Читаем без скачивания Птенцы Виндерхейма - Алина Лис

«Будь мной!»

Не страшно потерять себя. Не страшно отбросить жалкое, несовершенное, дарованное природой тело, слиться с первозданной мощью стихии, стать ею.

Не страшно.

Весело.

Еще нет полетов. Нет неба, нет солнца, ветра в лицо, облаков, свободы. Только темный ангар, только бескрылый симулятор, навеки прикованный к земле. А синергия уже пьянит сильнее крепленого вина.

Здесь начало начал, точка гармонии, момент совершенства. Только здесь Альдис чувствует себя завершенной, только здесь она на своем месте, только ради этого она родилась и живет.

Служение? Призвание? Слияние?

Смешно! Зачем описывать словами высшую гармонию?! О чем может рассказать дождь, океан? О чем молчат рыбы, где скрывается край мира вещного? Что есть мир, зачем нужны слова?

Слова не нужны. Есть мир, а есть «я», которое одновременно меньше и больше, чем просто «я». Вот он – край мира, и рыбы молчат об этом, дождь и океан шепчут об этом, но человек не слышит.

Отречение?

Да, возможно. Каждый раз, перед тем как нырнуть в сияющий поток, надо пережить секундный ужас отказа от себя, разъединения.

Так и должно быть.

Чтобы стать кем-то новым, надо перестать быть тем, кем ты был. Чтобы слиться с «валькирией», надо перестать цепляться за свое «эго», отказаться, отпустить.

Сложно ли это? Ничуть!

Он рядом – тот, второй, имя которому Хельг. Бьется, стучит: «Пусти меня! Пусти!», но слишком цепляется за свое тело, за свое «я», слишком любит себя, слишком ценит, слишком дрожит над тем, какой он есть. И надо бы протянуть руку, впустить на радужный мост, но как можно?! Он отравит все вокруг своим зловонием, осквернит уединение, разрушит хрупкие связи, которые создала Альдис – опоганит, испортит, убьет, предаст, уничтожит…

«Лови!» – говорит Альдис и кидает образ-мячик (жертвенность, тепло, сострадание). А он не ловит. И можно злорадно сказать себе: «Это он! Он сам. Он не хочет!»

Не потому ли не ловит, что мячик упакован в оболочку из отвращения и неприятия?

«Делай сам!» – говорит ему Альдис и мысленно ныряет с радужного моста в безбрежный небесный океан. А он остается где-то внизу с завистью следить за ее полетом.

Из дневника Торвальда

– Хочешь, я их прибью? – прямо спросила меня Вандис.

Я отказался.

– Ну, давай я их хотя бы вздую, – не отступала моя бывшая твейр.

Я отрицательно помотал головой.

– Неужели даже просто поговорить с ними не дашь?! – возмутилась лучшая на потоке (после меня конечно же, не стоит об этом забывать!) оружейница.

Я представил «просто поговорить с ними» в исполнении Вандис. Воображение упорно рисовало окровавленный черенок лопаты и два хладных трупа.

– Я отлично справляюсь…

– Отлично?! Да вы со Скегги уже чуть ли не полностью индивидуальной синергией овладели к этому времени, а они еще в совместном управлении не разобрались!

Вандис преувеличивает, но разубеждать ее я не собираюсь. Пятый месяц обучения – начало первых занятий с учебными моделями «валькирий». Первые попытки синергии. Да, у меня сразу все пошло на отлично. У меня обнаружилась предрасположенность к синергии – точно такую же я сейчас наблюдаю у Альдис. Скегги шел следом за мной со скрипом, подстраивался целый месяц под оптимальный уровень, на котором мы могли сойтись в управлении «валькирией». Но и у Скегги оказалась склонность к синергии, а ведь я долгое время думал, что он попал в академию лишь по недосмотру в приемной. По расхлябанности его превосходил только я. И если бы не отец, гулял бы я сейчас по столице и заигрывал с дочками зажиточных горожан.

И никогда бы не повстречал Рангфрид.

И никогда бы не узнал, что это такое – быть богом небес…

(Последняя фраза небрежно зачеркнута.)

Так или иначе, но мы со Скегги уже к концу второго года могли гонять «валькирии» на уровне четвертого курса. Вот только на третий год моими напарниками стали Хрут и Вандис, а Скегги стал твейром у Линэд.

И теперь, вот уже вторую неделю наблюдая за стараниями моих ребятишек на «бескрылой» (так наш набор зовет учебные, конструированные лишь под синергию «валькирии»), я с легкостью могу сделать вывод: они безнадежны.

Совместная синергия в ближайшее время им не светит.

Если вообще светит.

