Читаем без скачивания Бои местного значения - Василий Звягинцев

Лихарев задумался едва ли на секунду, после чего кивнул.

— Пожалуй, вы правы, — и предложил отметить это дело визитом в хорошее заведение или в не менее приятную компанию интересных людей, причем далеких от политики.

Сашка отказался.

— Нет, ты поезжай, конечно, а я впервые за долгое-долгое время просто отдохну. В совершенном одиночестве. Ты даже не представляешь, как великолепно может быть полное одиночество.

Заметил легкое колебание Валентина, постарался его успокоить:

— Да не переживай ты так. Никуда я не денусь. И некуда, и незачем, и квартирка твоя, как я осведомлен, от любых случайностей экранирована вмертвую. Так?

Лихарев не возразил.

— Вот и иди. Заблокируй свой хитрый замочек и будь спокоен. Я в постели поваляюсь, музыку послушаю, чайку попью с лимоном. Вернешься — не шуми. И утром не буди без крайней необходимости. Договорились?

Дверь за Валентином закрылась. Сашка не сомневался, что в квартире имелась система безопасности, исключающая несанкционированные поступки слишком важного для аггрианского резидента гостя.

Скорее всего Лихарев решил оставить Шульгина одного просто для того, чтобы посмотреть, что тот собирается делать.

Пожалуйста, братец, смотри, нам скрывать нечего.

…Шульгин действительно вскипятил себе чаю, нашел в холодильнике лимон и коньяк, поставил на заграничный электропроигрыватель пластинку с записью нью-орлеанского джаза, растянулся на диване, раздевшись до исподнего.

В любом случае недурно.

Тепло, тихо, одиноко, и за окнами, похоже, опять начинается серьезная метель. Довоенные годы в этом смысле куда лучше гнилых восьмидесятых, когда уже и в Подмосковье январи-феврали стали настолько слякотными и оттепельными, что ни катков не заливают, ни на лыжах толком не покатаешься.

Пока не появился Антон, можно не спеша разобраться в положении дел. Который уж день приходится действовать в состоянии острого цейтнота, так хоть сейчас никто не гонит.

Для начала он исчеркал графиками и схемами несколько листов бумаги, пытаясь уяснить для себя суть и смысл временных парадоксов, с которыми в очередной раз столкнулся. Кое-что из начал хронофизики он прихватил у Левашова, не раз беседовал с Ириной. Антон, не всегда добровольно, тоже выбалтывал интересные фактики. Но системы в знаниях Александра было не больше, чем у описанного Паустовским наборщика провинциальной типографии.

«Его чудовищная эрудиция сочеталась со столь же чудовищным невежеством».

Шульгин изобразил жирной стрелой так называемую «Главную последовательность», на которой прожил свою первую, «настоящую» жизнь и на которой, очевидно, находился и до сих пор, только почти на полвека раньше.

По крайней мере, ни один факт нынешней жизни, известный ему, и вся память Шестакова не давали оснований усомниться, что до 7 января эта реальность была той самой.

Он отметил крестиком 1941 год, откуда, очевидно, началась новая историческая линия вследствие деятельности Новикова и Берестина в ролях Сталина и Маркова.

О ней неизвестно ничего, она, истинная или мнимая, уходит за пределы листа и никакого отношения к его сегодняшним заботам не имеет.

Гораздо важнее другая, начинающаяся в 1920 году. Туда, если верить Сильвии-84, они все переместились из Замка после того, как он все-таки выполнил поручение Антона. Где, оказывается, они с леди Спенсер простили друг другу взаимные обиды и стали «близкими друзьями».

Само по себе это вполне вероятно и даже приятно. Женщина она эффектная и в постели себя ведет выше всяческих похвал. Другой вопрос — насколько ее записке можно верить.

Но, пожалуй, придется. Потому что другого выхода просто нет.

Значит — что мы сейчас имеем? Сильвия-84, оказавшись в двадцатом году, проигравшая все и перешедшая на сторону победителей (интересно, какие в этом случае у нее сложились отношения с Ириной?), находит способ переместиться оттуда на Валгаллу (с помощью установки Левашова, при технической поддержке Антона или самостоятельно). Что, кстати, по словам того же Антона, практически невозможно.

Но — переместилась. Очевидно, во временную точку, непосредственно предшествующую их рейду на Главную базу. Позже — вряд ли, поскольку, когда информационная бомба взорвалась, аггры исчезли из реальности вообще.

Причем явилась она туда, зная будущее, которого еще не знали ее хозяева.

Сумела получить информацию о «собственном» запросе по поводу его, Шульгина, матрицы, сохранившейся в мозгу Шестакова. Вернулась к началу все той же «Главной последовательности» и отправила письмо себе самой.

