Читаем без скачивания Мифы и легенды Древнего Востока - Александр Немировский

Пока слуги сообразили, чего от них хотят, пока они выбежали к воротам, незнакомец скрылся. Царь обещал наградить каждого, кто укажет место обитания юноши царственного вида в одежде нищего.

Прошло немало времени, пока одному из царских пастухов удалось удовлетворить любопытство владыки.

Склонясь перед троном, пастух сказал:

— О, великий царь! Юноша, которого ты ищешь, — отшельник. Он живет в горах, в жалкой хижине.

Царь приказал запрячь коней и отправился в горы. Когда дорога кончилась, он сошел с колесницы и двинулся к обиталищу отшельника пешком.

Переступив порог хижины, царь приветствовал юношу и обратился к нему со следующей речью:

— Я увидел тебя, когда ты был у ворот моего дворца. Твоя красота достойна лучшей доли. Переходи в мои покои. Но сначала скажи, откуда ты родом.

— Я из славного племени Шакья, рожден в царском доме и покинул его, чтобы узнать, как живется людям, чтобы помочь им в их бедах. Нет лучшей доли, чем та, что я выбрал.

И ушел царь, поняв, что отшельнику не нужна его помощь, что тверд он в своем решении.

Дерево пробуждения

Гаутама же вновь пустился в странствия, чтобы познать людские горести. И когда его душа переполнилась ими через край, он отыскал в горах дерево Бодхи{350}, сел под ним и решил не вставать, прежде чем достигнет совершенства. Прохожий со стороны мог подумать: «Этот человек стережет зарытый под деревом клад». Но мудрец оберегал свою мысль, как еще не окрепшую молодую веточку на мировом древе жизни.

Семь лет росла мысль, охраняемая неусыпным стражем, пока не стала Истиной. Мудрец прошептал ее пересохшими губами: «Человек — это сосуд страданий. Страдание от желаний. Путь к спасению — в искоренении желаний».

А потом он впал в глубокий сон. И явился к нему враг истины Мара{351}. В руках его была лютня. Вещал он, сладкоголосый, и дергал за струны. Искушая мудреца, он призывал к чувству самосохранения.

— Как ты исхудал! Как ты бледен! Близка твоя смерть, несчастный! Зачем умирать? Жить лучше! Живи, как живут брахманы, совершая жертвы. Много заслуг накопишь. Что пользы в борьбе с собою? Путь борьбы с собою тернист, мучителен, полон лишений.

Искусителю так ответил Гаутама Блаженный:

— Отпрыск бездумных, беспечных! Грешник, зачем ты ко мне явился? С тем, кто к ложным благам стремится, иди и беседуй! Зачем к устремленному к цели, к мудрому ты обратился? Богатство, почести, слава, успех, нажитый обманом, для меня ничего не стоят. Над жизнью этой дрожать? Да пусть она сгинет! Лучше в бою умереть, чем жить побежденным. Погрязшие в суетности брахманы и шраманы{352} истины не увидят. Плоть свою иссушая, я укрепляю память. Из царства в царство блуждая, буду людей учить я выполнять мои наставленья.

Печаль охватила Мару. Он отступил, как ворона, которая камни обходит и стучит по ним клювом. Вдруг этот камень желтый, по виду на жир похожий, окажется мягким? Но натыкаясь на твердость, с карканьем улетает.

Так удалился Мара, но вскоре вернулся. Дочерей он привел прекрасных. Пели они и плясали. Отец же дергал за струны.

— Отрекись! — призывал волшебник. — Красота эта будет твоею. Наслаждаться ты ею будешь во дворце таком же прекрасном.

— Нет! — отрезал мудрец. — Не соблазнить меня красотою. Отступить ты меня не заставишь. Во время странствий я видел фокусника с размалеванной деревянной куклой. Она дергалась так забавно, поднимая ножки и ручки. Но развязались нити, и она распалась на части. Красота же истины не распадется.

Печаль охватила Мару. Он выронил лютню и зашипел, как кобра, когда ей на хвост наступают. Потом он сводил с неба молнии, грохотал громами, обрушивал скалы, но не мог сокрушить бодхисатву. Ибо мудрец, стремящийся к просветлению, крепче каменной горы.

Гаутама поднялся и твердым шагом спустился в парк Ришипитана близ Варанаси. Было это на тридцать пятом году его жизни, когда достиг он бодхи. В парке его ожидали пятеро живущих в уединеньи. Были среди них Субхути и Шарипутра{353}. Первыми они обратились к Гаутаме, его называя Буддой («Просветленным»). На самом же деле он стал Просветленным уже тогда, когда впервые пронзен был жалостью к людям.

