Читаем без скачивания Рукопись, найденная в чемодане - Марк Хелприн

Проснувшись, я ощутил спокойствие и легкую усталость. Сел и сбросил ноги на землю, раздумывая о тех способах, которыми мистер Эдгар сколачивал свое богатство. Несомненно, он совершил множество добрых дел. Они, однако же, не могли уравновесить его прегрешений. Какая же это ошибка со стороны присяжных и судей – учитывать добрые дела человека при взвешивании его грехов! Кто-то изнасиловал и убил девочку, но всегда жертвовал на благотворительность и был приятен в общении.

В нашем гроссбухе одна-единственная строчка может с легкостью перечеркнуть все остальные, ибо важнее, чем творить добро, воздерживаться от зла.

Пока я сидел возле бассейна, пытаясь окончательно проснуться, – обычно я справляюсь с этим довольно быстро, стоит лишь немного пошевелить пальцами ног, – мне вспомнилось собрание в Речном клубе, на котором я присутствовал вместе с мистером Эдгаром и дюжиной других партнеров. Я был там, чтобы дать экономическую оценку некой стране, но дело до этого так и не дошло. Мистер Эдгар был не склонен выслушивать лекции.

– На наших счетах много миллиардов от разных учреждений, правительств и индивидуальных вкладчиков, – сказал он.

– Мириады, – заявил юный внучатый племянник Эдгара. Это было его концом.

– Сунь сюда свой мизинец, Селвин, – приказал он племяннику, и тот повиновался. – Хорошо. А теперь заткнись. Открой только рот, и мы скормим твой палец рыбам.

Убрав с дороги племянника, он повернулся к контролеру.

– Какова наша текущая прибыль?

– Четыре с половиной процента.

– И поступают они в основном с займов и инвестиций?

– Да, сэр.

– Сколько в точности?

– Четыре с половиной, плюс-минус пару сотых.

– А каков сейчас наш чистый доход?

– Около четырех с четвертью.

– Ну так скажите мне, откуда берется эта целая четверть процента? – потребовал Эдгар.

– Аренда активов и лизинг, предоплата издержек и комиссионные.

– Комиссионные! – прогромыхал мистер Эдгар. – Комиссионные!

– Да, сэр.

– Сколько процентов? – спросил он.

– Одна восьмая, сэр.

– Кретины! – сказал он. – Комиссионные! О них никто не спрашивает. Они даются за годы обучения и формирования характера. В этих джунглях два вида тварей – тигры и игуаны. Тигр назначает комиссионные, а игуана их платит. Я требую больших комиссионных!

– Через арбитраж, сэр?

– Черт! Что такое, по-твоему, комиссионные? А, Николс? – заорал он на Николса. – Мы получаем комиссионные за трансакции?

– Какие?

– Любые.

– Нет.

– Комиссионные за трансакции по взиманию налогов. Плюс комиссионные за обслуживание. Плюс комиссионные за открытие счета, за закрытие счета, за обладание менее чем тремя счетами и за обладание более чем двумя счетами. Мне нужны пени за опоздание с уплатой и пени на пени. Нужны комиссионные за заграничные счета, комиссионные за местные счета и комиссионные за счета, подверженные аудиту. Улавливаете картину? Постепенно удвойте или утройте комиссионные за период в два или три года и индексируйте их в соответствии с инфляцией. Учредите комиссионные за контакт, за телефонный разговор, за приведение бухгалтерии в соответствие с новыми требованиями, комиссионные за основание предприятия и комиссионные за закрытие. Аты, Николс, отправляйся в Нью-Йоркскую публичную библиотеку и – мне плевать, сколько это займет времени – изыщи пять видов комиссионных, о которых никто никогда не слышал. Особо внимательно проштудируй, как с этим обстояло в Вавилоне, у шумеров, в Византии и в Римской империи. Те парни знали, что делали, вот им и сопутствовал успех.

– Но, мистер Эдгар, так мы оттолкнем своих клиентов.

– Нет, не оттолкнем. Просто будьте готовы понизить комиссионные любому преуспевающему клиенту, если он вздумает нас покинуть, и повысить их тем, кому деваться от нас некуда. Это никогда нас не подведет.

– Да, сэр.

Когда мистер Эдгар уходил в тот вечер из Речного клуба, он уже был – хотя и не в мгновение ока – на несколько сотен миллионов долларов богаче. Десять процентов этого он отдал на благотворительность. Как сам он сказал, в этих джунглях два вида тварей – тигры и игуаны. Тигры назначают комиссионные, а игуаны их платят.

