Читаем без скачивания Апокалипсис XX века. От войны до войны - Андрей Буровский

К тому же стало экономически сытее и понятнее. В 1920 году обыватель получал «лимон», то есть миллион рублей. И сам пририсовывал к нулям еще парочку. После чего мчался на рынок купить хоть что-нибудь, пока не пришлось прорисовывать еще нули, нули и нули. Теперь рубль сделался сравнительно стабилен. Все было государственное? Но тем стабильнее выдавали зарплату два раза в месяц, и она вовсе не обесценивалась между получками.

Власть требовала хотя бы внешней лояльности? Но эти лояльные могли ведь и не рвать глотку на собраниях, а тихо дремать на них раз в месяц. И при этом получать стабильную зарплату. Икры и севрюги в магазинах было немного, разве что в валютных магазинах. Но купить предметы повседневного спроса было вполне и вполне можно.

Давно известно, что архитектура — это окаменевшая политика. Сталинская архитектура очень хорошо отражает ощущение стабильности и преемственности. Сталинский псевдоклассицизм принято ругать: все эти колонны, портики, абаки, имитирующие античность. Но ведь никто при Сталине и не делал вид, что СССР прямо продолжает Римскую империю. Тут претензия на то, что мы продолжаем историю, мы идем вслед. Ощущение истории, которая продолжается здесь и сейчас.

Жилые здания эпохи Сталина основательны, приземисты, и с той же символикой продолжения. Массивно-надежные, они построены на века. И сегодня большая квартира в «сталинке» — капитал, в отличие от квартиры в «хрущевке».

Строились целые города и целые кварталы в уже существующих. Был даже проект перенести центр Петербурга в район нового Московского проспекта. В конце концов от этого отказались, но старый город Петербург дополнился почти таким же по площади «новым Петербургом» со зданиями в стиле «сталинского классицизма».

Возводились монументальные сооружения. Это и «Сталинские небоскребы» в Москве, и метро в Москве, а потом и в Ленинграде. Это монументальные сооружения вокзалов, речных вокзалов, советских учреждений и главков, вузов и школ. Поставили монумент «Рабочий и колхозница», много памятников Ленину, Кирову и Сталину. Города начали расти. Уродливо? Окруженные множеством бараков? Да. Но росли, приобретали другой, новый облик.

Можно смеяться над «сталинскими небоскребами» в Москве, считать «безвкусным» застройку Московского проспекта в Петербурге или потешаться над мухинской скульптурой «Рабочий и колхозница». Точно также со времен «перестройки» принято ругать метро в Москве: подземные дворцы, мрамор, и в то же время метро шумное, недостаточно комфортное…

Но ведь все эти постройки воплощали идеи освоения, величия и прочности. И были зримым воплощением этих идей, симпатичных миллионам людей.

При Сталине нормы жилья составляли не больше 4,7 кв. м на человека, а фактически на городского жителя по всей стране приходилось не более 4,1 кв. м. Причем 80 % жилья не имели горячей воды, 60 % — центрального отопления, а 40 % — канализации. В некоторых городах норма жилья составляла 1,6 кв. м на человека, а 50 % населения жили в землянках и бараках[193].

Отмечу, что тесные коммунальные квартиры были в то же время и надежными, и теплыми. Точно так же, как в рабочих столовых не подавали омаров, но кормили вполне сытно и вкусно.

А кроме того, рядом с этими тесными коммуналками сооружались Дворцы культуры и Дворцы спорта, стадионы и парки с осмеянными на тысячу рядов гипсовыми скульптурами. А стоит ли так уж смеяться? Статуи Летнего сада в Петербурге — из мрамора. Но много ли людей могли посещать Летний сад? Если мы хотим, чтобы плодами ваяния воспользовались миллионы, то и материал, и качество исполнения придется сделать несколько скромнее.

Массовые шествия и праздники, состязания, стадионы, спорт, монументальная архитектура были по душе если не всем, то многим. Вся атмосфера была пронизана энтузиазмом, позитивом, активностью.

В одном из своих романов Маринина великолепно показывает, что хуже всего и страшнее жить в городе, который делит несколько уголовных группировок. Но в городе, который захватила одна «мафия», жить сравнительно спокойно и безопасно: мафия сама наводит порядок. Таково и различие между странами на разных стадиях Гражданской войны. Пока на всех территориях схлестываются разные политические силы, все рушится, горит и стреляет. А на территории, прочно захваченной одной политической группировкой, становится уже можно жить.

