его дрожал, на глаза навернулись слёзы.

— Ш-ш, — успокоила его она. — Теперь, я думаю, всё будет в порядке. — Волшебница облизнула губы, глядя на Ингри так, словно он был помесью святыни, ради которой она проделала долгое путешествие, и её любимого ребёнка.

Ингри снова огляделся, смущённый необходимостью делать выбор, и поманил к себе ещё одного воина. Тот преклонил колено и неуклюже протянул Ингри голову, которую держал в руках. Ингри повторил кровавое прикосновение, хоть и не знал, какое значение имеет это последнее возлияние, и освободил тёмный дух сокола, исчезнувший в ночной тьме. Воин снова протянул руку Освину, и на этот раз Ингри разглядел, что, прежде чем исчезнуть, обезглавленный воин обрёл целость.

«Значит, Отец торопится забрать тебя…»

Вперёд вышла молодая женщина, в руках которой было знамя с головой рыси Линкслейков — клана, мужская линия которого пресеклась два столетия назад. Коснувшись её руки, Ингри был поражён: за женщину со знаменем цеплялись ещё две души. Рысь знаменосицы оказалась облезлой и грустной, а два других духа — такими израненными, что их невозможно было опознать. Ингри кровью нанёс на лоб женщины три параллельные чёрточки, что, по-видимому, оказалось достаточным, и она радостно направилась к Джоколу, который расцвёл, гордо выпрямился и поцеловал женщине руку и что-то шепнул, прежде чем она исчезла. Ингри мог бы поклясться, что услышал тихий весёлый смех, который звучал ещё мгновение после ухода знаменосицы.

«Ах вот что! Джокол — животное Дочери! Леди Весны знаменита щедростью своих благословений».

Следующим оказался тощий старик, устремившийся к Льюко, который посмотрел на него весьма задумчиво.

«Льюко, естественно, представляет Бастарда».

— Принц Биаст, — тихо позвал Ингри. — Боюсь, мне потребуется ваша помощь. — «Конечно, кому, как не ему, осуществлять выбор Сына».

— Подозреваю, что меньше всего этой ночью потребуюсь я, — пробормотала Халлана, кинув острый взгляд на могильный холм. — Я посижу с бедняжкой Фарой, пока не понадоблюсь. Ей несладко пришлось.

— Спасибо, просвещённая, — ответил ей Ингри. — Фара терпела издевательства от начала до конца и всё же в самый нужный момент вспомнила о том, что она — принцесса.

Биаст подошёл и встал рядом с Ингри, настороженно посматривая на него. На его лице были написаны смешанные чувства — и растерянность, и вызов. Безуспешно пытаясь помочь себе иронией, он пробормотал:

— Не следует ли мне называть вас здесь «сир»?

— Вам нет надобности как-нибудь меня называть: достаточно выполнить то, что от вас требуется. С Фарой всё в порядке? — Ингри кивнул в сторону всё ещё поникшей принцессы, к которой подходила Халлана.

— Я предлагал отвести её туда, где ждут Симарк и слуги священнослужителей, но она отказалась. Она говорит, что желает быть свидетельницей…

— Она это заслужила. — К тому же она была единственной, кто знал обо всём, что делал Хорсривер, — с момента смерти её отца до… до того, что могла принести с собой эта ночь. Если ему удастся выжить, это могло оказаться важным.

«Если же не выживу, то, возможно, ещё более важным…»

— Воины по большей части окажутся вашими, как я подозреваю, — сказал Ингри Биасту. — У древних королей было две обязанности: вести своих воинов в бой и приводить их обратно, домой. О второй из них Хорсривер в своём безумии и отчаянии забыл. Что касается этих воинов Древнего Вилда, их долг перед королём выполнен; остаётся только долг короля перед ними. Эта ночь, — вздохнул Ингри, — будет долгой.

Биаст сглотнул и коротко кивнул.

— Продолжайте.

