Читаем без скачивания Повести и рассказы - Леонид Гартунг

Витя, присев на корточки подле собаки, выбирал из ее шерсти репьи и говорил взрослым голосом:

— И где тебя черти носят? На кого ты похожа? Лапы грязные, в репьях…

Собака жевала медленно, тщательно — должно быть, целлофановая оболочка мешала ей.

Витя притянул ее за ошейник, повернул морду к себе и спросил:

— Пальма, ты меня любишь? Да?

Пальме не хотелось отвечать. Да и зачем произносить вслух то, что само собой разумелось? Она только вильнула мокрым хвостом и снова принялась за сосиски.

СЛУЧАЙ НА БЕРЕГУ

Мы столкнулись с Женькой нос к носу. Он проскочил было мимо, но потом замедлил шаг и оглянулся:

— Ванюшка! Ты?

После этого он потряс мне руку и, стараясь казаться серьезным, спросил:

— Кто это тебя разукрасил?

Вид у меня действительно неважнецкий: лоб забинтован, губа распухла, под правым глазом синячище. А главное, обидно, что все как сговорились — спрашивают одно и то же: «Кто разукрасил?»

— Было дело, — ответил я уклончиво. Вроде бы надо рассказать — ведь мы с Женькой друзья с первого класса. А с другой стороны — совестно.

— Может, присядем? — предложил он.

Расположились на лавочке возле моего дома. Вижу — он ждет, прямо сгорает от любопытства. И я решил рассказать:

— Ты знаешь, Валентина приехала, — начал я издалека.

— Ну, — небрежно кивнул Женька.

Впрочем, об этом можно бы и не спрашивать — он ждал ее приезда не меньше, чем я.

— Так вот… — замялся я.

Женька насмешливо взглянул на меня:

— Это что ж — она тебя?

Но мне было не до шуток:

— Нет, не она, но так получилось… Ты знаешь, куда она ходит купаться?

Женька опять кивнул. Еще бы — он да не знал!

— И тебя позвала? — опять съехидничал мой друг.

— Да нет же, ты слушай… Она на этой стороне, где песок, а я на другой — где кувшинки. Я хотел нарвать для нее…

— Понятно.

Я замечал, что настроение моего друга с каждой минутой становится все хуже.

— Что тебе понятно? Она переоделась в тальниках. Вышла на песок и давай читать какую-то книгу, толстую-претолстую. А я на другом берегу — загораю. Потом в воду залез…

Небось, свои «штуки» показывал? — спросил Женька, не глядя на меня.

— Немного. Она почти не смотрела…

«Штуками» Женька называл всякие мои проделки: я и на спине плавал, и нырял по-всякому, и даже на спине неподвижно лежал. А он ничего этого не умел и всегда мне завидовал.

— Не тяни, — вздохнул Женька.

— В общем, искупался я и опять загорать.

— А она в воду?

— Конечно, но не в этом дело. Смотрю, в тальниках мелькает рожа. Угадай, чья?

— Потеряя?

— Точно. Оказывается, он тоже приехал. У него словно чутье.

Ну кто такой Потеряй — все знают. Это Витька Потеряев. Дебил на все сто. Он где-то в городе отирается. Зимой у папы и мамы, а на лето к бабушке в деревню. К парному молочку поближе. Днем с фотоаппаратом шатается, а ночью на мотоцикле гоняет.

— Смотрю. Он в кустах мелькнул и исчез. Я сначала этому никакого значения. Затем вижу, Валентина домой собирается. Берет платье — и в тальник. Вот тут я и хотел со своими кувшинками. Проходит минута или две, и вдруг она выскакивает из кустов как ошпаренная. Уже не в купальнике, а в своем цветастом платье, а вслед за ней вышагивает Потеряй с аппаратом в руках. Понимаю, что между ними что-то произошло, а что именно, до меня не доходит. На всякий случай решаю подплыть ближе. Смотрю, у нее слезы на глазах, а Потеряй довольнешенек и, судя по походке, немного под мухой.

— Как тебе не стыдно? Нахал! Идиот! Кретин!

Она поносит его всячески, а он блаженно ухмыляется, словно в его честь туш исполняют.

И тут только до меня дошло, что именно приключилось и при чем здесь фотоаппарат.

— Нахал и кретин, говоришь? — Потеряй сделал вид, что сильно рассердился.

— Виктор! Прошу тебя — засвети пленку. Зачем она тебе?

Потеряй снова распустил губы:

— Как «зачем»? Что хочу, то и сделаю. К примеру, карточку отпечатаю и в альбом наклею. «Вите от его Вали». А кто мне запретит?

— У тебя ума хватит, — проговорила Валентина, закрывая лицо руками, а Потеряй продолжал:

— Могу и засветить. Хочешь — прямо при тебе!

— Прошу тебя как человека, — открыла лицо Валентина и улыбнулась.

— Вот это другой разговор.

