Читаем без скачивания Гавань Семи Ветров - Дмитрий Воронин

Сурлин замолчал надолго и даже не обратил внимания, что Сикста назвала его уменьшительным именем. Затем с неуверенностью в голосе протянул:

— Ну… может, ты и права. Тогда как мы поступим?

— Ей, пожалуй, Саван. Пока она просто спит, но Саван будет надежней, по крайней мере не проснется случайно. Она сильная волшебница, сильнее, чем я. И если она будет в полной силе, я ее не удержу. А Саван связал бы даже… ну, в общем, ты меня понял. А этого… у тебя опять нехватка рабов в храме? Вот и пусть работает. И Палат не сможет придраться — все в рамках Уложения.

— Мудро! — усмехнулся Главный смотритель. — Я бы и сам не придумал выхода лучше. Хорошо, накладывай Саван… А ты, — обратился он к кому-то до сего момента невидимому, — иди позови кого-нибудь из Соратников, пусть принесут цепь.

Денис отметил про себя, что в комнате все-таки находился третий. Значит, его, вполне возможно, била не женщина… ему почему-то было неприятно думать о том, что женщина могла истязать беззащитного человека. На мужчину это было куда более похоже. Раздался короткий знакомый звук — звук поцелуя. Совершенно очевидно, что этих двоих связывали не только служебные отношения. Это Денис тоже взял на заметку, как и упоминание о Саване. Неясно, что это такое, но очевидно — применялось это средство Исключительно к магам и иным опасным созданиям.

А спустя некоторое время дверь хлопнула, и чей-то резонирующий, как будто из железной банки, голос сообщил, что вот она, цепь для нового раба. Жаров ожидал услышать звон кандалов, но вместо этого чьи-то руки что-то обвили вокруг его шеи…

И в тот же момент он потерял сознание.

Спустя какое-то время он снова пришел в себя. Это были странные ощущения… такое иногда бывает во сне. Словно бы это и ты сам ходишь, действуешь, говоришь… и в то же время наблюдаешь за всем этим как бы со стороны. Жаров обнаружил, что в настоящее время он тащит куда-то тележку с гравием, причем тело совершенно точно знает, куда и зачем идти. Левая рука побаливала — рукояти тележки были грубыми и уже натерли мозоли. Он попытался взглянуть на саднящую ладонь…

Ничего не произошло, ноги столь же мерно двигались, вращалось, поскрипывая, колесо. Жаров почувствовал, что его охватывает паника. Снова и снова он пытался остановить это движение, но тщетно. Тело не слушалось его, оно вело свою жизнь, не обращая внимания на попытки разума взять управление на себя.

Внезапно острая боль обожгла спину. Тело дернулось, но тут же, выпустив рукоятки тачки, склонилось в глубоком поклоне перед фигурой, закованной в доспехи.

— Ты должен работать быстрее. — Голос из-за забрала звенел, как искусственный.

— Будет исполнено, Соратник. Простите, Соратник.

Снова взлетела тонкая гибкая трость, опускаясь на плечо.

Жаров явственно ощутил, как лопается кожа. Нахлынула волна бешенства, он попытался нанести удар в челюсть этому подонку — вряд ли шлем полностью защитит от удара тяжелого деревянного башмака.

И снова ничего не произошло. Тело еще больше согнулось в поклоне.

— Я буду стараться изо всех сил, Соратник.

— Иди работай…

Еще один удар, на этот раз легкий, больше для проформы. Бешенство затуманивало разум, сейчас Жаров мечтал убить этого человека, убить медленно, мучительно, отомстив за перенесенное унижение. А руки тем временем снова подхватили тачку, и ноги зашлепали по камням, толкая ее к отвалу. Вывалив гравий, тело почти бегом направилось назад, за новой порцией груза.

Потом, на протяжении долгих дней, Жаров перестал обращать внимание на удары, сосредоточившись на другом, гораздо более важном. Час за часом, день за днем он пытался взять контроль над телом. И одновременно старался понять, что же все-таки произошло.