Период хаоса неизменно сменяется периодом строительства, созидания. Хотя бы в виде «освоения захваченного», чтобы использовать ресурсы территории.

В 1918–1924 годах обломки Российской империи были малопригодны для жизни людей, которые живут честным трудом. СССР 1930-х сделался государством, где действовали очень жесткие правила. Но соблюдать эти правила было не так уж трудно, тем более — не непосильно. За труд платили. Лояльного — не трогали. Старательного — продвигали. Честного — поощряли. Становилось можно жить. Ведь при стабильности всегда выигрывают все, кто хочет трудиться и что-то производить.

Популярность сталинщины, среди всего прочего, указывает на то, что абсолютное большинство россиян не хотело иметь ничего общего с революционным маразмом и охотно поддерживало любые созидательные идеи.

УСИЛЕНИЕ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ

Казалось бы, чего еще желать? Коммунисты у власти, создан многомиллионный класс людей, лояльных к советской власти. Но именно в это время Сталин в речи «Об индустриализации и хлебной программе» 9 июля 1928 года на пленуме

ЦК ВКП(б) (4–12 июля 1928) говорит об… усилении классовой борьбы.

Имеет смысл привести текст речи с небольшими сокращениями: «Мы говорим часто, что развиваем социалистические формы хозяйства в области торговли. А что это значит? Это значит, что мы тем самым вытесняем из торговли тысячи и тысячи мелких и средних торговцев. Можно ли думать, что эти вытесненные из сферы оборота торговцы будут сидеть молча, не пытаясь сорганизовать сопротивление? Ясно, что нельзя.

Мы говорим часто, что развиваем социалистические формы хозяйства в области промышленности. А что это значит? Это значит, что мы вытесняем и разоряем, может быть, сами того не замечая, своим продвижением вперед к социализму тысячи и тысячи мелких и средних капиталистов-промышленников. Можно ли думать, что эти разоренные люди будут сидеть молча, не пытаясь сорганизовать сопротивление? Конечно, нельзя.

Мы говорим часто, что необходимо ограничить эксплуататорские поползновения кулачества в деревне, что надо наложить на кулачество высокие налоги, что надо ограничить право аренды, не допускать права выборов кулаков в Советы и т. д. и т. п. А что это значит? Это значит, что мы давим и тесним постепенно капиталистические элементы деревни, доводя их иногда до разорения. Можно ли предположить, что кулаки будут нам благодарны за это и что они не попытаются сорганизовать часть бедноты или середняков против политики Советской власти? Конечно, нельзя.

Не ясно ли, что все наше продвижение вперед, каждый наш сколько-нибудь серьезный успех в области социалистического строительства является выражением и результатом классовой борьбы в нашей стране?

Но из всего этого вытекает, что, по мере нашего продвижения вперед, сопротивление капиталистических элементов будет возрастать, классовая борьба будет обостряться…

………………..

Не бывало и не будет того, чтобы отживающие классы сдавали добровольно свои позиции, не пытаясь сорганизовать сопротивление. Не бывало и не будет того, чтобы продвижение рабочего класса к социализму при классовом обществе могло обойтись без борьбы и треволнений. Наоборот, продвижение к социализму не может не вести к сопротивлению эксплуататорских элементов этому продвижению, а сопротивление эксплуататоров не может не вести к неизбежному обострению классовой борьбы»[194].

Речь Сталина — и оправдание, и целая программа Гражданской войны. Это особая Гражданская война: она не нужна для захвата или удержания власти. Никакие вражеские армии белых или зеленых СССР не угрожали. Красная Армия была в состоянии разгромить любую армию, равную по численности армии Колчака или Деникина, или любой коалиции зеленых и белых вместе с казаками и Махно.

Это была особая Гражданская война: за воплощение в жизнь коммунистической утопии. Она шла за преобразование России в духе «построения социализма».

Мне доводилось сравнивать Наполеона и Сталина…[195] Оба — порождения революции. Оба прагматики. Оба — невероятные честолюбцы. Оба — инородцы: что корсиканец Наполеон, что грузин Джугашвили. Оба начали со служения революционерам, а потом искоренили революционеров и создали свои империи.

Разница в том, что Наполеон произнес ровно через десять лет после начала Французской революции: «Революция закончена». А Сталин в 1927 году ничего подобного не сказал. Вместо этого он произнес приведенную речь. Логика его речи 1928 года проста и понятна…