Читаем без скачивания Заря вечерняя - Иван Евсеенко

— Да так, — махнула рукой Манечка. — Спросить хотела. Страшный суд будет или нет?

Иван Сергеевич помолчал немного, потом вздохнул и обстоятельно так ответил:

— Будет, Манечка. Обязательно будет!

— А числа не знаете? — допытывалась она дальше.

— Не знаю. А зачем тебе?

— Схорониться хочу. Земля в тот день, говорят, кровью покроется. Кто грешен, в огне гореть будет. Вы не боитесь?

— Боюсь.

Манечка не поверила. Чего это Ивану Сергеевичу бояться. Мужчина ведь…

Дома Иван Сергеевич Манечку борщом накормил. Наваристый борщ и помидором пахнет. А после еще картошкой жареной с соленым огурцом.

Манечка сон Ивану Сергеевичу рассказала. Тому понравилось. К радости, говорит, такие сны бывают, к счастью. А про девчонку Манечка опять не расспросила. Некогда было. Они до самого вечера с Иваном Сергеевичем телевизор смотрели. Там все время лес показывали, море…

От Ивана Сергеевича Манечка вышла, когда уже темнеть начало. Зимою день короткий, не успеет солнце выглянуть, насмотреться на свет божий, как и спать пора.

Но спать Манечке не хочется. Вдруг этой ночью сон какой-нибудь нехороший приснится. Такой, что даже Иван Сергеевич не отгадает…

Манечка опять к Петровне решила зайти. У нее по вечерам соседки собираются. Телевизор смотрят, о семейной жизни говорят, о хозяйстве. Манечке слушать их нравится.

Петровна дверь Манечке открыла, приглашает:

— Заходи.

Манечка с соседками поздоровалась, место себе возле печки выбрала и сразу рассказывать начала, как Иван Сергеевич ее от пса оборонил.

Соседки головами покачали и снова о своем. Говорят, и вчера похожее рассказывала. Манечка не обижается. Может, и правда, рассказывала да забыла.

Она Васю к себе подозвала, стала песне его одной учить, где про полюшко-поле поется, про героев красных. Песню эту когда-то Федя очень любил.

Хотела она Васе еще стишок рассказать:

Мальчик-сударик,Купи букварик.

Но тут Петровна к ним подошла. Оказывается, Васе уже спать надо. Он попрощался с Манечкой, просил завтра приходить. Манечка пообещала:

— Ладно, приду. На санках будем кататься.

Когда погода хорошая, они часто с Васей катаются. Саночки у него легенькие, бесшумные. Считай, сами бегут. Вася раскраснеется, подгоняет Манечку. Но Петровна им подолгу гулять не разрешает. Холодно. Оно и верно, не май месяц.

Вот летом другое дело. Они с Васей в детский сад ходят. Там качелей много. Манечка усадит Васю на досточку и качает. А потом они обедают за длинным столом под грушею. Кашу едят, молоко пьют.

Летом у Манечки жизнь совсем другая. С самого утра другая. Проснется она и не надо гадать, то ли день настал, то ли ночь еще. Ясное дело, что день. На улице хозяйки гомонят, коров выгнали, пастуха поджидают, новостями, которые за ночь в селе случились, делятся. Манечка тоже на улицу выйдет. С хворостинкой на лавочке усядется, будто и ее корова муражок грызет, о вербу возле Грицьковых чешется.

А иной раз Манечка череду до самой реки провожать вздумает. Посмотреть ей захочется, как коровы на тот берег переплывать будут. Сядет она в стороне на травку и глядит. Коровы сонные еще, ленивые подойдут к речке и остановятся. Не хочется им, наверное, в воду залезать, холодная. Но пастухи припугнут их, закричат, коровы на берег оглянутся и поплывут. А за ними пастухи на лодке переправляться станут. Один веслом правит, а другой за стадом следит. Особенно за телками, которые с мамашами своими поодаль плывут. Может, за уши которого вовремя ухватить надо…

Переплывет стадо, а Манечка домой не торопится. Скоро рыбаки возвращаться будут. Тоже поглядеть интересно. У которых сети, те сразу к берегу пристанут, а которые с дорожками, тем после череды как раз потягать время: щуки встревожились, поживу в мутной воде ищут.

Мужчины Манечке рыбешек дают. Но она всегда их назад в воду выпускает. Пусть к морю плывут.

Летом праздников всяких много. Троица, например. Манечка хату свою любит в этот день украшать. На стенках ветки липовые и кленовые поразвешивает, на подоконниках мяту с любистком расставит, пол, только что вымытый, царь-зельем устелет, потом присядет. И вдруг голова у нее от запахов закружится…

Выйдет Манечка на улицу. Калину цветами бумажными украшать станет. Женщины говорят, мол, не положено на троицу цветы бумажные развешивать. Но Манечка не слушает их. Уберет калину до самой верхушки…

Еще Благовещенье Манечке очень нравится. Аист всегда прилетает, и тано́к раньше водили. Соберется молодежь в конце села, за руки все возьмутся и бегом по улицам, весну встречают, песни ей разные поют.

