Читаем без скачивания Топот бронзового коня - Михаил Казовский

    Но чума помешала этим планам его величества. Очевидно, подцепив болезнь у Трибониана, василевс на четвертые сутки вдруг почувствовал себя плохо, начался жар, лимфатические узлы раздулись, превращаясь в язвы-бубоны. Врачеватель Фока решил, что монарх безнадёжен.

    По церквям начались моления за выздоровление императора. В городе пошли слухи, что на самом деле государь уже умер, Феодора скрывает это от народа, чтобы править единолично. Вспыхнули волнения. Их пытались подавить силой, а на форуме Константина принялись вывешивать папирусы - сводки состояния здоровья Юстиниана. Беспорядки постепенно сошли на нет.

    Феодора сидела у себя в Иероне и гадала на картах. Выходило снова и снова, что супруг не скончается и останется на троне ещё более двадцати лет. Женщина и верила, и не верила. Ведь чума практически никого не щадила.

    Тем не менее крепкий организм сына Савватия из Иллирики выдержал. На шестой день болезни медики обнаружили первые признаки выздоровления: жар уменьшился, новые бубоны не возникали, а уже имевшиеся начали как будто бы усыхать. На десятый день состояние его величества нормализовалось: он уже с аппетитом эл и пил, слабо улыбался, даже попросил доложить ему обстановку городе. А ещё неделю спустя встал с постели.

    Кроме Трибониана, из известных нам персонажей от чумы умерли: Исидор из Милета (строивший Святую Софию), Каллигон, Кифа, Фаэтет, Пров (один из зачинщиков «Ники») и магистр Гермоген. Постепенно Константинополь приходил в норму. Улицы чистились от трупов, жители съезжались из других городов. Заработал поредевший Сенат.

    Автократор, полностью восстановив силы, с новой энергией занялся делами. Прежде всего он издал указ об отмене ежегодных назначений самых выдающихся личностей империи консулами, объявив себя самого пожизненным консулом. А ещё, опасаясь происков монофиситов, поощряемых Феодорой, занялся подготовкой поместного собора, чтобы тот, собравшись, заложил основы будущего Вселенского Собора, призванного объединить всю христианскую Церковь окончательно.

Глава 5

    С Апеннин приходили каждый раз всё более и более досадные новости: готы совершенно вышли из подчинения и фактически вернули себе не только Итальянский «сапог», но и часть Сицилии. Император вызвал к себе Велисария. Тот по-прежнему выглядел подтянутым, хоть и сделался сед, как лунь. Но сплошная седина красила его, сорокачетырёхлетнего, придавая особую импозантность. Самодержец тоже выглядел неплохо: после перенесённой болезни потолстел, посолиднел, а прожилки на щеках, если смотреть издалека, создавали видимость румянца.

    В этот раз автократор был одет как положено: облачен в пурпурную мантию, а на голове сияла корона. Не остановил полководца, распластавшегося перед ним на полу, и позволил поцеловать туфли. А потом сказал:

    - Волей моею направляешься вновь на Апеннины. Совершай, что хочешь, но Тотилу разбей. Мы не можем доле терпеть, чтобы этот выскочка уклонялся от уплаты установленной дани и грозил расширять свои владения также и в Далмации. Справишься с Италией - двинешься на Галлию и Испанию. Нам должно принадлежать всё Средиземноморье.

    Поклонившись, военачальник ответил:

    - Я готов к походу, ваше величество. На свои собственные средства оснастил семитысячную армию, конницу и лучников. Также на мои деньги выстроены двадцать боевых кораблей. Но для возвращения нам Италии, а тем более Галлии и Испании, этих сил явно недостаточно.

    Государь поморщился:

    - Сожалею, друг, но моей помощи тут не жди. Вся страна в трудном положении. Не нашли замены Иоанну Каппадокийцу, и налоги собираются плохо. Еле-еле хватает на оплату донативов солдатам в Лазике, Месопотамии и Африке. Урезаем, где только можно. Раньше почту возили на лошадях, а теперь на ослах. Укрепляются наши недруги на Дунае, здесь приходится также держать войска. Так что обходись тем, что есть.

    Лис проговорил озадаченно:

    - Ваше величество, это нереально. Готы выставят армию, превышающую нашу, по крайней мере, в десять раз.

    Император спросил:

    - Разве у Витигиса, осаждавшего Рим, не было солдат больше тоже десятикратно?

    - Совершенно верно.

    - Что же изменилось за девять лет?

    - Только чудо помогло нам тогда. И подмога, высланная вами. Но теперь, как я понимаю, подкреплений не будет.

    - Понимаешь верно. Мне при всём желании неоткуда взять новые войска. Да и денег нет.