Я встал на ноги, ничуть не чувствуя себя похожим на игуану, и пошел через лужайку. Под окнами комнаты мистера Эдгара находилась огромная терраса, раскинувшаяся на крыше крытого бассейна. Подобная маленькому парку, реющему в пяти метрах над землей, она имела шестьдесят метров в длину и тридцать метров в ширину, и были там превосходные каменные перила, и фонтан в центре, и дорожки из мраморного крошева, и густые маленькие лужайки, и, разумеется, цветы. Если взгляд способен был пробиться через слепящий свет красных, белых и желтых прожекторов, то можно было увидеть обширную лужайку с текущими по ней ручьями, насаждениями елей и сосен, а дальше, за ними, гавань Бисквит-Нек, где было пришвартовано с полдюжины парусных яхт.

Кладка особняка была, разумеется, великолепна, но, к несчастью для мистера Эдгара, точно нарезанные гранитные блоки, сходясь на углах, как мебельные шипы, образовывали превосходные лестницы к каждой террасе и спальне. К висячим садам я взобрался совершенно легко.

Чтобы не наступать на клумбы, я перепрыгивал с одного прямоугольника травы на другой, производя не больше шума, чем саламандра. Французские двери, выводившие из спальни на террасу, были широко открыты, и в проемах не было москитных сеток, хотя, в зависимости от температуры, направления ветра и влажности, москиты на Лонг-Айленде могут появляться и в сентябре.

Мистер Эдгар просматривал ленту телеграфного автомата, подключенного к Токийской бирже, а быть может, и к Нью-Делийской – этого я никогда не узнал, – и играючи пропускал ее сквозь пальцы, словно прядильщик, сучащий нить. На столе рядом с ним располагался подключенный к кабелю пульт со множеством кнопок – несомненно, для вызова охраны, сиделки, дворецкого или секретаря. Я прошел у него за спиной, нашел на стене розетку, к которой был подключен пульт, и обесточил его. Потом обошел стол и уселся. Наклонившись вперед, я выключил телеграф.

– Ты, идиот! До закрытия торгов еще полчаса, – сказал он. Одолело его старческое слабоумие или нет, он по-прежнему был Юджином Б. Эдгаром, Завоевателем Мира.

Хоть он и был со мной знаком, но я настолько выпадал из контекста, что он меня не узнал. Тем не менее встревожен он не был. Полагаю, у него было так много слуг и адъютантов, что мое неожиданное появление в спальне не вызвало у него опасений.

– Нет, – сказал я. – До закрытия всего несколько минут, и последнего звонка не будет.

– Что? Немедленно включи все обратно!

– Заткнитесь, – сказал я, – и послушайте, что я вам скажу.

В этот момент он принялся нажимать на кнопки пульта так, будто это был игровой автомат. Он был проворен, как стенографист, но, не слыша звонков или свистков, взглянул на стену и увидел, что шнур вытащен из розетки. Словно для того, чтобы в этом убедиться, он смотал его, подтягивая к себе, и поднял пульт к лицу.

– Все верно, – сказал я. – Он не подсоединен.

– На помощь! На помощь! На помощь! – крикнул он таким слабым голосом, что даже мне нелегко было разобрать его слова.

– Видите ли, – сказал я, – если я вас не слышу, то не услышит и никто другой. Не доходит ли до вас, что по какому-то капризу природы говорите вы громче, чем кричите?

– Что вам надо?

– Мост через Гудзон. Тысяча девятьсот четырнадцатый год.

– Какой мост?

– Вы знаете какой.

– Нет, нет, нет, нет! – сказал он. – Никакого моста нет и не было.

– Попробуйте сказать «да».

Я видел, что за его глазами быстро движется могучий механизм, который на протяжении многих лет помогал его ослабевшему ныне телу совершать маневры, приведшие его к командным высотам, которые теперь ровным счетом ничего не значили.

– Что с этим мостом? – спросил он.

– Вы решили так: обойтись жестко с первыми же фермерами, которые воспротивятся вашему предложению продать их землю, чтобы другие были податливы.

– Что, если и так?

Потом он узнал меня.

– Да я же вас знаю, – сказал он.

– Разумеется. Я с того времени работал в фирме, с кое-какими перерывами.

– Если это касается чего-то, что тогда произошло, – сказал он, – то мы можем все уладить. Давайте вернемся к этому вопросу утром. Вас долго не было на собраниях. Где вы были?

– Меня понизили и перевели на службу в хранилище золота.

– Если дело в этом… Да, помню, вы выступали за запрещение кофе. Зачем вы это делали? Но свой урок вы выучили. Мы можем вас вернуть и дать надбавку в компенсацию.

– Я уже получил свою компенсацию – и, могу добавить, необычайно большую.

– Урргх, уррарг! – сказал он, прочищая горло. – Насколько?