Понимание пришло не сразу — но оно все-таки пришло. Из логических выкладок, из крох информации, услышанной во время работы, во время нудных лекций Соратника, обязательных дважды в день — до работы и после нее. Видимо, рабов никто не считал за мыслящих существ, а потому никому и не приходило в голову, что оборванец, катящий телегу, способен улавливать и осмысливать все услышанное.

В безропотного раба человека превращал тонкий серебряный — или кажущийся таковым — ошейник. Это «украшение» было на шее каждого раба — вообще в лагере имелось три вида живых существ. Рабы, отмеченные ошейником, Соратники, похоже, даже спавшие в своих латах, и Высшие — внешне вполне нормальные люди, которые осуществляли здесь общее руководство. Были еще надсмотрщики, но постепенно Жаров сделал вывод, что все они — те же рабы, только без ошейника. В любой момент проштрафившийся надсмотрщик мог сменить относительно безбедное существование и гибкий стек, который так замечательно можно ломать о спины рабов, на серебристый ошейник и кайло. Правда, шансов на обратную замену, видимо, не было никаких.

Рабы мерли как мухи. Ежедневно троих-четверых, а то и больше, отвозили все в тот же отвал. Буквально через час их тела скрывались под слоем камней, которые непрерывно сыпались сверху. Люди умирали от полного изнеможения, от скудной еды, от побоев. С десяток раз он видел и заболевших — в обоих случаях в бараке появлялась Сикста, осматривала больных и выносила вердикт — либо излечивала их магией, либо недвусмысленно делала жест в сторону отвала. Последнее — чаще.

Ошейник превращал разумного человека в своего рода зомби. Все, что говорилось Соратниками — да и вообще кем угодно, — воспринималось как догма, более того, как руководство к неукоснительному исполнению. Очень скоро Жарову удалось слышать мысли тела, мысли, которые не являлись его собственными. В этом простом потоке коротких образов фигурировало только одно — надо работать. Работать как можно лучше. Более всего пугало то, что это стремление вызывалось не страхом перед болью, не желанием получить еду… а убеждением, что так надо. Надо — и точка. Любые побои и наказания воспринимались исключительно как благо, как стремление «добрых Соратников» вразумить и направить на путь истинный заблудшие души.

Почему на него ошейник действовал иначе? Почему его разум разделился надвое? Жаров не слишком задумывался над этим. Причин могло быть много — и не раз упоминаемая Таяной его, Дениса, повышенная сопротивляемость магии, и его происхождение из другого, немагического мира… да мало ли что еще. Причины не важны, важен сам факт — так или иначе, но у него есть шанс. И он был намерен воспользоваться этим шансом любой ценой.

Первое по-настоящему серьезное достижение было сделано спустя неделю или около того. Ему удалось перехватить контроль над пальцами правой руки. Всего лишь на мгновение — но его оказалось достаточно, чтобы разжать пальцы. Тяжело нагруженная тачка вырвалась из рук, ударила по ноге, тут же пришло от ближайшего Соратника весьма болезненное напоминание о том, что он на месте и бдит, но на это Жаров уже не обратил внимание. Его переполняла радость от содеянного — он сумел. Пусть и на секунду, но сумел перебороть колдовскую мощь ошейника. И теперь дело было лишь за тренировками. Спустя некоторое время он понял и другое — не только физический контроль над телом время от времени, пусть и в самой незначительной степени, удается перехватить. С ростом его умения подчинять себе организм начало проявляться и другое — теперь раб иногда слышал его мысли. Нет, даже не мысли — их отголоски, которые трансформировались для раба в звучащие в голове крики. Это было опасно — он пару раз даже пытался обратиться к Соратнику с просьбой помочь. Скорее всего Соратник отправил бы подозрительного раба в отвал, это было наиболее логичным. С огромным трудом Жарову пришлось научиться контролировать свои собственные мысли… хотя при любой попытке захвата контроля над телом они прорывались, пугая раба.