Читаем без скачивания Сколько костей! - Жан-Патрик Маншетт

Жан-Патрик Маншетт

Сколько костей!

I

Зазвонил телефон. Я изобразил извиняющуюся улыбку и снял трубку.

– Кабинет Тарпона, – сказал я притворно приветливым тоном.

– Это вы, Тарпон? Говорит Коччиоли. Офицер полиции Коччиоли. Вы меня узнали?

– Да.

– Я хочу отправить к вам клиента. Вас это удивляет?

– Немного.

– Тем не менее это так, – сказал офицер полиции Коччиоли. – Я подумал о вас, потому что случай довольно необычный. Речь идет о старой даме.

– Я знаю.

Я взглянул на старую даму, сидевшую напротив меня, по другую сторону стола, и вторично улыбнулся ей извиняющейся улыбкой, как бы давая понять, что разговор будет недолгим. В ответ она тоже улыбнулась мне натянутой улыбкой. Было очевидно, что она чувствовала себя неуютно в кресле и что ей было бы удобнее сидеть на стуле. Она принадлежала к типу людей, которые садятся на край стула, наклоняются вперед, кладут локти на стол и много говорят, заставляя служащих Социального обеспечения терять уйму времени на бесконечные объяснения. Вот такого она была типа. В кресле же ей было неуютно потому, что никак не удавалось сесть на его край, с которого она то и дело соскальзывала. Кроме того, я бы не назвал ее старой дамой, хотя...

– Вот как? Значит, она уже у вас? – спросил Коччиоли на другом конце провода.

– Да.

– Хорошо, я перезвоню вам позднее и все объясню, но сейчас должен вам сказать в двух словах, что отправил ее к вам потому, что она приятельница моей родственницы, и потому, что она настаивала, чтобы я свел ее с частным детективом. Вы понимаете, я должен был ее к кому-то направить, в противном случае она пошла бы сама к какому-нибудь шарлатану, и он нагрел бы ее. Будьте любезны, выслушайте ее дело, только прошу вас не говорить ей, что она требует от вас невозможного. Тарпон, вы слушаете меня?

– Да.

– Не говорите ей, что это невозможно, хорошо?

– Посмотрим, я еще не составил мнения.

– Какого мнения? – спросил офицер полиции.

– Моего. Мнение, суждение, умозаключение... Вам знакомы эти слова?

– Нашли время для острот! – воскликнул Коччиоли с досадой. – Послушайте, скажите ей, что вы берете ее дело, что вам понадобится недели две на его решение и что ваш тариф – двадцать тысяч франков в неделю. Вы нам кое-чем обязаны, Тарпон: в прошлом году, если бы мы захотели, у вас были бы крупные неприятности по делу Сержана. Но если вы вытянете из нее более сорока тысяч, то я вам гарантирую, Тарпон, что вы будете иметь дело со мной. Она на мели, Тарпон, так что будьте милосердны.

– Я не сказал "нет", – заметил я. – Я подумаю. Перезвоните мне через часок.

– Вам ничего не нужно делать, Тарпон. Впрочем, ничего и не сделаешь. Возьмите ее сорок тысяч, а через две недели скажете ей, что следствие не дало никаких результатов. Вот и все. Вы согласны?

Я вздохнул и повесил трубку. Поставив локти на стол, оперся подбородком на скрещенные руки и посмотрел на даму приветливым и проницательным взглядом. На ней были хлопчатобумажное лиловое платье послевоенного фасона, черный жакет из шерсти, черные чулки, черные ботинки на шнурках и с квадратными каблуками высотой три сантиметра и черная шляпка из лакированной соломки. Она походила на мою мать, живущую в Алье. Но моей матери семьдесят лет, а этой даме было лет на десять меньше. Вот почему я бы не сказал о ней, что она была старой, хотя было видно, что она вступила в третий возраст, но вступила как-то сразу, внезапно, может быть, всего несколько дней назад. У нее были седые волосы, лицо воскового цвета. Никакой косметики и никаких украшений, если не считать огромной искусственной жемчужины, украшавшей булавку на шляпке. У нее была большая черная сумка, из которой она достала конверт из крафта, двадцать два на двадцать восемь сантиметров.

В конверте лежали исписанные листы бумаги, фотографии различного формата, любительские фотоснимки, в основном изображавшие дочь старой дамы в разные периоды жизни, от младенчества до тридцати шести лет. Я узнал это из комментариев старой дамы, которые она давала, показывая мне фотографии и время от времени заглядывая в свои записи.

Фотографий было слишком много, мне было бы достаточно одного из последних снимков, но старая дама считала, что я должен знать подробную биографию ее дочери, что, впрочем, не могло мне помешать, и иллюстрировала свои слова фотоснимками.

