Читаем без скачивания Я живу в этом теле - Юрий Никитин

– Ну что? – спросил он злорадно. – Ты вчера сказал, что войны не будет.

Другие посматривали тоже не то что злорадно, но с видом победителей, что понимают ситуацию лучше. В нашем отделе часто загадывали, сколько катастроф случится на этой неделе, кто первым взберется на трибуну в Госдуме, какая погода будет в следующий четверг. Последнее пари держали на войну в Албании. Сперва только сам Вавилов да еще влюбленный в НАТО Розенкренц ставили на военное разрешение конфликта, но когда в Албании начались уличные бои, Совет НАТО направил большой флот в Средиземное море, «голуби» нашего отдела начали переходить в «ястребы».

– А что я должен сказать? – буркнул я.

– Что проиграл!

Я сделал вид, что удивился:

– Разве?

– Да ты посмотри!

Я повернул голову, несколько мгновений смотрел в сторону телевизора. Честно говоря, чувствовал себя препаршиво. Ясно же, что если такие сверхмощные корабли вышли из портов своих стран, собрались в середке южного моря и уже толпой явились к берегам Албании, то так просто не уйдут. Они затратили несколько десятков миллионов долларов на этот переход, теперь глупо вернуться так же, как прибыли. Раз явились, надо ударить. Надо показать, кто в этом регионе хозяин. По крайней мере будет оправдание перед налогоплательщиками: мол, не зря жгли топливо.

– Нет, – услышал я свой голос. – Все равно… не будет этого удара!

Вавилов захохотал. За его спиной тяжело груженные бомбардировщики начали разбег. Широкие шины прогибались от исполинской тяжести. Я затаил дыхание, такая громада из железа не может взлететь, это противоестественно… но тяжелый самолет набрал скорость, затем колеса плавно оторвались от бетонной площадки, его понесло по кривой вверх, и я подумал невольно, до чего же бесстрашные и изобретательные существа на этой планете!

– Ты, – сказал он саркастически, – человек с принципами! Стоишь на своем. Не то что эти… тут же переметнулись.

В его голосе звучало недовольство, сорвали полную победу. Я проговорил через силу:

– И все-таки… войны не будет.

– Конечно-конечно, – согласился он громко, – может быть, удвоим ставки? Если не будет, то в отпуск зимой иду я. К тому же весь год по праздникам я буду дежурить вместо тебя. Если же война все-таки начнется, то ты всего лишь отдежуришь за меня ближайшие выходные. Как, справедливо?

На меня поглядывали из-за столов с сожалением. Упрямство до добра не доводит. Многие сперва полагали, что конфликт удастся погасить в самом начале, но сейчас уже видно, что без освежающей войны не обойтись.

– Согласен, – ответил я.

Бомбардировщики набирали высоту, делали боевой разворот, а на палубе авианосца из трюмов спешно поднимали истребители. Я тупо смотрел, а они взлетали, быстрые, как осы, стремительные, с хищными клювами. Бомбардировщиков догонят в воздухе, пойдут в охранении, а когда уже будут подлетать к первой линии противовоздушной обороны, с кораблей по этим ракетно-зенитным комплексам ударят крылатыми ракетами.

Если учесть, что флот подошел к берегам Албании вплотную, то крылатые ракеты сорвутся с полозьев уже вот-вот.

В помещении стояла мертвая тишина. Даже пальцы Маринки не порхали по клавишам, а Розенкренц справа от меня старался не дышать вовсе. Только Вавилов все потирал ладони, тихонько похохатывал, поглядывал на все с видом хозяина.

Самолеты огромной стальной стаей на лету перестроились в чудовищный клин. Камеры показывали их то со спутника, то снизу с кораблей, над которыми пролетали, в комнате дрожали стекла от рева двигателей.

Из своего кабинета вышел шеф. Знаком велев испуганно-виноватой Маринке не выключать, он остановился за нашими спинами, смотрел молча и хмуро. Поговаривали, что он работал в тайных органах, но там отпускают на пенсию рано, и он пришел к нам, загадочный и всепонимающий.

– Противовоздушную сметут всю, – прокомментировал он, – а вот военных объектов будет уничтожено на восемьдесят-девяносто процентов.

Его слушали почтительно, а Вавилов сказал угодливо:

– Да, вам виднее! Вы можете, так сказать, определить даже ущерб!.. А вот у нас есть, ха-ха, человек, который уверен, что войны все еще не будет.

Взгляды всего отдела уперлись в меня, как скальпели. Я чувствовал, как меня распластывают, рассматривают с презрительным удивлением, словно диковинную уродливую рыбу.

Шеф кивнул, не отрывая взгляда от экрана:

– Ага, подходят… Сейчас с кораблей запустят крылатые ракеты… А на чем же, Егор… э-э… Королев, зиждется ваша уверенность?

Я не сразу понял, что вопрос относится ко мне, шеф хотел меня по батюшке, но позабыл мое отчество, вздрогнул, тоже не отрывал взгляда от экрана, ответил невпопад:

– На данных, которые есть только у меня.

Самолеты начали медленно расходиться в стороны, явно со спутника им задавали цели. Мы застыли, слышно было, как бьется о стекло невесть откуда залетевшая на этаж муха.

Камера сместилась на боевые корабли. Ракетные установки пришли в движение. Крылатые ракеты, похожие на длинные оперенные стрелы, целыми обоймами медленно поднимались на полозья. Острые клювы смотрели под углом в синее небо.

Затем камера показала молоденькую дикторшу за столом в студии. Перед ней мелькнула рука с листком, дикторша ухватила листок, видно было, как ее красивые глаза профессионально цепко пробежали по тексту, хватая крупными блоками, затем тонкие брови взлетели в великом удивлении, а голосок зазвенел, как серебряный колокольчик:

– Экстренное сообщение!.. Председателю ООН удалось договориться с правительством Албании! Все объекты с этого мгновения открыты для любой инспекции!.. Премьер-министр Албании согласился сесть за стол переговоров!

В помещении пробежал шорох. Все смотрели, не отрываясь, на экран. Самолеты уже прошли над береговой линией, внизу мелькали горные склоны, зелень, голубая ниточка мелкой речки. Поверх изображения наложилась полупрозрачная карта местности. Кое-где вспыхивали красные точки: места расположения военных складов и комплексов ПВО, которые надо уничтожить в первую очередь.

Самолеты медленно прошли над ракетными комплексами, явно выполняя задание, но там все как вымерло. Очень медленно и нехотя вся воздушная армада сделала широкий полукруг и в том же страшновато-ровном строе легла на обратный курс.

В помещении вырвался общий вздох облегчения. Все задвигались, заговорили. Маринка истерически смеялась, терла кулачками глаза. У нее брат служил где-то военным советником, часто исчезал в длительные командировки. Да, насколько помню, еще у кого-то из нашего института в далекой Албании что-то да оставалось…

Вавилов бросил на меня злой взгляд, отвернулся. Его движение не осталось незамеченным для шефа. Я ощутил на себе взгляд человека, который привык и умеет получать сведения.