Читаем без скачивания Огонь неугасимый - Абдурахман Абсалямов

— Так! — притворился Сулейман-абзы, будто не слышал ответа дочери. — Значит, меня совсем со счетов сбросила, дочка, га? Хорошо! Спасибо! — И каждое слово звучало точно удар молота о железо. — Еще комсорг, кажется, кругом шестнадцать! А на то ума не хватило, что ты должна за квартал обходить дом этой самой Зонтик.

— Почему? — спросила Нурия, глядя в упор на отца. — Розалия — моя одноклассница. Мать ее работает у вас на заводе. Член завкома.

Сулейман с минуту стоял, молча заглатывая открытым ртом воздух, совсем как выброшенная на сушу рыба, потом с жаром воскликнул:

— И теперь не поняла, что в этом плохого?!

Нурия промолчала.

— О вас слава на весь город разошлась. Дочку Акчурина подпоили, другого ножом ударили. Что это, га?

— Папа, — вступилась наконец Гульчира, — Нурию, собственно, не за что ругать. Ничего нет плохого в том, что она пошла на день рождения подруги. На такие вечера мы все ходили и будем ходить.

— Попробуйте только у меня! — погрозил заскорузлым пальцем Сулейман. — Нужно соображать, куда идешь. Особенно девушке.

— Это правильно, папа. Но если уж упрекать Нурию, так за другое.

Вытянув шею, Сулейман-абзы притих.

— За что еще?

— Нурия очень скоро разобралась, куда попала. Сама ушла и подруг увела.

Сулейман метнул быстрый взгляд на Нурию, как бы спрашивая: «Это правда?»

— Ошибка Нурии в том, что она не должна была оставлять там Тамару. Если уж не увела, позвонила бы отцу ее…

Нурия опустила голову.

— Они, папа, решили покрывать друг друга, воображая, что это и есть дружба…

Сулейман-абзы нетерпеливо глядел на старшую дочь, — что дальше?..

— И теперь Тамара твердит одно: в школу не пойду, под поезд брошусь… Растолкуй ты ей, папа, — Гульчира показала на Нурию, — что значит настоящая дружба. Меня она не слушает.

У Нурии, не ожидавшей такого коварства со стороны сестры, глаза тускло блеснули от навернувшихся слез.

— Папа, мне нужно сходить к Тамаре, — с тревогой в голосе сказала Нурия. — Разреши.

— Не кончили ведь еще разговаривать, — сказал Сулейман. — Не торопись!

Открывшая на звонок дверь Гульчира увидела перед собой Айнуллу-бабая. Сняв у порога коты, он прошел в залу, мягко ступая по дорожке белыми шерстяными носками, и, встав подле Нурии, взглянул на нее, чуть наклонив голову.

— Обижают, что ли, голубка моя? — спросил он и обратился к Сулейману: — Ты, Сулейман, душа моя, поверь мне — этот старый дурак не станет зря вмешиваться в отношения между отцом и ребенком, — голос твой доносится на тот угол улицы… Потому и зашел, забеспокоился. То, что ты хочешь сказать, Сулей, — говори без грома. Толковее будет. Погляди сам, бывает ли толк от тучи, которая наступает с громом? Капнет раз-другой — и поплыла мимо. А капельки исчезают, затерявшись в пыли.

— Ты, Айнулла-абзы, со своей старухой рассусоливай ладком да мирком, — сердито отмахнулся Сулейман.

Айнулла-бабай погладил Нурию по спине.

— Глухой старушке, Сулей, все одно, как скажешь. Ты вот ребенку не отрывай крылья. С надломленным крылом далеко не улетишь, — понятно тебе, Сулей? А у нее, я про Нурию говорю, вся жизнь впереди, путь длинен, далеко еще нужно лететь. Зайдем-ка, Сулей, к тебе, отведем малость душу. Если чего не договорил, скажешь после, когда злость утихнет. А то, говорит, злость пришла — ум прогнала. Нурия ведь не такая девушка, чтоб не послушалась отца, — голубиная душа.

Зная горячность Сулеймана, Айнулла считал своим долгом успокоить его. Это шло с давних времен. Еще в молодые годы, когда Сулейман, выпив или так от чего-нибудь расстроившись, начинал шуметь дома, жена Уразметова Фарида нарочно кого-нибудь из своих детей посылала за Айнуллой, и тот успокаивал Сулеймана благоразумным своим словом. Дети выросли, Сулейман состарился, шум в доме Уразметовых постепенно прекратился, и Айнуллу перестали приглашать с этой целью. И сегодня голос Сулеймана он услышал, конечно, не на улице, ему рассказала об этом его старуха, — той понадобилась зачем-то Марьям, но вместо нее старуха наткнулась на расходившегося Сулеймана.

Глянув на Айнуллу, Сулейман усмехнулся в усы:

— Эх ты, старый адвокат! — И махнул рукой Айнулле, чтобы он шел за ним.