Ингри оглядел призрачных воинов, которые снова начали напирать, и обратился к ним, повысив голос, хотя в этом, возможно, и не было надобности: каждое его слово было слышно повсюду на Кровавом Поле:

— Не опасайтесь быть забытыми, родичи. Моя вахта не закончится, пока вы не будете освобождены от вашей.

Перед ним преклонил колено молодой светлобородый воин — первый из длинной череды юношей, многие из которых были ужасно изувечены. Ингри выпускал на свободу одного животного за другим — кабанов и медведей, лошадей и волков, оленей и рысей, соколов и барсуков. Биаст присматривался к каждому из тех, кто проходил через его руки, словно видя в них собственное пугающее отражение.

Армии Аудара потребовалось два дня на то, чтобы убить всех, кто остался на Кровавом Поле; Ингри не мог себе представить, как ему удастся очистить их за одну ночь, однако в этом лесу, казалось, со временем творились какие-то странные вещи. Ингри не был уверен: то ли с ним происходило нечто подобное тому, когда его — шамана — охватывало боевое безумие, то ли боги подарили ему кусочек собственного божественного времени, того самого, благодаря которому они одновременно могли заботиться обо всех душах в мире. Ингри знал одно: каждый воин получал от священного короля мгновение полного внимания; и хоть и не Ингри задолжал им, расплачиваться приходилось ему.

«Действительно, вот что значит оказаться наследником!»

Потом он начал думать о том, что кончится раньше: череда воинов или его собственная жизнь. Может быть, они кончатся одновременно, в точном соответствии…

Когда в середине ночи к нему подошли дартаканские лучники, Ингри был озадачен: они не владели духами животных, и освобождать их было не от чего. В какую ловушку магии они угодили, какое сочетание бессилия богов, ночной битвы и кровавого жертвоприношения привело их к столетиям плена, он не мог себе представить. Он всё равно благословил их собственной кровью и прочёл в их глазах благодарность, когда направил души в руки ожидающих богов.

Женщина из клана Волфклифов с золотыми головками волков на браслетах поцеловала Ингри в лоб, когда он благословил её своей кровью, а потом, для собственного удовлетворения — в губы, прежде чем повернуться к Халлане. Губы Ингри заледенели от её поцелуя, но зато на губах женщины появилась слабая краска, как воспоминание о счастье, так что Ингри счёл, что обмен того стоил.

Небо начало сереть перед рассветом, побледневшие звёзды скрылись за облаками, когда Ингри подошёл к горькому окончанию своего дела. Около двух дюжин призраков держались поодаль, отвернув бледные лица от богов.

Ингри взглянул на Освина.

— Просвещённый, что мне делать с ними? — Он показал на призрачных воинов, которые были не в силах уйти от него, но и не желали приближаться.

Освин сделал глубокий вдох и неохотно ответил, словно вспоминая давно заученный урок:

— Небеса плачут, но свободная воля священна. Без возможности сказать «нет» согласие не имело бы смысла. Как насильственный брак не является браком, но преступлением и насилием, так и боги не желают или не могут подвергать насилию наши души. — Будучи добросовестным учёным, Освин не мог не добавить: — По крайней мере исключения из этого правила мне неизвестны.

«Эти воины тоже пали при Кровавом Поле; мой долг по отношению к ним неизменен. Что бы дальше ни было…»

Ингри прибёг к колдовскому голосу, приказал отчаявшимся призракам по очереди приблизиться, очистил от духов животных, каждому даровал каплю своей крови… И отпустил. Освобождённые от любых уз призраки истаяли даже прежде, чем достигли первых деревьев.

Теперь перед Ингри оставались двое: знаменосец, всю ночь простоявший рядом с Йядой у королевского знамени Волфклифов, и то существо, рядом с которым — и ради которого — он когда-то отдал жизнь при Кровавом Поле. Ингри понадобился весь остаток сил, чтобы подозвать к себе Хорсривера; усилие было так велико, что оба они оказались на коленях.