И еще Манечке летом многое нравится. И как сено косят, и как рожь жнут, и как свадьбы справляют.

Пока Манечка о лете думала, соседки уж расходиться начали. Пора, конечно. Время позднее. Петровне, может быть, еще по хозяйству что сделать надо. Манечка тоже засобиралась. Но Петровна на минуту задержала ее.

— Ночевать оставайся. У тебя холодно, наверное.

— Спасибо, — ответила Манечка. — Нельзя мне.

— Почему?

— Федя сегодня должен приехать. Иван Сергеевич говорит, сон к этому…

— Все может быть, — вздохнула Петровна. — Я сны плохо разгадываю…

Манечка распрощалась с Петровной, вышла на улицу. Огляделась, не видно ли Феди? Вроде бы не видно. А может, он уже возле дома ее ждет. Манечка стала ругать себя. Что это она зашла к Петровне и сидит! Да еще и ключ в условленном месте не оставила…

Но Феди возле дома не было. Должно быть, задерживается где-нибудь в дороге. Манечка на лавочке под калиною присела. Подождать решила Федю на улице. А то вдруг он мимо пройдет. Давно ведь не был в селе…

Калина за последние годы разрослась вокруг хаты. Весною от белого цвета, а осенью от ягод красных даже окон не видно. За ягодами к Манечке многие ходят. Они от болезней разных помогают. Иван Сергеевич и то просит иногда сорвать веточку. Сердце, говорит, у него стало болеть.

Но все равно ягоды еще остаются. Зимою птицы их прилетают поклевать, снегири красногрудые. Манечка их не гонит. Странные они какие-то: не к теплу летят, не к лету жаркому, а к морозам жгучим. Пусть клюют. Может, у них тоже какие болезни бывают…

Сидеть Манечке одной совсем не страшно. Ночь ясной выдалась. На небе звезды горят, месяц светит. Манечке девчушка почему-то вспомнилась. Она, наверное, от ожидания чего-нибудь неизведанного улететь хотела. А мальчишка и не знал. Надо будет завтра сказать ему, чтобы не переживал зря. Манечка тоже улетит, если захочет. Что тут особенного?

А Феди все нет и нет. Где он там замешкался? Манечка в кожухе, в шерстяных рукавицах, которые ей Петровна в прошлом году сплела, и то замерзла. А как он там по ветру да по холоду в одной шинели ходит?!

Манечка уже хотела было идти Федю встречать. Но вдруг ее Иван Сергеевич окликнул (должно быть, из библиотеки возвращается), начал в дом приглашать.

— Пойдем, — говорит, — а то замерзнешь.

— Ага, — согласилась Манечка. — Пойдем.

В доме Иван Сергеевич растопил печку, нагрел чаю. Но сам пить отказался, достал из портфеля книжку и принялся читать для Манечки вначале про женщину одну, а потом про царевну и ее сына, которых в бочонок засмолили и в море бросили. Манечка расстроилась прямо. Чего только в жизни не бывает! Может быть, и Федя вот так где-нибудь на острове живет…

Манечка задумалась обо всем этом и не расслышала, чем история с царевной закончилась. Жалко! А Иван Сергеевич уже домой собирается. Что-то он рано сегодня! В иные дни он часов до двенадцати сидит, то читают они что-нибудь, то разговаривают о многом, Федю вспоминают. Ну да, может, нездоровится Ивану Сергеевичу или жена наказала пораньше домой прийти.

Манечка провела Ивана Сергеевича на улицу, а когда вернулась в хату, удивилась. Оказывается, Федя уже дома, сидит за столом, на гармошке играет. А они с Иваном Сергеевичем и не заметили его. Манечка поздоровалась с Федей, пожурила немного:

— Что это ты задержался так?

— Ничего я не задержался, — перестал играть Федя. — Как только отвоевали, так сразу домой.

Манечка кинулась подогревать чай, но Федя остановил ее:

— Не беспокойся особенно. К матери моей сейчас пойдем.

— Так умерла она ведь, — попробовала отговаривать Манечка. — Я и на похоронах была.

— Что ты, — перебил ее Федя. — И отец жив и мать. Ожидают нас. Собирайся.

Манечке неловко стало. Перепутала она все. В тот день, наверное, совсем другая старуха умерла.

Манечка ленты начала из сундука доставать, ботинки на высоких каблуках, а сама спрашивает у Феди:

— Страшный суд будет? Как ты думаешь?

Федя помедлил немного, а потом отвечает:

— Не будет, Манечка.

— Почему это? — удивилась она. — А Иван Сергеевич говорит, что будет.