Он о чем-то поразмышлял, затем проговорил, хитро щуря глаза:

— Засвечу… Ей-богу!.. Но давай договоримся — танцевать только со мной. Больше ни с кем. Все лето. Усекла?

Все знают, как Валентина любит потанцевать в клубе и какой рой партнеров вьется вокруг нее. Она оскорбленно вспыхнула:

— С тобой — танцевать?

— Со мной.

— Иди ты знаешь куда?..

Потеряй обнажил свои лошадиные зубы и опять сделал вид, что уходит.

— А что? И уйду. Мне уйти — раз плюнуть. Только потом сама за мной побегаешь. Мое вам с кисточкой.

Кривляясь, он сделал прощальный жест рукой. Дурак, так уж и есть дурак. У него и поговорки какие-то дурацкие — при чем здесь кисточка?

— Витенька! — крикнула она ему вслед. — Куда же ты?

Это Потеряй-то «Витенька»! Меня аж передернуло от этого слова.

Потеряй обернулся с торжествующей ухмылкой:

— Забоялась?

Валентина колебалась, волнуясь, кусала губы. Он приблизил свою морду к ее лицу:

— Только без обмана.

Она взглянула на него с презрением:

— Если слово дам, то сдержу. Но я еще не согласилась.

— А тебе как не согласиться? — подмигнул Потеряй. — Ты у меня вот где. — Он выразительно поднял руку и медленно сжал пальцы в кулак.

В это время появился я. До этих пор они не обращали на меня внимания. Подумаешь — какой-то белобрысый мальчишка стоит по пояс в воде и слушает, как пререкаются двое почти взрослых людей.

— Дай сюда пленку, — проговорил я как можно внушительней, выходя на берег.

Валентина взглянула на меня с некоторой надеждой, но Потеряя мое появление только насмешило:

— Ты-то откуда вылупился?

— Отдай пленку! — еще раз сказал я.

— Накось, выкуси, — хохотнул Потеряй, сунув мне под нос кукиш.

Тут я понял, что дискуссия окончена и пора действовать. Я сам не представлял, что именно буду делать, но твердо знал, что выручу Валентину. Я двинулся к Потеряю без всякого плана, но, должно быть, на лице моем отразилось нечто необычное, потому что он невольно отступил на шаг.

— Ты что, Ванька?

Я схватил фотоаппарат, который болтался у него на животе, и дернул изо всех сил. Тонкие ремни оборвались, я взмахнул аппаратом над головой и швырнул его на середину реки. Он булькнул и скрылся под водой. Несколько мгновений мы все трое стояли, пораженные случившимся.

По реке медленно расходились зеленые круги.

Потеряй выругался, скинул рубашку, ботинки и кинулся в воду. Вообще говоря, все это продолжалось довольно долго. Сто раз можно было задать стрекача. Валентина подталкивала меня:

— Ванюшка, беги!

Но я не убежал.

Потеряй все нырял, фыркал, плевал водой. Потом, совершенно обессиленный, шатаясь, выбрался на песок и лег на него лицом вниз. Отдышавшись, он вскочил и, сжав кулаки, двинулся ко мне.

— Мыряй! — захрипел он, указывая на воду.

— Сам ныряй, дебил несчастный, — в отчаянии крикнул я.

Потеряй был на голову выше меня. Первый же его удар сбил меня с ног. Затем он пустил в дело ботинок. А я все пытался подняться. Последнее, что помню, — Валя схватила горсть песку и кинула ему в лицо. «Неужели он ударит ее?» — подумал я и потерял сознание.

Очнулся я от прикосновения к моему лбу чего-то мокрого и холодного. Это была намоченная в воде Валина голубая косынка.

— Живой, — воскликнула она радостно, когда я открыл глаза.

Я лежал на спине, а она на коленях стояла возле меня. Такой красивой она еще никогда не была. Ты бы видел ее лицо…

— Ванюша, — прошептала она. — Какой же ты молодец. Ты сам не понимаешь, какой ты хороший.

Она погладила ладонью мое плечо и вдруг сказала:

— Хочешь, я поцелую тебя?

Она низко склонилась надо мной, ее волосы, соскользнув вниз, коснулись моего лица. Да, да, это был не бред. Она так сказала. Мы были на берегу вдвоем, и ничто не помешало бы ей, но мне почему-то стало страшно, так страшно, что и сказать не могу.

— Лучше не надо, — ответил я ей каким-то хриплым, не своим голосом.

Она поднялась, отряхнула колени от прилипшего песка, деловито повязала волосы косынкой. Это была уже не та Валя. Совсем не та…

Она ушла, а я еще долго сидел на берегу. Пока не стемнело. Не мог же я в таком виде явиться в деревню.

— А куда делся Витька? — спросил меня Женя.

— Потеряй? Струсил. Удрал с ночным бийским. Но не в этом суть. Все это чепуха. Непонятно другое. Теперь Валентина со мной не разговаривает. Встретит, кивнет и проходит мимо. Вот ты смеешься. Смеяться легче всего. Ну, а ты-то, ты, понимаешь в чем дело?