Читаем без скачивания Иосип Броз Тито. Власть силы - Ричард Уэст

Спускаясь с горы, на обратном пути, мы встретили нищенку, восьмидесятидвухлетнюю женщину, которая попросила у нас денег. Такое попрошайничество – в Югославии дело почти неслыханное. Немного погодя другая старушка угостила нас очень вкусным красным вином со своего виноградника, а затем прозрачно намекнула, что с нашей стороны не худо было бы отблагодарить ее за это деньгами. Такие вещи для Югославии также нетипичны.

Шестеро юных свидетелей чуда не принимали в подарок деньги или что-нибудь еще. Когда один итальянский паломник изъявил желание, чтобы кто-нибудь из них выступил в роли ходатая за него перед Девой Марией, один монах едко заметил, что Дева Мария не отвечает на просьбы, она требует молитв, постов и покаяния.

По словам очевидцев, Дева просила перебирать четки и читать молитвы, что в общей сложности заняло около трех с половиной часов, причем молящиеся все это время простояли на коленях.

Вернувшись из Меджугорья, я почувствовал, что не могу со всей определенностью подтвердить реальность видений.

Но к концу 80-х феномен Меджугорья привлекал уже миллионы паломников, особенно из Ирландии и Италии. Туда приезжали люди даже из Мексики и Филиппин. Хотя большая часть гостей верила очевидцам, некоторые критически относились к монахам. Например, английский писатель Ричард Бассет, католик, который жил в Хорватии и знает ее язык, заметил, что монахи проявляли повышенный интерес к хорошеньким паломницам. Один монах отклонил просьбу набожного и пытливого паломника о встрече, сославшись на то, что он «уезжает в Мостар», однако на самом деле он провел тот вечер взаперти с одной австрийкой. Содержатель гостиницы сказал, что монах «в течение двух часов давал ей духовные наставления»[526].

Главными противниками францисканцев в Меджугорье были не коммунистические власти, а тамошнее духовенство. С 1950 года францисканцы в Боснии-Герцеговине сопротивлялись попыткам церкви отобрать у них приходы, находившиеся под властью их ордена вот уже несколько веков. Явление Девы в Меджугорье рассматривалось церковью как интрига францисканцев, имевшая целью упрочить свое влияние и авторитет. Небольшая часть самих францисканцев, подавляющее большинство духовенства тамошней епархии и Мостарский епископ Павас Жанич объявили очевидцев меджугорского чуда шарлатанами, лгунами и марионетками монахов. В памфлете «Меджугорье», опубликованном в Мостаре в 1990 году, епископ Жанич говорит, что сперва, когда коммунисты преследовали монахов, «очевидцев» и даже паломников, он защищал их, но никогда не верил в ведения. Он обвиняет одного францисканца, Томислева Вашича, в манипулировании «очевидцами» и устройстве дела таким образом, что «Дева» поносила епископа и выступала в поддержку Вашича и двух изгнанных из ордена францисканцев. Одним из этих францисканцев был Ивица Вега.

За свое непослушание, по указанию папы, он (Вега) был исключен из францисканского братства, освобожден от своих обетов и временно лишен своего сана. Он не подчинился этому приказу и продолжал служить мессу, приобщать святых тайн и… проводить время со своей любовницей.

Об этом неприятно, но, видно, необходимо рассказать, чтобы было видно, за кого якобы радеет Дева Мария.

Согласно дневнику Вики (Вика Иванович, основная свидетельница Чуда) и утверждениям остальных свидетелей, Дева Мария тринадцать раз упоминала, что он (Вега) невиновен и что епископ не прав. Когда любовница Веги монахиня Леопольда забеременела, они вдвоем оставили Меджугорье и религиозную жизнь и начали сожительствовать неподалеку от Меджугорья, где родился их ребенок. Теперь у них уже двое детей. Его молитвенник все еще продается в Меджугорье и за его пределами в сотнях тысяч экземпляров[527].

Летом 1990 года Мостарский епископ отвез свой памфлет в Рим, чтобы попытаться убедить Ватикан в мошенническом характере меджугорских видений. Однако к тому времени в Хорватии уже состоялись выборы, и там к власти пришло правительство, которое благосклонно относилось к Меджугорью и его хорватской Деве Марии. Провозглашение независимости 25 июня 1991 года было специально приурочено к десятой годовщине этого видения. Это совпадение было, разумеется, на руку меджугорским францисканцам.