Короче, она рассказала мне о своем деле. Я сказал ей, что полиция или жандармерия лучше бы справились с той работой, которую она поручает мне. Она впилась руками в край стола, положив большие пальцы на его крышку, и объяснила мне, Что уже обращалась в полицию, но ей ответили, что она должна запастись терпением, что пока ничего не прояснилось и надо подождать, и даже знакомый инспектор говорит то же самое, не лично ее знакомый, а знакомый приятельницы ее сестры, инспектор Коччиоли, который и посоветовал ей обратиться ко мне.

– Обычно я беру двести пятьдесят франков в день, не считая расходов, – сказал я. Я лгал, так как беру больше, разумеется, в том случае, когда могу. – Так что вы видите, это очень дорого, особенно для весьма проблематичного результата.

– Я подсчитала, что смогу заплатить тысячу франков, я имею в виду новых франков, – сообщила старая дама.

Глядя на ее внешний вид, создавалось впечатление, что это все ее сбережения.

– Вот что я вам предлагаю, – проговорил я. – Я возьмусь за ваше дело за четыреста франков и буду вести его, скажем, в течение двух недель, в свободное время.

– У вас много свободного времени?

– Откровенно говоря, да, вполне достаточно, – ответил я.

На самом деле у меня практически не было работы вот уже в течение пяти недель. До этого я наблюдал за одним складом, который несколько раз пытались поджечь, а в настоящее время старался обнаружить, кто из шести служащих аптеки воровал из кассы деньги, как утверждал владелец аптеки.

Старая дама надолго задумалась и сказала, что ее это устраивает. Она выписала мне чек, мы пожали друг другу руки, я проводил ее до двери, мы еще раз обменялись рукопожатием, и она ушла.

Я посмотрел на часы. Скоро шесть часов вечера субботнего дня. Этот вечер я должен посвятить Альберу Пересу, двадцатидевятилетнему лаборанту, в течение трех лет работавшему в аптеке месье Жюда, в Шестом округе Парижа. Владельца аптеки действительно зовут Жюд.

Я надел серый плащ поверх коричневого костюма и обвязал шею черным шарфом. Коччиоли мне так и не перезвонил – тем хуже. Я подключил телефон на "абонент отсутствует", взял портфель и вышел. На тротуарах и в кафе шлюхи уже заняли позиции, а на шоссе автомобили выскакивали из ворот Сен-Мартен и застывали с включенным мотором перед светофором в облаке голубых выхлопных газов. Я не пошел за своим "пежо" из опасения, что Альбер выкинет со мной тот же номер, что и на прошлой неделе. Я сел в метро на станции "Страсбур – Сен-Дени" и, заглядывая через плечо в газеты других пассажиров, прочитал основные новости, опубликованные в "Франс суар", "Монд" и "Паризьен либере". Я вышел на станции "Сен-Жермен-де-Пре". Согласно "Франс суар" ситуация была драматической, согласно "Монду" она требовала от нас сдержанности, а "Паризьен либере" призывала к более решительным действиям. Я дошел пешком до конца бульвара Распай, заглянув по пути в специализированный книжный магазин, где купил "Бритиш чес мэгэзин"[1] за ноябрь месяц и сунул его во внутренний карман плаща.

В конце бульвара Распай я зашел в агентство по прокату автомобилей, и взял большой "фиат". Мне показали, где находится переключатель скоростей, и я поехал. Стрелки часов показывали восемнадцать сорок пять. По улице Севр я свернул направо, а потом еще раз направо, в квартал, где стоят дорогие старинные особняки. Я проехал мимо резиденции покойного Онассиса и выехал на бульвар Сен-Жермен, где попал в пробку. Ровно в девятнадцать я был напротив аптеки месье Жюда, которая как раз закрывалась.

В девятнадцать часов одну минуту Альбер Перес вышел из аптеки вместе с несколькими лаборантками, а месье Жюд закрыл за ними дверь изнутри. Между тем Альбер Перес, высокий молодой человек, худой, очень смуглый, голубоглазый, с американской сигаретой во рту, одетый в укороченную дубленку, входил на стоянку Сен-Жермен-де-Пре.

Когда его "симка" выехала и взяла то же направление, что и в прошлую субботу, я уже был на улице Ренн. И только после того, как я проехал вокзал Монпарнас и оказался напротив мясной лавки Бижара, где начинается бульвар Пастера, он обогнал меня. Полчаса спустя мы проехали мост Сен-Клу, я – в ста метрах позади него. В прошлую субботу он оторвался от меня еще до выезда из туннеля. В этот раз я следовал за ним по автостраде в направлении Руана, пока мы не свернули на гористую национальную дорогу, ведущую в Дьепп. Он полностью игнорировал указатели ограничения скоростей, и дважды я чуть было не потерял его из вида.