Читаем без скачивания Духовенство в Древней Вселенской Церкви - А. П. Лебедев

Посмотрим далее: какими путями добивались не безгрешных доходов заурядные епископы. Они были явными симонистами. Уже епископы IV века, притом же и такие, которые подчинены были зоркому надзору Василия Великого — начали впадать в грех Симона Волхва. В послании к некоторым своим епископам Василий писал: «Дошел до меня слух, что с рукополагаемых вами вы берете деньги. И прикрываете свое корыстолюбие тем извинением, что-де вы берете не до, а после рукоположения. Но это оправдание только ухудшает ваше дело. Ибо кто делает зло под благовидным предлогом, таковой достоин сугубого наказания. Вы, епископы, — заявляет Василий, — корчемство вводите в духовные дела и в церковь».[950] На Халкидонском соборе строго-настрого запрещено епископам «продавать благодать», причем перечислен целый ряд клириков, которым давали епископы за деньги разные церковные степени и должности, именно: хорепископам, пресвитерам, дьяконам, парамонариям, экономам, экдикам. Судя по определениям Халкидонского собора, появились даже сводники, которые служили посредниками между епископом и искателем известного духовного места. Такими посредниками были или клирики, или монахи, или миряне.[951] Но едва появилось Халкидонское определение против симонистов-епископов, как до слуха патриарха Константинопольского начали доходить новые и новые известия о святопродавстве епископов. До патриарха Константинопольского дошли известия, что в Галатии епископы брали деньги за рукоположения или во время хиротонии, или же несколько после рукоположения.[952] Благодать не стали давать туне. Нечего говорить о более поздних временах в сравнении с эпохой Халкидонской. Симония с течением времени еще более укоренилась.[953]

Иные из епископов, хотя и не позволяли себе симонии, однако же, отыскали другой способ улучшать свое материальное положение. Они всячески старались из небогатой епископии перейти на богатую. Так было уже в IV веке. В правилах западного Сардикийского собора встречаем по этому поводу (прав. 1-е) следующее, в высшей степени справедливое, рассуждение: «цель, с которой домогаются епископы перехода из малого города в другой, очевидна; ибо никогда еще не являлось ни одного епископа, который старался бы перейти из большого города в меньший. Отсюда ясно, — говорит правило, — что такие поджигаются пламенной страстью любостяжания и тщеславия». К этому правилу нечего прибавить.

Обратим теперь внимание на прочих клириков, — пресвитеров и т. д. У этих лиц еще более было поводов стремиться разными путями улучшить свое материальное положение. Они редко были вполне обеспечены. И, как все малообеспеченные люди, они являлись неразборчивы в средствах, обусловливавших достижение цели. Пресвитеры и другие клирики начали заниматься ростовщичеством. Соборы очень часто вооружаются против этого зла в духовенстве — знак, что оно было распространено здесь.[954] Почему ростовщичество есть неблаговидное занятие, — думаем, нет надобности объяснять. Другие из клириков занялись корчемством;[955] содержать же корчемницу было делом непристойным, так как эти дома были в то же время приютами распутства. Но хуже, быть может, корчемства было то, что священники сделались невозможными попрошайками у богатых людей; в особенности это встречалось — припомним — среди западного духовенства. Блаженный Иероним пишет: «Клирики, которые должны бы быть учителями закона и страха Божия, протянув руку как бы для благословения, принимают подарки за свою приветливость». Тот же Иероним приводит отдельный пример старого священника, поступавшего так: «если увидит (в доме прихожан) подушку, красивое полотенце или что-нибудь еще из домашней рухляди, то жалуясь, что нуждается в этом, — не выпрашивает, а просто вымогает». Преимущественно предметом эксплуатации со стороны этого духовенства являлись женщины[956] Немногим лучше было, впрочем, и восточное духовенство, по крайней мере, столичное. Иоанн Златоуст свидетельствует о константинопольских клириках своего времени, что и те из них, которые успели уже нажить деньги, не переставали протягивать руки, желая подачек от щедрых благотворителей; дело дошло до того, что Златоуст решительно советовал таким благотворителям быть экономными и «не вливать свою собственность в море».[957] К вышеизложенному нельзя не присоединить еще и следующего. Мы уже говорили, что в языческом Риме было обыкновение, что человек состоятельный, в духовном завещании, оставлял доли наследства всем своим друзьям. Этот обычай приняли к сведению христианские клирики с IV века, по-видимому, исключительно западные. Они всячески ухаживали за людьми богатыми, но бездетными, — в надежде получить от них приличное наследство. Поведение клириков в этом случае возбуждало скандальные толки — далеко не безосновательные, когда ухаживанье относилось к богатым девицам и вдовам.[958] Дело дошло до того, что священники и клирики указом императора Валентиниана (IV в.) лишены были прав наследовать от посторонних лиц. Этот указ действительно на известное время получил силу. Блаженный Иероним в следующих воодушевленных словах выражает свою печаль по поводу этого закона: «стыжусь и говорить: языческие жрецы, комедианты, возницы в цирке, даже лица, служащие орудием разврата, имеют право получать наследства; одним только клирикам (и монахам) запрещается это по закону, и запрещается не гонителями, а христианскими императорами. Не жалуюсь на закон, но скорблю о том, что мы заслужили этот закон».[959]