Прошло много лет, и Просветленный, восьмидесятилетний старец, пришел с учениками к дереву Бодхи. Один из учеников, самый любимый, пал на колени, чтобы поклониться месту, где родилась надежда. Просветленный поднял его и, взяв с земли горсть листьев, спросил: «Скажи, юноша, есть ли еще листья, кроме этих?» «Осенние листья падают повсюду, — ответил ученик. — Их не счесть». «Вот так и я, — Просветленный молвил, — дал вам лишь горсть истин, но, кроме них, есть бесчисленное множество других, которым нет счета».

Будда и брахман

Как и в предшествующей сутре{354}, собеседником Будды выступает брахман, но уже не молодой, а пожилой человек. Ставится очень существенный вопрос о значении труда в жизни буддийских монашеских общин. Буддийские монахи жили на подаяние. Обвинения в паразитизме, видимо, были частым явлением. Сутра призвана показать, что проповедь буддийских истин является таким же общественно полезным трудом, как занятие сельским хозяйством.

Как-то, блуждая по земле мегадхов, Блаженный остановился в одной из брахманских деревень. Была пора сева. Уже запрягли быков в плуги. Дымился котел. Работникам раздавали пищу. Блаженный подошел к месту раздачи и подставил свою кружку. Видя это, брахман сказал:

— Прежде чем есть, я пашу и сею. И ты, странник, сначала вспаши свое поле и посей свои зерна, а потом насыщайся.

— Так я и делаю, — ответил Будда.

— Но я что-то не вижу у тебя упряжки, плуга, быков, кнута, всего того, без чего не может быть вспашки и посева.

Будда ответил гатхой:

Вера — зерно мое, воздержание — дождь,Мудрость ярмом и плугом мне служат,Стыд служит дышлом, упряжью — мысль,Память — мой кнут и лемех. 

Мужество — тягловые быки,Прямую тянут они бороздуТуда, где ожидает нас отдых,Туда, где не знают печалей. 

Вот как пашется эта пашня,Рождающая нирвану.Вспашешь, как это делаю я,Навек избавишься от страданий.

Слыша эти мудрые слова, брахман наложил большую бронзовую чашу дополна дымящейся, сваренной на молоке рисовой каши и обратился к Будде:

— Отведай каши, почтенный Гаутама. Воистину ты — пахарь.

Будда ответил гатхой:

Не беру я платы за пение гатх.Для видящих истину плата — нарушенье закона,Отвергают Будды вознагражденья обычай.Жив покуда закон, будет этот обычай жить.

— Кому же мне дать эту молочную кашу? — спросил брахман.

— В целом мире, — ответил Будда, — я не знаю никого, кто бы мог ее переварить. Поэтому вылей эту сваренную на молоке рисовую кашу туда, где не растет трава, или вылей ее в воду, где не водится живых существ.

Брахман вылил кашу в воду, где не было живых существ, и она зашипела, засвистела, задымилась и испустила клубы пара. Пораженный этим, объятый дрожью восторга, брахман приблизился к Блаженному и припал к его ногам.

— Поразительно! — воскликнул он. — Какими разнообразными способами ты разъяснил мне свое вероучение. И вот я иду к тебе как к прибежищу и принимаю посвящение от самого Гаутамы.

Будда и царь Махапинтала

В отличие от сутр, связанных с практикой обучения молодых монахов приемам вовлечения иноверцев в истинную веру, существовал специальный жанр произведений, обращенных к мирянам, — джатаки. Они строятся как рассказ самого Будды о своих прошлых рождениях. Это назидательные повествования, притчи, легенды.

В этой джатаке Будда выступает в роли благородного царевича, сменяющего на троне ненавистного народу тирана.

Давным-давно в славном городе Варанаси правил злой и несправедливый царь Махапинтала. Не было для него большего удовольствия, чем причинять боль. Был он груб, суров и жесток и никогда не испытывал жалости к людям. Он был неумолим и беспощаден не только к своим женам, сыновьям и дочерям, но и к придворным, брахманам, знатнейшим кшатриям. Он был невыносим, словно песок в глазах, словно камень в пище, словно колючка в пятке.

В то время Будда возродился в образе сына этого царя. Когда же после долгого царствования ненавистный народу правитель умер, жители Варанаси ликовали так, словно одержали победу над давним недругом. На место сожжения праха навезли тысячу возов дров, полагая, что сильный огонь унесет подальше от города ненавистную душу. С радостью был помазан на царство сын Махапинталы. По этому случаю каждый дом был украшен стягами и знаменами. Барабаны бухали весь день с такой силой, словно этими звуками стремились изгнать из города недобрую память о Махапинтале.