Читаем без скачивания Дорога, которой нет - Татьяна Щербинина

Татьяна Щербинина

Дорога, которой нет

Берег

Смотрю на горячие травы и глаз не могу отвести,мой берег заброшенный, правый, –                              высокий, до неба почти,как песня старинная, длинный (Россия –                              судьба набекрень!),лишь брёвна, да ржавая глина,                              да тени родных деревень.От светлого хочется плакать                              (Кого ж тут спасёт красота?),но красный ободранный бакен плывёт,                              не покинув поста.Стою на последнем пароме, смотрю на далёкий угор,где мамин зелёненький домик, и ласточки                              режут простор.Я знаю: мгновенье – и снова огромный                              потянет магнит,песчаною низкой подковой обхватит,                              сожмёт, полониттот, левый, – большая дорога, зудящая масса людей,там тоже живётся убого, но чуточку всё ж веселей.

На палубе ветер противный, коричнево волны кипят,смотрю и смотрю неотрывно, пока ещё можно, назад.Штыками оставшихся елей небес охраняя гранит,мой правый, не сдавшийся, берег,как Брестская крепость, стоит.

Два прадеда

История – тёмное дело.По воле судьбы у меняДва прадеда – «красный» и «белый»,Два сердца, два грозных огня.

Один – голоштанный Петруха,Мечтатель, подвешен язык.Плевались по Тойме старухиВослед: «Сотона, большевик!»

Смотрел он сурово и жёстко,Но совесть, как видно, была:Ушёл, не стерпев продразвёрстки,На фронт из родного села

И сгинул в кипящем пространстве,Оставив детей и жену,«От голода и от тиранства»У белополяков в плену.

Второй не рассказывал байки.С холодным азартом в глазахЛупил комиссаров нагайкойУпрямый уральский казак

И также безвременно сгинулВ степи, посреди ковыля,Прадедушка Фёдор Щербинин –За веру, за Русь, за царя.

Не знаю я, кто из них прав был.Теперь до скончания днейДва прадеда – «белый» и «красный» –Отчаянно спорят во мне.

Свинцом да железом калёнымИстория нам воздаёт.Свеча у разбитой иконы.Россия. Семнадцатый год…

По дороге в Тойму

Кусочек лакомый – землялежит на блюде.Не плачь о брошенных полях,поплачь о людях.

Не одолела их война,жизнь не сломила.Остались только имена:Иван, Людмила.

В траве осевшие крестыбез всякой веры,ушедший в землю монастырь,высокий берег.

А мне всё блазнится: форсист,душа наружу,в деревне русской гармонистпоёт «Катюшу».

Время песка

Это время песка, изумрудных больших стрекоз,время нежного ветра и лютиков золотых.С вечернего неба белый капает воск –или просто бабочки у воды?Голос кукушки – чётко, издалека,спокойный, сладкий, словно небытиё.Слишком быстро мелеет эта река,а с нею – сердце твоё.Всё громче стрекочут в полдень цветы,вышивают ромашки скромный узор.Здесь страдали предки, но хочешь тыбыть счастливой – наперекор.И пока заката горит стрела,идёшь по песку в купальнике чуть сыром.Зеленоглазый овод вьётся вокруг бедра,опьянённый твоим теплом…

«На берегу медлительной реки…»

На берегу медлительной рекиЛовлю мгновенья северного лета.Стрекочет полдень. Травы высоки.А завтра день – такой же, как и этот.На берегу медлительной рекиЗастывшие, как бронзовые Будды,Два местных Чингачгука – рыбаки,Забывшие о времени как будто.На берегу медлительной рекиСкользят стрекозы у моей руки.Течёт в прохладном зеркале молчанье.Спят облака, упавшие на дно.Повсюду и во всём раствореноСвободы равнодушное дыханье.

Вечер коня золотого купает…

Вечер коня золотого купает,Ласковый слышится плеск.Берег высокий. Вода голубая.Белые камни небес.Тёплая темень укутала ручей.Ветер уткнулся в траву.Мягкими иглами трогая тучи,Древние пихты живут.Мне б искупаться в ромашковом море,Ясной умыться росой.Снова стоит на знакомом угореДевочка с рыжей косой.Детство моё где-то рядышком ходит,Память – черёмухи вкус.Дедушкин домик. Забытый колодец.Чёрной смородины куст.Кто же тихонько меня окликает?Ягоды тают в руке.Вечер коня золотого купаетВ светлой небесной реке.