Печально? Очень. А все из-за Хельга! Йотунский пацан совершенно не может создать базис-образ. Его навыки на «эйнхериях» хороши, его выдают отличная координация и простейшие, на уровне бессознательного, движения. Он точно знает, как и что делать – и не только благодаря моему обучению. Ни за что не поверю, что наземные турсы пацан до академии не водил. Как бы он ни отнекивался, но Торвальда Мудрого на мякине не проведешь! Пожелай он, то бишь я, добиться от Хельга правды, и тот рассказал бы мне все как миленький.

С подробностями!

Девчонка совершенно не хочет помогать пацану. Она чуть ли не вопит от восторга каждый раз, покидая симулятор, но стоит их усадить вместе и надеть на головы сенсошлемы – все. Сразу начинается противостояние. Хельг не может создать базис-образ, а Альдис сразу уходит в свои символ-константы. Протянуть руку, точнее, видение, она не собирается. Хотя я уже пару раз и намекал о сотрудничестве и общем деле – в глухую.

Печально.

Очень печально.

Мои ребятишечки – просто болваны!

На занятии по стратегическому моделированию воздушного боя, пока наставник Иджура покрывал доску геометрическими изображениями трехмерного пространства, я не выдержал и поделился печалью с Вандис и Хрутом. Моя грозная оружейница (приписка на полях: «К сожалению, уже не моя») тут же загорелась идеей личного воспитания детишек. Я не садист, хотя и хочется им быть временами, и поэтому постарался ее отговорить, жалея, что затеял этот разговор.

– По сути, они не виноваты, Вандис. – Я постарался донести до нее свои соображения. – С одной стороны, академия делает все, чтобы развить в них индивидуальное начало и принцип субординации. С другой стороны, все они равны – хоть перед той же академией и наставниками. Все дело в том, что они сознательно не стремятся быть командой, хотя на уровне договоренностей отлично понимают важность совместных действий.

– Но по какой-то причине их свели вместе, – неожиданно возразил Хрут, делавший из тетрадного листа самолетик. – По какой-то причине их вожатым сделали тебя, а не наставника.

– Есть у меня мыслишки по поводу этой причины, – проворчал я. – Честно сказать, нерадостные мыслишки. Я… Ай!

Стоит признать, наставник Иджура кидает мел очень метко.

Возобновить разговор получилось лишь позже, когда закончились занятия по безоружному бою. Я листал методичку для вожатых, стараясь отвлечься от мыслей о позорном проигрыше Езугенусу и Раме. Хрут, как всегда одолевший всех противников, лениво валялся на травке, жуя травинку. Недовольная Вандис – Линэд провела на ней отличный захват – наяривала вокруг нас круги, ища выход для переполнявшей ее энергии. Еще рядом осторожно примостился Ронан, или, как с недавних пор я стал его называть, «четвертое колесо в нашей замечательной трехколесной повозке».

Стоит ли уточнять, что уж кого-кого, а Ронана мне видеть не хотелось? Очередное напоминание о моем нынешнем статусе. Козел!

(Приписка на полях: «По здравому размышлению очевидно, что Ронан-то ни в чем не виноват, его самого сняли с должности твейра и перевели на фрира под начальство Хрута – но кому сейчас легко?! Козел, козел, козел!»)

– Ну и что ты думаешь с ними делать, Тор?

Я не сразу понял, о ком спрашивает Вандис.

– Езугенусу на фехтовании отомщу, – задумчиво ответил я. – А вот с Рамой придется повозиться – парень он не промах…

– Да я о твоих подопечных спрашиваю!

Ужас! Жажда крови и желание разрушать – будь таким каждый воин Мидгарда во время войны с Ойкуменой, то конунгат не потерпел бы поражения! Что таким паровые крепости! Солдаты погибли бы, но разнесли каждый ойкуменовский «абраксас» к йотуновой матери!

– А ничего не буду делать. – Я положил методичку на землю и вгляделся в горизонт, где сходились небо и море. В старые времена моряки верили, что там стоит дворец Ньёрда и достигший обители владыки океана обретет бессмертие в его морской дружине. Наука Храма доказала шарообразность сотворенного Всеотцом мира людей, но все равно среди мореходов бытует байка о сказочном замке морского повелителя.

– У них не за горами второе испытание на Маркланде. – Я улыбнулся. – Вот после него и посмотрим, безнадежны они или у них есть шанс остаться в академии.

Вандис недовольно пробурчала что-то хорошее о моем педагогическом таланте… или что-то плохое о моем попустительстве и безалаберности… неважно, это семантические нюансы. Я напустил на себя невозмутимый вид и вернулся к чтению методички.

И хотя я выглядел спокойным, на самом деле я боялся. Боялся, что второе испытание может сокрушить уверенность ребятишек в себе. Пускай Хельг воображает, что сделан из кремня. Пускай Альдис считает, что ей никто не нужен. После второго испытания десятеро из нашего набора сломались. И эти десятеро были в числе тех, кто покинул в конце года академию. А ведь они были настроены решительно, безумно желали стать первоклассными пилотами.