Мало кто из зарубежных паломников знал о давней связи францисканцев с Боснией-Герцеговиной. Впервые монахи отправились туда в 1260 году, чтобы выкорчевать богомильскую ересь. После турецкого завоевания в 1463 году францисканцы подписали соглашение, по которому в обмен на помощь в умиротворении неспокойных православных христиан их освободили от уплаты подушного налога и предоставили право носить оружие. В течение более чем четырех веков оттоманского владычества францисканцы были пособниками правящего класса славян-мусульман и жили в своего рода гармонии с двумя другими религиями. В 1897 году корреспондент «Манчестер гардиан» Артур Эванс увидел, как монах принимал участие в деревенском празднестве, устроенном православными крестьянами. «Меня не столько удивило, сколько позабавило это зрелище. Его преподобие шустро выскочил вперед и, подхватив за талию двух пышногрудых девиц, стал с ними в круг, приготовившись танцевать народный танец коло. Затем он двинулся в хороводе, весело приплясывая, несмотря на стеснявшее его движения монашеское одеяние»[528].

Из «Красного рыцаря», сборника песен сербиянок, составленного Вуком Керадкичем в XIX веке, мы узнаем, что православные женщины иногда видели во францисканцах не только партнеров по танцам:

Монах поскользнулся и упалИ сломал то, чем е…Женщины сбежались,На него уставясь.«О гордость наших п…д,Гревшая нам низ.Вот лежишь ты, маясь,За грех свой не покаясь[529].

Отношения между францисканцами и православными испортились в XX веке. После убийства эрцгерцога Франца Фердинанда в 1914 году некоторые монахи поощряли разнузданные толпы католиков, линчевавших сербов, несмотря на призывы Мостарского епископа Мишича к терпимости. Еще накануне посвящения в архиепископы Загреба, в 1934 году, Степинац подал заявление о вступлении в орден францисканцев. Генерал ордена, отец Леонардо Белло, в сентябре того же года прибыл в Загреб на празднование семисотой годовщины пребывания францисканцев в Хорватии. 29 сентября в присутствии большого количества прихожан во францисканской церкви он вручил новому члену ордена пояс францисканцев – публичное свидетельство желания Степинаца проникнуться идеалом бедности и принять на себя бремя забот в духе терпения и смиренности, символом которых является святой Франциск[530].

Иван Шарич, епископ Сараева, связал имя матери Божьей с собственным усташским религиозным национализмом. Вскоре после основания Независимого Хорватского Государства газета его епархии «Католицки Тьедник» в номере от 11 мая 1941 года писала в передовице:

В небесах над новой, молодой и свободной Хорватией появился образ Девы-Матери, прекрасный, сияющий образ. Дева явилась в свою Хорватию вместе со своей материнской мантией, в которую она желает облачить свою новую, возрожденную Хорватию в тысячный год католического юбилея. И опять она спускается на знамена нашей свободы, чтобы занять свое древнее место, дабы защитить нас и оборонить нас, как она делала это в то время, когда наши баны и князья шли в битву под флагом с ее образом[531].

В двух предыдущих главах этой книги я пытался отразить размах преступлений, совершенных во время второй мировой войны членами францисканского ордена. Самые тяжелые из них имели место в Западной Герцеговине, неподалеку от Меджугорья. В письме архиепископу Степинацу, написанном в августе 1941 года, от которого волосы встают дыбом, тогдашний Мостарский епископ среди прочих зверств описал, как усташи доставили «шесть вагонов, битком набитых матерями, девушками и детьми до восьми лет, на станцию Сурманчи, где их выгрузили из вагонов и погнали в горы, а там матерей и детей живыми сбросили в глубокие пропасти»[532].

Эти пропасти находятся менее чем в двух милях от Меджугорья. Нам неизвестно, принимали ли меджугорские монахи участие в этих расправах, но трое из них – все заклятые усташи – погибли в бою у Широки Брега незадолго до окончания войны. Они сражались вместе с немецкими эсэсовцами. Фамилии этой троицы из Меджугорья значатся теперь на мемориальной доске в честь тех, кто погиб, сражаясь против коммунистов[533].

Сам Мостар был эпицентром ужаса в Боснии-Герцеговине с 1941 по 1945 год, и опять стал им спустя полвека. Летом 1991 года я две недели находился в Мостаре и убедился воочию, насколько сильны любовь и уважение к Тито среди тех, кто желал сохранения единой Югославии. Именно на Мостаре я и заканчиваю повествование о триумфе Тито и его трагичном поражении.