Читаем без скачивания Дальняя бомбардировочная... - Александр Голованов

Нужно было очень хорошо предвидеть, а если хотите, чувствовать этот практически незаметный на первый взгляд переломный момент в ходе Сталинградской битвы, чтобы решиться на, казалось бы, неоправданные действия — с ходу бросать в бой разрозненные мелкие подразделения. Такие явления не подвластны никаким теориям. Эти явления должны рассматриваться в более широком аспекте, а именно в аспекте психологии ведения войны.

В те давние времена даже мне, человеку, не обладавшему тогда достаточными познаниями в области тактики ведения боя, и то казалось, что мы несем неоправданные потери, бросая с ходу в бой отдельные подразделения. Товарищи же, которые хорошо разбирались в этих вопросах, просто осуждали подобные действия, хотя такие приказы и шли из Москвы. Только много лет спустя, еще и еще раз анализируя битву под Сталинградом, мне в полной мере, со всей ясностью представились и были осознаны события тех дней.

Осенний период оборонительного сражения был предельно напряженным для обеих сторон. Я бы сравнил его с переполненной чашей, где всего лишь одна капля может нарушить целость, сохранность содержимого. Вот этой-то капли и не хватало нашему противнику, чтобы преодолеть сопротивление наших войск, а ввод с ходу в бой отдельных подразделений с нашей стороны в течение определенного периода времени уравновешивал силы сторон. Время на войне является весьма важным фактором. Если бы мы его тогда тратили на сосредоточение достаточного количества войск и техники и на их подготовку, то трудно сказать, смогли бы мы удержать обороняемые нами рубежи, а в связи с этим и ставится под вопрос возможность нашего контрнаступления 19 ноября.

Весь же смысл ведения оборонительных боев того периода заключался в том, чтобы любой ценой удержать обороняемые рубежи, что было немыслимо без систематического пополнения, которого в нужных количествах у нас тогда не имелось и приходилось с ходу бросать в бой те подразделения, которые подходили. [295] Одновременно с этим велась активная подготовка предстоящего контрнаступления. Отсюда следует вывод: всякое решение на войне является обоснованным, если оно приносит ожидаемые результаты, и недостаточно обоснованным, если желаемых результатов не достигнуто.

Но на такие решения способны только те, кто предвидит, чувствует течение, ход событий кампании или войны в целом. Знатоками психологии ведения войны каждый в свое время были, как мне представляется, Александр Македонский, Александр Невский, Дмитрий Донской, а в более позднее время — Суворов, Кутузов, Наполеон и в эпоху XX века, конечно, Сталин.

Совершенно ясно, что пословица «один в поле не воин» относится к каждому из перечисленных выше. Все они имели достойных полководцев. У Наполеона это были маршалы Ней, Мюрат, начальник штаба Бертье и другие; у Кутузова были Багратион, Раевские, Давыдов и другие; у Сталина — Жуков, Рокоссовский, начальник Генерального штаба Шапошников, потом Василевский и многие другие. Однако решение вопросов ведения войны и вся ответственность за эти решения лежала и лежит на плечах основных руководителей. Так, всю ответственность за внезапность, неожиданное по времени нападение Гитлера на нашу страну и за его первоначальные результаты мы возлагаем на Сталина, и это естественно, ибо он стоял во главе государства, хотя к этому имеют прямое отношение и Тимошенко — как нарком обороны, и Жуков — как начальник Генерального штаба, и ряд других товарищей. Но к ним, как известно, каких-либо особых претензий не предъявляется. Точно так же правомерно и стратегические, имеющие мировое значение победы относить тоже на счет тех людей, которые стояли во главе тех или иных кампаний или войн в целом.

Теория военного искусства не может преподать каких-либо раз и навсегда установленных истин. Она дает отправные положения, накопленные опытом ведения войн, которые следует использовать в зависимости от конкретной сложившейся обстановки. Военное искусство не является точной наукой, как, скажем, физика или математика, где дважды два — четыре, что является аксиомой.

В оборонительном сражении под Сталинградом создались такие реальные условия, когда ввод в бой подразделений по частям достиг тех результатов, которых добивалось наше Верховное Главнокомандование. Вообще же ввод в бой войск по частям, как правило, приводит к поражению, а в лучшем случае к невыполнению поставленных задач. Как пример приведу необоснованное решение командующего Брянским фронтом генерала Ф. И. Голикова в первой половине 1942 года, когда, имея большое количество сил и средств при начавшемся наступлении противника, он стал вводить имеющиеся силы в бой по частям, вследствие чего войска фронта не смогли остановить наступавшего противника, хотя и все возможности для этого были. [296]

Этим примером я хочу лишний раз подчеркнуть, какое огромное значение имеет способность правильно оценить силы и возможности противника для того, чтобы решиться на ответные, может быть, и кажущиеся на первый взгляд рискованными и неоправданными действия. В войне трудно искать логику, ибо, как говорят, когда начинается война, тогда кончается логика.

В войне всегда ищут любые пути, позволяющие или остановить противника, если он в данный момент наступает и превосходит вас в силах и средствах, или победить его, если силы примерно равны. Средства и способы имеют в войне второстепенную роль, ибо главным является достижение цели. Таково истинное безобразное лицо войны. Но это лицо, как известно, всегда «прикрывается вуалью», дабы как-то прикрыть его безобразие.

Фашистская Германия была на пути создания атомного оружия, и нетрудно себе представить, что было бы, если бы она успела его применить. Это оружие, как известно, было создано в США, и они, не задумываясь, применили его в Хиросиме и Нагасаки. Если бы это оружие имелось у американцев в начале войны, после нападения японцев на Перл-Харбор, то можно уверенно сказать, что население на Японских островах было бы немедленно истреблено.

Веду весь этот разговор я лишь к тому, чтобы военные теоретики, разбирая и раскладывая по полкам человеческого ума минувшую войну, не забывали о том, что на войне существуют и неписаные законы. Недаром немцы во время войны говорили, что русские страшны не тогда, когда они воюют по уставу, а тогда, когда они воюют без устава.

А сейчас я хочу вспомнить о двух известных всему миру полководцах, обладавших особым даром предвидения.

Однажды, приехав с докладом в Кремль и войдя в кабинет Сталина, я увидел на стене два новых портрета, написанных красками. Это были портреты русских полководцев — Суворова и Кутузова. Портреты привлекли внимание приходящих в Кремль товарищей, повлекли за собой обмен мнениями: почему именно эти портреты появились в кабинете Сталина? Ведь были же на Руси и другие, не менее известные полководцы, спасшие в прямом смысле народы России от порабощения, такие, как Дмитрий Донской, Александр Невский, Минин и Пожарский! Не один раз, в особенности в первое время после появления этих портретов, возникали в присутствии Верховного разговоры как о Суворове, так и о Кутузове, давались оценки деятельности обоих полководцев, и на этот счет, конечно, были различные мнения. Одни, среди них, как мне помнится, Иван Степанович Конев, отдавали большее предпочтение Суворову, как человеку быстрых и внезапных действий, который за свою жизнь не проиграл ни одного сражения, разбивая наголову всякого врага, с которым ему приходилось иметь дело. [297] Другие склонялись больше на сторону Кутузова, видя в нем не только полководца, но и государственного, политического деятеля с огромным даром предвидения и умением разбираться в сложной обстановке того времени.