Читаем без скачивания Закон фронтира - Олег Дивов

— В принципе, информацию можно зазубрить элементарным повторением. Но в любом случае, решение, хранить ее или стереть, вряд ли принимается сознательно. Понимаешь, Зойка, есть в глубине мозга такое загадочное образование — гиппокамп. Это коммутатор. Нейроны коры, получая информацию, передают ее гиппокампу. Если тот ответит, нейроны образуют прочную сеть, и информация закрепится. если нет — впечатление навсегда исчезнет. А вот чем руководствуется гиппокамп, принимая решение — до сих пор загадка. Есть мнение, что все дело в эмоциональной значимости. Если информация имеет эмоциональную окраску, скорее всего, гиппокамп откликнется. Например, на имя близкого человека он среагирует. А на имя какого-нибудь чемпиона мира по плевкам в длину — вряд ли.

— Если он не в тебя плевал, — заметил Любимов.

— Точно. Кроме того, видимо, гиппокамп реагирует на информацию, которая имеет отношение к тому, что тебе уже известно. Тогда мозг начнет генерировать ассоциации. Допустим, нейронные цепи Рогалика постоянно замыкаются на компьютерах, это его работа. Соответственно, все новое, что он узнает по этой теме, вызовет у гиппокампа отклик и будет помечено, как подлежащее хранению. То есть, каждое новое понятие мы ловим на крючок старых впечатлений. А поскольку жизненный опыт и прочие обстоятельства у всех разные, то и запоминается одно и то же каждым отдельным человеком по-своему. Вот, собственно, Зойка, тебе и ответ.

— Ну, — сказал Лешечка, — за память!

Дружно налили и выпили.

— А почему мы тогда запоминаем всякую ерунду? — спросила Ирина. — И надолго, если не навсегда?

— Наверное, мы просто очень впечатлительные, хотя по некоторым этого и не скажешь.

— Я ужасно впечатлительный, — пожаловался Рогалик.

— Я тоже, — вздохнула Зоя.

— Наверняка. Поэтому у нас возникает эмоциональный отклик на гораздо более широкий круг информации, чем у нормального человека. А это ведь как снежный ком. Нейрон за нейрон цепляется, и пошло-поехало. Чем больше ты знаешь, тем легче образуются все новые и новые ассоциации. Хотя есть и области, каждому из нас совершенно недоступные. Я, например, в гробу видел этот ваш футбол. У меня к нему стойкое отвращение. Или, допустим, стоит мне посмотреть на двигатель внутреннего сгорания, я сразу пойму, зачем какая штука к нему привинчена. Но если она будет отдельно лежать — не факт, что я вспомню, как она называется. Хотя у меня во дворе гниет и разлагается личный автотранспорт, и как вы помните, я неплохо с ним управлялся.

— Ой, не надо! — взмолилась Зоя. Прошлой зимой, по дороге во Владимир, Гош поймал колесом гвоздь, и компания загремела в канаву. Никто не пострадал, в том числе и машина — глубокий снег выручил и ремни безопасности, но впечатлений у Зойки, Ирины и Лешечки осталась масса. Тем не менее, во Владимире они заняли шестое место. С учетом того, что на фестиваль съехалось восемьдесят сильнейших команд со всего бывшего Союза, результат впечатлял.

Из них вообще могла бы получиться очень мощная команда, если бы на каком-то этапе желание просто общаться не пересилило желание играть. Уже совершенно ясно — питерский фестиваль в следующие выходные станет для шестерки Дымова последним. Дальше они будут сколько угодно встречаться, трепаться и пить водку. Но на игру не выйдут.

— Самый знаменитый человек, полностью утративший память — Рейган, — вспомнил Лешечка. — Болезнь Альцгеймера.

— Да минует нас чаша сия! — провозгласил Гош, откупоривая свежую бутылку.

На улице солнце опускалось за дома. Посреди собачьей площадки стоял молодой человек и, мучительно кривя лицо, рассматривал своего пса, резвящегося поодаль. Он хотел позвать собаку, но почему-то никак не мог вспомнить ее имя.

Просто вылетело из головы. Просто вылетело.

Если бы не Белла, Гош мог бы запросто упасть со ступенек. Собака лизнула его в ухо, и наваждение прошло. Кажется, он задремал, но таких отчетливых и детально прорисованных снов в его жизни еще не было. Нет, он действительно это вспомнил!

Ошарашенно приоткрыв рот, Гош принялся себя обшаривать в поисках курева. Сигареты оказались в том же кармане, где и всегда. И мир вокруг был все тот же — безумный новый мир. Разве что немного стемнело. Наверное, он больше часа просидел вот так на ступенях дома, в глубокой прострации. «Ну, попробуем восстановить, что же я там разглядел, внутри есбя. Совершенно верно — сначала было видение девушки, скачущей вдаль на здоровенном гнедом коне. Какие-то парни рядом, потом миномет — конечно, это был самоходный миномет! Пожилой мужчина, лет за шестьдесят, очень знакомое лицо… „Кто такие Регуляторы, Гош?“. Так… Если он имеет в виду тех, кого называли Regulators, то разумеется, я отлично знаю, кто это такие. Позже из них образовалась банда Кида. Интересно, какое отношение имеют Регуляторы графства Линкольн к нынешней ситуации, и каким боком в нее вписываюсь я. Хорошо, а дальше? Дальше, Гош! Неужели ты на самом деле это вспомнил?!».

Он выкурил подряд три сигареты, пока не поверил в то, что действительно помнит тот день, несуразный и смешной, последний день нормальной жизни. Помнит целиком, от начала и до конца. Усмешка судьбы — ведь это, без сомнения, был день, когда смерть пошла гулять по свету, медленно, но верно подминая людей под себя. И оказывается, она наступала не сразу, ей сопротивлялись, каждый в меру сил… Гош пошарил в опустевшей пачке, смял ее в кулаке и чуть не бросил под ноги. Вспомнил, что он не дома, а в гостях, встал и медленно спустился вниз, к парковке. Забрался в машину, нашарил в кармане на двери новую пачку, распечатал ее, швырнул мусор через плечо. Взвл очередную сигарету, но понял, что курить больше не может — перебрал табака.

Белла сидела у раскрытой двери, испытующе разглядывая хозяина снизу вверх. То ли привыкала к его внешнему облику, то ли просто насмотреться не могла. А Гош откинулся на сиденье и по новой переживал только что всплывшее в памяти. Чтобы уже точно не забыть. Ни взгляда, ни слова, ни жеста.

Увы, после того злополучного дня его память запечатлела только смутные обрывки — домашние заботы, привычная суета на службе… И постоянное ощущение, что голова чугунная, как будто здорово недоспал. Тревоги не было. Гош списывал все на магнитную бурю. И ни за что не догадался бы увязать свое недомогание с промелькнувшей в новостях информацией о резком скачке числа пропавших без вести — людей, которые просто ушли из дома и не вернулись назад. Ему только отчего-то все меньше и меньше хотелось ехать в Питер. Но тем не менее, в пятницу вечером он поцеловал жену, потрепал по холке верного пса и отправился на вокзал, где собиралась команда. Битком набитый московскими Знатоками вагон «Красной Стрелы»… Холодное пиво и теплая водка… Разговоры, разговоры… И все — как отрезало. До Санкт-Петербурга они, судя по всему, доехали — ведь не разбился же Гош на том поезде… Но дальше были только капли дождя на лице, ружье на коленях, жесткая подножка «Хаммера» и два распухших трупа неподалеку. Примерно месяц назад. А куда же делись годы?