Читаем без скачивания Страна за горизонтом - Леонид Спивак

Леонид Спивак

Страна за горизонтом

Ревекке, Анне, Виктории, трем поколениям моей семьи

Автор выражает благодарность всем своим друзьям, оказавшим поддержку в создании книги.

Особая благодарность Михаилу Минаеву, Алене Яворской, Светлане Арефьевой, Александру Литваку, Светлане Ярмолинской за ценные поправки и критические замечания.

Горизонт – кругозор, все видимое вокруг наблюдателя пространство, до конечных пределов его.

Круглая дата не за горами. Совсем скоро исполнится сто лет самой известной русской книге о США. Для нескольких поколений российских читателей «Одноэтажная Америка» Ильфа и Петрова оказалась основным источником знаний о «настоящих» Северо-Американских Соединенных Штатах, как тогда именовали страну.

В сентябре 1935 года корреспонденты главной советской газеты «Правда» Илья Ильф и Евгений Петров на пароходе «Нормандия» пересекли Атлантику. С того времени исследователи ведут споры, кто устроил писателям длительную творческую командировку за океан и существовал ли идеологический заказ на будущую книгу. Одна из парижских русских газет сообщила читателям: «Сталин посылает Ильфа и Петрова в страну кока-колы».

Создатели двух знаменитых юмористических романов – «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка» – должны были поведать всю правду о ведущей стране капиталистического Запада. В 1933 году американским президентом стал Франклин Делано Рузвельт, установивший дипломатические отношения США с Советским Союзом и немало сделавший для сближения двух стран. На непродолжительный «медовый месяц» в отношениях между Вашингтоном и Москвой приходится американское турне русских писателей.

В Штатах Ильф и Петров провели почти четыре месяца. За это время дважды на автомобиле пересекли страну от атлантического берега до Тихого океана и обратно. Итогом путешествия стала необычная книга – вполне объективная, вдумчивая и парадоксальная работа «корифеев сатиры», неожиданно ставших серьезными в «Одноэтажной Америке».

Можно с большой долей уверенности предположить, что ни сами авторы, ни номенклатурные советские заказчики этой книги не догадывались, каким будет творческий итог заокеанского вояжа. Не просто журналистский травелог, но литературный памятник эпохи ведет свое начало с того дня, когда Ильф и Петров спустились с двадцать седьмого этажа гостиницы «Шелтон» и оказались на шумных улицах главного города Америки.

В аттаче

Приют-на-Гудзоне

Нью-Йорк – единственное место в Соединенных Штатах, о котором избыточно много написано на русском языке. На долю всей остальной страны не насчитать и десятой части того, что сказано в адрес Города большого яблока. Административно Нью-Йорк, гордо именующий себя «столицей мира», – всего лишь райцентр, даже не столица своего штата. Метафизически этот город издавна присутствует в русской культуре, нередко подменяя собой образ всей Америки.

Ильф и Петров не относятся к пионерам русского литературного открытия Нового Света. Их знаменитые современники Горький, Есенин и Маяковский, побывав в Соединенных Штатах, оставили неравнодушные строки об увиденном по ту сторону Земли. Как написал Сергей Есенин, «перед Америкой мне Европа показалась старинной усадьбой…» Но, в отличие от Ильфа и Петрова, им не удалось увидеть страну-континент, разглядеть ее горизонты. И только после Второй мировой войны и через два десятилетия после появления «Одноэтажной Америки» совершится другое, но слишком скандальное автомобильное путешествие через материк героев самого известного романа Владимира Набокова.

Мало кто сегодня попадает в Нью-Йорк морем, выдержав многодневное атлантическое чистилище. Мегаполис, встающий на горизонте прямо из первозданной пустыни океана, оставляет первое и самое сильное зрительное впечатление. Недаром у Есенина, которому Нью-Йорк решительно не понравился, вырвалось: «Разве можно выразить эту железную и гранитную мощь словами?! Это поэма без слов».