Так жили греческие и негреческие священнослужители в изучаемое время.

В V веке всех православных епископов в Римской империи насчитывалось 6000 человек.[960] Чего стоило содержание такого громадного духовного персонала, если присоединить сюда и прочий клир? Чего стоило содержание многочисленного притча одной св. Софии, притча, численность которого нами указана раньше? Чего стоило содержание духовенства даже во второстепенных провинциальных городах, вроде Эдессы, — в которой было 200 священников, а может и больше, так как и сам епископ этого города на Халкидонском соборе не мог точно определить числа подведомых ему городских священников.[961] Да, много, много тратилось денег на неисчислимое духовенство Византийско-римского государства.

В виде приложения к предшествующим страницам, повествующим о материальном состоянии духовенства с IV века, изложим содержание сохранившегося до нас духовного завещания Григория Богослова. Это завещание знакомит нас с тем, какими материальными средствами обладали епископы, имевшие личную движимую и недвижимую собственность. Главной наследницей своего имущества Григорий делает церковь города Назианза, с условием, чтобы имущество его шло на благотворительные цели. Затем перечислены и другие наследники имущества Григория. Завещатель говорит: «Тех из моих рабов, которым я дал свободу по личной воле или воле родителей, я объявляю отныне вполне свободными, а имущество их объявляю неотъемлемой их собственностью. Я желаю, — говорит далее завещатель, — чтобы дьякон Григорий и монах Евстафий, принадлежащие к моему дому (т. е. из числа бывших его рабов), удержали за собой поместье в Арианзе, также пажити и овец, которых я им дал заживо. Кроме того, дьякону Григорию, ревностно служившему мне, выдать 50 золотых. Девственнице Руссиане, моей родственнице, словесно я назначил выдавать что нужно ей на прожиток ее; пусть так будет и после. Кроме того, построить ей дом, которым она пусть пользуется беспрепятственно, до дня ее смерти; а после нее дом переходит в наследство церкви. Кроме того, пусть будет дано ей две девушки (рабыни), которые должны служить ей до смерти ее. Если они будут служить ей усердно, то пусть она отпустит их на свободу; а если они будут служить не усердно, то они переходят в ведение церкви, на правах наследства. Мальчику (рабу) Феофилу, остающемуся при мне, дал уже свободу: пусть будет дано ему пять золотых». Завещатель далее дает свободу брату Феофилову Евпраксию и письмоводителю своему Феодосию. Детям своей племянницы Алипианы Григорий отказывает движимое имущество, оставшееся от Кесария, брата его, уже умершего. А епископу Амфилохию Иконийскому Григорий завещает цену, которую стоит какая-то сельская местность. Каким-то дьякону, иподьякону и письмоводителю Григорий завещает дать по несколько одежд и по 20 и 30 золотых.[962]

Я кончил слишком затянувшуюся речь о материальном состоянии духовенства древней церкви. Чувствую, что картина вышла не очень привлекательна. Но я едва ли преувеличил. Да и зачем бы это?

Один очень осязательный результат получается от изучения полной истории древнего духовенства, в особенности с IV века. Мы с уверенностью можем сказать, что наше русское духовенство, как высшее, так и подчиненное ему, намного выше во всех отношениях прежнего духовенства. Церковно-историческая жизнь сделала чрезвычайно большой шаг. Есть порицатели, которые набрасывают тени на жизнь, поведение и научную компетентность русского духовенства. Но это напрасно. Наше духовенство во всех отношениях идет вперед.