Пока все логично, хотя голова немного идет кругом. В том числе и потому, что он еще не знает о событиях, в которых уже поучаствовал его двойник.

Шульгин решил, что мировоззренческих вопросов лучше пока не касаться. До выяснения.

Продолжил теоретический анализ ситуации, от которого зависело не только его будущее.

В позиции Буриданова осла ловить нечего, нужен определенный выбор.

Значит, остановимся на варианте, при котором Сильвия-84/20 заслуживает доверия. Соответственно — и нынешняя тоже. Но не следует при этом забывать и завет мудреца: «Люби своего ближнего, но не давайся ему в обман».

Размышляя обо всем этом, Шульгин не заметил, как снова попал под влияние подспудно тревожившей его мысли. Вроде бы чисто теоретический анализ обстановки все больше определялся страхом предстоящего.

Никуда он не ушел от мыслей о том, что будет означать его «возвращение в себя». И с каждым часом тревога нарастала.

Как у человека, ожидающего плановой операции под общим наркозом.

Именно под общим. Местный наркоз не страшен совсем. Больно будет или не очень — перетерпим.

А общий… Как бы плохо ты себя ни чувствовал перед операцией, но ты все-таки жив и полностью себя осознаешь, можешь еще сам решать свою судьбу. А потом врач капает на маску эфиром или вводит препарат в вену — и все. Проснешься ты потом или нет — никто сказать не может. Умрешь — и даже не узнаешь об этом.

Шульгин сам был врачом, не раз видел, как оно случается.

То же самое и сейчас. Трусом он себя никогда не считал, смертельный риск его скорее возбуждал, наполнял удесятеренным ощущением радости бытия, но есть риск — и Риск. Попытаться проскочить на мотоцикле по переброшенному через пропасть бревну — это одно, а крутнуть барабан револьвера в «русской рулетке» — совсем другого плана забава.

И как смертельно больной перед пересадкой сердца или почек одновременно хочет, чтобы все скорее кончилось, и надеется в душе, что операцию отложат на день, два, неделю, так Сашка, пока еще неосознанно, стремился оттянуть свое возвращение в собственное тело.

Примерно через час после ухода Лихарева капсула в ухе Шульгина вновь ожила.

— Твой компаньон сейчас приступил к веселью в хорошей компании. Часа четыре минимум у нас есть.

— Он действительно развлекаться поехал? Я, честно говоря, думал, что это какой-то финт.

— Напрасно. Ничто человеческое ему не чуждо. Как и Сильвии, в чем ты убедился, да и Ирина ваша отнюдь не монашествовала. Работа работой, а в остальном они себе в радостях жизни не отказывают. Я сейчас постараюсь аккуратно снять защиту и заблокировать системы слежения. Нам лучше поговорить с глазу на глаз, согласен?

— Тебе виднее.

Шульгин в очередной раз убедился в техническом превосходстве форзейлей над агграми. Вроде бы и у тех, и у других аппаратура настолько несоизмерима с земной, что не человеку судить, а тем не менее… Разница как между фордовской кареткой модели «Т» 1915 года и современным «Мерседесом».

Вот и сейчас — никаких аггрианских «окон», окруженных светящимися рамками, и внепространственных тоннелей. Просто вдруг бесшумно исчезла стена напротив дивана. Шульгин увидел угол знакомого кабинета, колеблющиеся кремовые шторы и самого Антона, сидящего в простом деревянном кресле у раскрытого на океан окна.

И никакого «шва» или видимой границы между мирами.

Встань и шагни туда, в Замок, с которым связано столько романтических и приятных воспоминаний. Шагни — и закончатся все твои проблемы.

Даже сердце слегка защемило, когда представил.

— Барьер пересекать не пробуй, — Антон словно угадал мелькнувшее у Сашки желание. — Иначе могут быть последствия. Грубо говоря, «пробки вышибет».

— Раньше ведь ходили, — слегка растерянно ответил Сашка. — Сколько раз и туда и обратно.

— Так, против временного потока, с некомпенсированной массой, — не ходили. Когда Воронцов в прошлое отправлялся, здесь, как бы выразиться, оставался адекватный объем ранее занятого им пространства-времени. Такой эфирный слепок. В него он и возвращался, энергия требовалась только на механическое перемещение объекта, грубо говоря. А Шестакова в нашем мире не было, то есть твое тело сейчас фактически — около сотни килограмм антиматерии. Нейтрализовать ее мне нечем. Поэтому уходить отсюда ты будешь в виде информационного пакета, отнюдь не физическим телом.