Нурия, проводив старика благодарным взглядом, бросилась звонить тем комсомолкам, у кого был дома телефон, велев сейчас же всем собраться в школе.

К Тамаре Акчуриной она решила зайти сама.

— Что будете обсуждать? — спросила Гульчира.

Нурия запнулась.

— Обсуждать ничего не будем. Это неофициальное заседание. Без протокола. О Тамаре нужно договориться…

— А потом?.. — посмотрела Гульчира на сестру.

— Потом? — Нурия растерялась. — Что потом?.. Ты о чем, апа…

— И это все?

Нурия свела брови.

— Нет, апа! Я хочу просить комсомольскую организацию, пусть обсудят меня. Здесь и моя вина… И немалая.

Гульчира подошла к сестре и поцеловала ее.

— Что ж, в таком случае иди…

Мигом пролетев лестницу, Нурия выскочила на улицу и бегом пустилась к Акчуриным. На ходу расстегнула пальто — жарко стало. Она бежала, а перед глазами неотступно стояла Тамара. Обхватив обеими руками плечи, сидит, свесив голову. Нурия как-то особенно ясно представила, насколько ей сейчас тяжело. «Возможно, на всю жизнь след останется», — подумала она и вздрогнула: понимай она, что значит настоящая дружба, она обязательно должна была бы увести Тамару с собой. Правильно сказал Айнулла-бабай: «С надломленными крыльями далеко не улетишь…» Нет, за Тамару надо побороться.

Нурия решительно постучалась в дверь. Ей открыла горбатая Халиса.

— Можно? — спросила Нурия.

— Проходи на кухню, — сказала Халиса шепотом.

Нурия заметила, что она очень взволнована.

Проходя по узкому неосвещенному коридору, Нурия услышала истерический голос Идмас, доносившийся из внутренних комнат.

— Отравлюсь! Повешусь! — пронзительно кричала она. — Все клевещете на меня… Дочка твоя… и ты тоже… путался с дочкой Сулеймана. Я у этой черной ведьмы еще повыдергаю волосы…

Нурия проскочила поскорее на кухню, закрыла за собой дверь и застыла, не в силах двинуть ни ногой, ни рукой.

Тамара, бледная, без кровинки в лице, стояла у плиты.

— Что я слышу? — прошептала Нурия. — Это гадкая сплетня. Я сама скажу Идмас… — Она сделала движение по направлению к двери. Но Халиса с поразительным для нее проворством загородила дверь.

— Нет, нет, пожалуйста… не ходи, — умоляла она. — Прошу тебя, не показывайся ей на глаза. Ты еще не знаешь ее, и лучше бы тебе совсем не знать…

Тамара повернулась спиной и, всхлипывая, уткнулась лицом в холодную плиту. Вмиг Нурия очутилась возле подруги. До сих пор она и не подозревала, как тяжело живется Тамаре.

Тамара любила отца, но не понимала его. Однажды он долго просидел, стиснув голову обеими руками, и сказал с горечью: «Не так жили мы, Тамара!» Но когда Тамара с непосредственностью семнадцатилетней стала уговаривать отца покинуть этот дом, он горестно покачал головой и тяжело вздохнул.

У Тамары было только два утешения: маленькие братья и выносливая на все оскорбления Халиса. Дети заставляли любить их, потому что были дети, а Халиса, обиженная природой и близкими, Халиса была ей и за мать, и за старшего товарища, единственной доброй душой, которой Тамара могла поверять свои самые заветные девичьи тайны. И Халиса от нее не таилась. «Будь у меня здоровье, пригодись я куда на работу, ноги бы моей не было в этом доме».

Тамара мечтала, как она, окончив школу, устроится на работу и они с Халисой уйдут отсюда, подыщут себе комнатку и заживут вдвоем. Халиса благодарила ее. «Человек далее тогда, когда ходит согнув шею, не расстается с надеждой. С надеждой рождается, с надеждой живет».

Глава десятая

В конторке цеха Надежда Николаевна застала Назирова. Накинув на плечи кожаное пальто, он что-то строчил.

— Что пишете? — спросила она, кладя на край стола деталь, которую принесла с собой.

— Заявление, — ответил как-то странно Назиров.

— Путевку просите? — пошутила Яснова.

— Именно. Прошу направить в МТС главным инженером.

— Шутите, Азат Хайбуллович? — Надежда Николаевна взяла бумажку и пробежала глазами. Содержание до такой степени поразило ее, что она лишилась дара слова.

Значит, напрасной была их многомесячная, без сна и отдыха, работа.

— Вы с кем-нибудь советовались? — спросила она наконец, подумав, что Назиров решился на это из-за ссоры с Гульчирой. Люди, потерпевшие крушение в любви, стремятся обычно избавиться от ее мук, сменив место работы, но забывают, что для любви нет расстояний. — Ведь директор все равно не отпустит вас, — сказала Яснова.

Назиров лишь плечами повел, как бы говоря: «Не знаю».