Дядя Саша

Там, за тёмной лесною гривой –Позабытый «банный проспект»,И лихачит, грохочет «Нива»На дороге, которой нет.На совхозных лугах усердноДядя Саша ставит стога,Деревенский последний фермер,Сын солдата, фронтовика.Лето с каждым июлем жарче!Дядя Саша к жаре привык.Старый конь по имени Мальчик,Два телёнка, корова, бык –Больше нечем вроде бы хвастать.А в округе дома пусты.Незабудковой свежей краскойСкромно выкрашены кресты.Над крестами шумят деревья,И совсем не пугает смерть.Чисто выкошена деревня –Любо-дорого посмотреть!Постояло бы только сухо,Только б дождики не пошли…Раскрасавица дочь НадюхаУкатила в Северодвинск.Одинокий моргает бакен,А моторки не тарахтят.Здесь нельзя завести собаку –Непременно волки съедят.Здесь зимою тоскливо, скверно…В непроглядную смотрит тьмуДядя Саша – последний фермер.Дай-то Бог здоровья ему.

Дикие девяностые

Память крючьями острымиТащит в объятия тьмы.В дикие девяностыеЛиха хлебнули мы.Речи лились заманчиво,Крылья росли дерзки.Но уходили мальчикиПосле Чечни в братки.Ваши «морали» – мелочи.Бизнес доступен всем!Стройные интердевочки –Члены ВЛКСМ.Мельницы били крыльямиВ наглой своей красе.Разом деревни вымерли.Встали заводы все.Ваучеры песочные,Громкие имена.Сумочки-то челночныеПомнишь, моя страна?Верить – совсем не главное,Главное – видеть суть.Водку нальют халявную,Только проголосуй!Выдюжили? Нет, выжили!Видно, крепка кишка.Эх, олигарху рыжемуЧерти намнут бока!Что ж тут творилось, Господи?Боль, беспредел, беда.Дикие девяностые,огненная вода.

Мальчики

Сидят они, прижавшись скромно к стене,планшетики, джинсы, китайские свитерки,по-щенячьи тычутся в кабинет,спрашивают: «Надо снимать носки?»А в перекур гогочут дружной толпой,трясётся деревянный военкомат…Год рождения – 97-й,эти цифры что-нибудь говорят?Статистика – куда уж там веселей!Из черепков не сложишь новой страны,единственные дети из неполных семей,мама с папой давно уж разведены.«Отношение к спиртному?» –                       «Нормально!» (такая жизнь)«Куришь?.. Хватает на день?.. Как наркота?»Но на вопрос: «Хотите ли вы служить?» –большинство отвечает: «Да».Старый психиатр, служака, исподтишкав седые усы усмехается всякий раз,когда на вопрос: «В какие хочешь войска?» –какой-нибудь тощий очкарик твердит: «В спецназ»;мол, лопату – в зубы, на шкуре своей сполнапрочувствуешь армейское бытиё…Гопники, отчаянная шпана,надежда России, будущее её,слава и гордость… Так что же не по себе?Смотрю им в глаза –                  а в горле стоит комок.Едва темнеет пух на верхней губе,мальчики, дорогие……храни вас Бог!

Зеркало

Это всё моё, отвергнутое моё,сильнее, чем резус – упрямый огонь в крови.В зеркале – взгляда угрюмое остриё:«Разберусь сам!», «Подальше!» и «Отвали!»Горькая грубость без удержи – по щеке!В упор не узнаю свой автопортрет.Неуклюжий вызов в каждой строкевсему миру сразу – в 17 летразве можно быть мрачным, несчастным, злым,когда кипит капелью музыка крыш?Можно. Только я помню тебя другим,солнечный ёжик, ласковый мой малыш!Какой же магией пройду сквозь стену твою?Обнять крепко-крепко, горячие слезы вмиг:«Понимаю… принимаю тебя, люблю!»Подхожу и вместо этого говорю:«Ты опять на проверку сегодня не сдал дневник».

Капля за каплей

Ты пойдёшь рубить лес,

а увидишь лишь пни.

Думаешь, она куда-нибудь убежит,грязной посуды пагода на столе?Капля за каплей из крана – чужая жизнь,капля за каплей – бессмысленнее, быстрей…Прыгаешь по льдинам застывших снов,в лабиринтах молчания мотаешь нить.По вечерам рисуешь дочке слонов,а на сына ворчишь: «Пора бы бросить курить».Капля за каплей – бессмысленнее, быстрей,отчего-то на ровном месте споткнёшься вдруг.Никотин опасен для лошадей,но ещё опаснее – мотоплуг.Где же твои далёкие города,где же горы в ладонях небесных сфер?Ладно, дети вырастут, и тогдабудут рифмы новые и размер…пятидесятый, наверное, ой-ё-ёй,список книг и времени океан…Может быть, скорей сантехников позовёми починим этот дурацкий кран?

Бессознательное