Впрочем, слов было много. Полемическая литературная традиция родилась в 1906 году, когда Максим Горький издал памфлет-гротеск «Город Желтого Дьявола». Мастеру русского слова был чужд трепетный импрессионизм. Начальная сцена очерка обозначила горьковский стиль: «Массивная фигура бронзовой женщины покрыта с ног до головы зеленой окисью. Холодное лицо слепо смотрит сквозь туман в пустыню океана, точно бронза ждет солнца, чтобы оно оживило ее мертвые глаза. Под ногами Свободы – мало земли, она кажется поднявшейся из океана, пьедестал ее – как застывшие волны…»

Ильфу и Петрову не подходила мрачная эстетика пролетарского писателя. Для Горького крупнейший город Северной Америки – в первую очередь, «угрюмая фантазия из камня, стекла и железа». Ильф и Петров разбивают укоренившееся представление легкой фразой в начале книги: «В Нью-Йорке еще никто не пропадал». Так возник заочный диалог в русской литературе, длящийся второе столетие.

История Нью-Йорка состоялась на островном клочке земли, в радиусе не более полумили. Во времена, когда поселение еще именовалось Новым Амстердамом, возник сад Боулинг-Грин, начало нынешнего Бродвея, где добропорядочные голландские бюргеры играли в шары. Затем английские «отцы города» воздвигли здесь конную статую короля Георга III. Напротив, в начале Уолл-стрит, американские бунтари поставили мраморную статую премьер-министра У. Питта, либерала и союзника колоний. Во время революции бронзового короля Георга свергли и переплавили на пули, а статую Питта в отместку обезглавили британские солдаты. На той же улице генерал-победитель Вашингтон принес присягу в качестве первого президента США, а на месте Боулинг-Грин теперь стоит бронзовый бык, символ мощи Уолл-стрит.

Любой мегаполис в первую очередь представляет определенный уклад жизни. У Нью-Йорка особая энергетика – единственное, в чем сходятся как его почитатели, так и недруги. Волжанина Пешкова ужаснул урбанистический пейзаж: «Вокруг кипит, как суп на плите, лихорадочная жизнь, бегут, вертятся, исчезают в этом кипении, точно крупинки в бульоне, как щепки в море, маленькие люди».

Одесситы-жизнелюбы Ильф и Петров предложили иную стилистику: «Сейчас же с нами произошла маленькая беда. Мы думали, что будем медленно прогуливаться, внимательно глядя по сторонам, – так сказать, изучая, наблюдая, впитывая и так далее. Но Нью-Йорк не из тех городов, где люди движутся медленно. Мимо нас люди не шли, а бежали. И мы тоже побежали. С тех пор мы уже не могли остановиться. В Нью-Йорке мы прожили месяц подряд и все время куда-то мчались со всех ног. При этом у нас был такой занятой вид, что сам Джон Пирпонт Морган-младший мог бы нам позавидовать. При таком темпе он заработал бы в этот месяц миллионов шестьдесят долларов».

«Дом-утюг». Дагерротип 1904 года

Максиму Горькому принадлежит интересное определение американских высотных домов – «скребницы неба», которое не прижилось. В его времена дома в Нью-Йорке превысили высоту в двадцать этажей, что поражало воображение. За год до приезда в Америку Ильфа и Петрова здесь вознесся 102-этажный Эмпайр Стейт Билдинг с мачтой для причаливания дирижаблей: «Душа холодела при виде благородного, чистого здания, сверкающего как брус искусственного льда».

Высочайшее в мире здание возводилось в самые тяжелые годы Великой депрессии, поэтому Эмпайр воспринимался как символ надежды и манифест незыблемости капитализма. В 1945 году великая архитектурная доминанта подверглась смертельному испытанию. Бомбардировщик Б-25, сбившись в тумане с пути, врезался в башню на уровне 78-го этажа. Один из моторов, пробив семь