    Велисарий воскликнул:

    - Но ведь это верная гибель для меня и моих людей!

    У Юстиниана дёрнулось плечо:

    - Что за чепуху ты несёшь? Вспомни о своём таланте военачальника.

    - Трижды гений не в состоянии одолеть противника без приличных сил и средств.

    Автократор в негодовании топнул ногой:

    - Замолчи, негодник! Возражать исапостолу богохульственно. Я твой господин, так что исполняй моё волеизъявление. Как бы трудно ни было. А иначе снова поссоримся.

    Полководец смолк и безропотно поклонился. Василевс ему сказал более миролюбиво:

    - Как там Антонина? В добром расположении духа?

    - Если откровенно, не слишком. Смерть приёмного сына Феодосия отразилась на её самочувствии. Долго не могла успокоиться, но теперь уже лучше.

    - Ты возьмёшь её с собой на войну?

    - Нет, оставлю дома. Пусть побудет с дочкой. Янке уже четырнадцать.

    Император повторил вроде бы рассеянно:

    - Переходный возраст… - А потом взглянул на Лиса в упор: - Слышал, Феодора хочет выдать замуж твою Иоаннину за так называемого собственного внука, Анастасия?

    Велисарий нахмурился:

    - Слышал, ваше величество. Я категорически против.

    - Почему?

    - Девочка ещё слишком молода для замужества. Пусть окрепнет, вырастет… Будущее покажет. - Он отвёл глаза.

    - Это ли главная причина?

    Полководец стоял понурившись. Самодержец продолжил:

    - Или дело в политике?

    - И в политике тоже…

    - Говори, говори, не бойся. Хочешь, я скажу? Не желаешь связывать себя родственными узами с правящим семейством?

    Лис пробормотал в замешательстве:

    - Нет, помилуйте! У меня и в мыслях такого не было.

    - Ах, не лги василевсу, дорогой, я же вижу тебя насквозь. Опасаешься, что в Константинополе власть, возможно, скоро сменится, а преемник мой всю мою родню истребит?

    Тот по-прежнему сохранял молчание.

    - Опасаться рано. Я пока умирать не намерен. Если уж Господь спас меня от чумы, то рассчитываю на Его помощь. У меня преемника нет. Если и назначу, то, пожалуй, одного из племянников. - Он помедлил. - Впрочем, я тебя где-то понимаю. Кто такой этот Анастасий? Сын незаконнорождённого отпрыска василисы… И к тому же монофисит… Я не собираюсь придавать ему легитимный статус.

    Велисарий обрадованно спросил:

    - Значит, я могу надеяться, ваше величество, что в моё отсутствие этой свадьбы не будет?

    - Совершенно точно.

    - Вы меня успокоили. Янка - все, что у меня дорогого осталось в жизни.

    - Как, а Нино?

    Но военный взмахнул рукой:

    - Нино - совсем иное. Мы друг другу принесли слишком много бед. Здесь уже не любовь, а, скорее, привычка.

    У Юстиниана опечалился взор:

    - Мы с тобой друзья по несчастью…

    Полководец проговорил в замешательстве:

    - Ваше величество?

    Царь в ответ невесело улыбнулся:

    - Ничего, ничего, ненароком вырвалось. Мы ведь ни о чём не жалеем, верно?

    - Несомненно, так. - И стратиг снова поклонился.

    - Ну, тогда ступай себе с Богом. - Он шутливо погрозил пальцем: - Без победы возвращаться не смей, а иначе я разжалую тебя в копьеносцы.

    - Если возвращусь, то с победой.

    - Вот и замечательно.

    Утром 19 июня 544 года двадцать кораблей с экспедиционным корпусом Велисария отошли от пристаней Золотого Рога. Впереди их ждали тяжкие испытания. Каждый понимал, что плывёт практически на гибель. И не мог не подчиниться приказу. Император, отдавая этот приказ, тоже понимал всю опасность затеваемой авантюры, но упрямо не желал отступать. После перенесённой болезни что-то с ним случилось: гадкое и зловредное вылезло наружу, вытесняя здравомыслящее и полезное.

    Евфимия продолжала служить в свите Феодоры и не раз порывалась заговорить о судьбе Фотия, но никак не могла набраться смелости. Всё ждала удачного повода, чтобы не навлечь на себя гнева василисы. И однажды случай такой представился. Лето проводили, как всегда, в Иероне, но императрица чувствовала слабость, выходила из палат редко, лишь приказывала открывать окна настежь, чтобы не лежать в духоте. Вот с такой, вялой, беззащитной, и рискнула побеседовать соломенная вдова. Принесла шербет и сказала робко: