Читаем без скачивания Роб Рой - Вальтер Скотт

Я подыскивал самые деликатные выражения, сообщая, как с нами обошлись, и все-таки видел, что рассказ мой причинил Мак-Грегору большую боль.

— Я не пожалел бы и тысячи мерков, — сказал он, — чтобы в это время быть дома! Обидеть чужеземцев… я главное — моего кровного родственника, который проявил ко мне такую доброту! Лучше б они выжгли половину Леннокса, если уж нашла на них дурь! Вот что получается, когда доверишься женщине и ее сыновьям, не признающим в делах ни меры, ни рассудка. Впрочем, во всем виноват тот пес-акцизник, который обманул меня, сказав, будто ваш двоюродный брат Рэшли ждет меня для переговоров о королевских делах; а я знал, что Гарсхаттахин и многие в Ленноксе настроены в пользу якобитов, и подумал, что об этом-то Рэшли и хочет переговорить со мной. Но я сразу раскусил обман, когда услышал, что герцог здесь; когда же мне скрутили руки подпругой, нетрудно было сообразить, что меня ожидает: я ведь знал, что ваш Рэшли — двуличный негодяй и любит связываться с людьми той же породы. Хорошо еще, если заговор не исходит прямо от него. Мне и то показалось, что у голубчика Морриса был чертовски странный вид, когда я распорядился задержать его как заложника впредь до моего благополучного возвращения. И вот я возвращаюсь — хоть и не по милости Морриса или тех, кому он нанялся служить, — и весь вопрос в том, как теперь вывернется сам пройдоха акцизник: я ему обещал, что без выкупа он не уйдет.

— Моррис, — сказал я, — уплатил уже последний выкуп, какого можно требовать от смертного.

— То есть как? — вырвалось у моего спутника. — Что вы говорите? Его убили ненароком во время перестрелки?

— Его убили сознательно и хладнокровно по окончании битвы, мистер Кэмбел.

— Хладнокровно? Проклятье! — сказал он сквозь зубы. — Как это произошло, сэр? Говорите все напрямик и не зовите меня ни мистером, ни Кэмбелом: я на своей родной земле, имя мое — Мак-Грегор.

Было видно, что он сильно раздражен. Но, не обращая внимания на резкость его тона, я кратко и ясно рассказал ему о казни Морриса. Он с силой ударил в землю прикладом ружья и начал:

— Клянусь Богом, за такое дело проклянешь свой род, и клан, и родину свою, и жену, и детей! Впрочем, негодяй давно этого дожидался. А какая разница, корчиться ли под водой с камнем на шее или качаться на ветру с петлей на ней? Что тут, что там, конец один — от удушья. Его постигла та участь, какую он готовил мне. Все же я предпочел бы, чтоб они его пристрелили или закололи кинжалом; расправа, учиненная над ним, вызовет много праздных толков. Но каждого, и слабого и сильного, ждет его судьба — все мы умрем, когда придет наш день. А никто не станет отрицать, что Елена Мак-Грегор мстит за тяжкие обиды.

Высказавшись таким образом, он как бы выбросил все это из головы и стал расспрашивать дальше, как удалось мне ускользнуть от солдат, во власти которых он видел меня.

Я скоро досказал свою повесть, закончив ее на том, как мне возвратили бумаги отца, хотя мой язык не посмел произнести имя Дианы.

— Я был уверен что вы их получите, — сказал Мак-Грегор. — В письме, которое вы мне передали, изъявлялось соответственное пожелание его превосходительства; а раз так, я, понятно, был рад посодействовать. Для того я и зазвал вас в наши горы. Но, видно, его превосходительству удалось сговориться с Рэшли раньше, чем я ожидал.

Первая часть этого отчета особенно меня поразила.

— Значит, переданное мною письмо написано было тем, кого вы называете его превосходительством? Кто он такой? Какое он занимает положение и как его настоящее имя?

— Я думаю, — ответил Мак-Грегор, — если вы до сих пор этого не узнали, то теперь для вас это не имеет значения, так что я вам ничего не скажу. Но, конечно, я знал, что письмо написано его рукой, а иначе вряд ли я стал бы столько хлопотать по чужому делу, когда у меня и своих забот не оберешься — я, как видите, едва управляюсь с ними.

Я вспомнил огни в окнах библиотеки и ряд других обстоятельств, будивших мою ревность: перчатку, колебание ковра, закрывавшего потайной ход из комнаты Рэшли, а главное — вспомнил, что Диана в тот раз выходила из библиотеки с целью, как я полагал, написать письмо, которым я должен был воспользоваться в случае крайности. Значит, не в одиночестве проводила она свои часы, а слушая изменнические нашептывания некоего отчаянного агента якобитов, тайно проживавшего в замке ее дяди. Случалось, молодые женщины продавались за золото или отступались от первой своей любви ради тщеславия; Диана же пожертвовала моим и своим чувством, чтоб разделить судьбу дерзкого авантюриста и в глухую полночь рыскать с ним по разбойничьим притонам в жалкой надежде на то подобие почестей и богатства, какое может дать своим приверженцам смехотворный королевский двор Стюартов в Сен-Жермене.

«Повидаюсь с ней, — мысленно сказал я себе, — если удастся, еще раз. Поговорю с ней как друг, как родственник, укажу, какой опасности она подвергает себя, и помогу ей удалиться во Францию, где ей можно будет спокойно и благопристойно выждать исхода волнений, разжигаемых, несомненно, тем политическим совратителем, с которым она соединила свою судьбу».

— Итак, я могу заключить, — сказал я вслух Мак-Грегору после пяти минут молчания с той и с другой стороны, — что его превосходительство (буду звать его так, раз вы не хотите сообщить мне его настоящее имя) жил в Осбалдистон-холле одновременно со мной?

— Понятно, понятно. И в комнате молодой леди, по вполне естественной причине.

Эта непрошеная справка прибавила горечи к моей боли.

— Но никто не знал, — продолжал Мак-Грегор, — что он скрывается там, кроме Рэшли и сэра Гилдебранда. Посвящать вас — об этом не могло быть и речи, а у прочих молодцов не хватило бы ума разобраться, где кошка, а где сметана. Хороший дом, старинный, и что мне в нем особенно нравится — это множество ходов и выходов, нор и тайников: засадите вы там в закуте двадцать — тридцать человек, и вся семья проживет неделю, ничего не обнаружив, что, конечно, может представить при случае большое удобство. Вот бы нам такой Осбалдистон-холл в Крейг-Ройстонские горы! Но нам, дикарям, служат ту же службу леса и пещеры.

— Надо полагать, его превосходительство, — сказал я, — был причастен к тому первому злоключению, которое постигло…

Я невольно запнулся на имени.

— … Морриса, хотите вы сказать, — хладнокровно добавил Роб Рой, слишком привыкший ко всякому насилию, чтоб возмущение, выраженное им вначале, могло долго его волновать. — Я, бывало, от души смеялся над той проделкой; но теперь, после злополучной истории в Лох-Арде, мне как-то не до смеха. Нет, его превосходительство был тут ни при чем, мы обделали все между собой — Рэшли и я. Но потеха-то пошла после, когда Рэшли ухитрился отвести подозрения от себя на вас, потому что он с самого начала не слишком к вам благоволил; а потом вмешалась мисс Ди и заставила нас разорвать всю нашу паутину и вырвать вас из когтей правосудия. А этот запуганный трус Моррис — он чуть не рехнулся со страху, увидев настоящего виновника в тот час, когда возводил обвинение на неповинного человека! А пройдоха секретарь и пьянчуга судья! Го-го! Посмеялся же я тогда над всей компанией! Но теперь — что я могу сделать для бедняги? Разве что заказать несколько месс за упокой его души.

— Разрешите узнать, — сказал я, — как мисс Вернон приобрела такое влияние на Рэшли и его сообщников, что заставила вас отступиться от вашего замысла?

— От моего замысла? Он не был моим. Никто не скажет обо мне, что я сваливаю бремя со своих плеч на чужие, — все затеял Рэшли. Но, конечно, мисс Вернон пользовалась влиянием на нас обоих, потому что его превосходительство питает к ней слабость и еще потому, что ей известно слишком много наших тайн, которые лучше не раскрывать. Черт побери того, — воскликнул он, как бы подводя всему итог, — кто посвящает женщину в тайну или уступает ей власть: нельзя давать полоумному палку в руки!

Нам оставалось четверть мили до деревни, когда три горца, наскочив на нас с оружием в руках, приказали нам остановиться и сказать, по какому делу мы идем. Мой спутник глухим и властным голосом молвил одно только слово — «Грегарах», и в ответ раздался громкий радостный крик, или, скорее, вой. Один, бросив наземь кремневое ружье, так крепко обнял колени своего вождя, что тот не мог двинуться, и с губ его лился поток гэльских поздравлений, то и дело переходивший в какой-то вопль восторга. Двое других после первого бурного взрыва радости кинулись бежать буквально с быстротой оленя, соревнуясь, кто первый принесет в деревню, занятую теперь сильным отрядом Мак-Грегоров, радостную весть о побеге и возвращении Роб Роя. Новость вызвала такую бурю ликования, что отголосок ее звенел далеко в горах, и все от мала до велика — мужчины, женщины, дети — ринулись в долину встречать нас бурно и шумно, точно горный поток. Услышав стремительно приближающийся к нам топот и гомон ликующей толпы, я счел нужным напомнить Мак-Грегору, что я здесь чужеземец и нахожусь под его покровительством. Он взял меня за руку и крепко держал, в то время как горцы наседали со всех сторон с поистине трогательными изъявлениями преданной любви и радости; и он не позволил ни одному из своих приверженцев сделать то, к чему они все нетерпеливо порывались, — пожать ему руку, — пока не внушил им, что со мной они должны обходиться любезно и заботливо.