Читаем без скачивания На волнах мечты - Роальд Даль

Роулд Дейл

НА ВОЛНАХ МЕЧТЫ

На утро третьего дня море успокоилось, самые чувствительные пассажиры — те, кого не было видно на судне с момента отплытия, — вылезли из своих кают и поднялись на верхнюю палубу, где палубный стюард предложил им кресла, укутал ноги пледами и оставил лежать рядами, с поднятыми к бледному, почти не греющему январскому солнцу лицами.

Первые два дня умеренно штормило, и эта внезапная тишь и ощущение комфорта, которое она принесла, создали более уютную обстановку на всем судне.

К вечеру, когда хорошая погода держалась уже двенадцать часов, пассажиры обрели уверенность, и в восемь часов главный обеденный салон был заполнен людьми, которые ели и пили с самоуверенным и благодушным видом бывалых моряков.

Обед еще и наполовину не был закончен, когда пассажиры почувствовали по легкому отклонению сидений стульев под собой, что большое судно опять начало раскачиваться. Сначала это было очень мягкое движение, всего лишь медленный, ленивый крен в одну сторону, потом в другую, но его оказалось достаточно, чтобы вызвать едва заметное мгновенное изменение настроения во всем салоне. Несколько пассажиров подняли глаза от своих тарелок, в неуверенности, в ожидании, пытаясь уловить следующий крен, нервно улыбаясь, с легким выражением предчувствия в глазах. Некоторые оставались совершенно невозмутимыми, другие откровенно бравировали, были и такие, которые отпускали шутки по поводу еды и погоды, чтобы поиздеваться над теми, кого уже начало мутить. Затем качка стала быстро нарастать, и всего пять или шесть минут спустя после того, как был замечен первый толчок, судно уже тяжело перекатывалось с борта на борт, и пассажиры пытались укрепиться на стульях, держась за поручни, как в автомобиле в момент крутого поворота.

Наконец последовал действительно сильный толчок, и мистер Уильям Ботибол, сидевший за столиком судового интенданта, увидел, как его тарелка с отварной рыбой под голландским соусом внезапно выскользнула из-под вилки. Возник возбужденный шумок, все хватали свои тарелки и бокалы. Миссис Реншоу, сидевшая справа от интенданта, слабо вскрикнула и вцепилась в руку этого господина.

— Предстоит ненастная ночь, — заметил интендант, глядя на миссис Реншоу. — Думаю, к ночи разыграется буря. — В его голосе ощущалось едва заметное удовольствие.

Торопливо вошел стюард и побрызгал водой на скатерть между тарелками. Возбуждение улеглось. Большинство пассажиров продолжали есть.

Несколько человек, среди них миссис Реншоу, осторожно поднялись и, скрывая поспешность, стали пробираться между столиками на выход.

— Так, — сказал интендант, — она уже пошла. — Он с одобрением оглядел своих оставшихся подопечных, которые продолжали спокойно и благодушно сидеть, на их лицах открыто сияла невероятная гордость, которую обычно испытывают пассажиры, зарекомендовавшие себя «хорошими моряками».

Когда еда была закончена и принесли кофе, мистер Ботибол, который с момента первого толчка был необычайно серьезен и задумчив, неожиданно встал и перенес свою чашку на освобожденное миссис Реншоу место рядом с интендантом. Он сел на ее стул, наклонился и начал что-то возбужденно шептать на ухо интенданту.

— Извините меня, — говорил он, — но, будьте добры, не могли бы вы мне кое-что сказать?

Интендант, маленький, толстый и с красным лицом, наклонился вперед.

— В чем дело, мистер Ботибол?

— Вот что я хотел бы знать. — Он был чем-то обеспокоен, и интендант внимательно вглядывался в его лицо. — Мне хотелось бы знать, сделал ли уже капитан оценку суточного пробега — ну, вы понимаете, для аукционных ставок? Я имею в виду, до того как сейчас начало штормить?

Интендант, приготовившийся услышать конфиденциальное сообщение, улыбнулся и откинулся на стуле, выставив свой солидный живот.

— Я бы сказал… пожалуй, да, — ответил он. Он не стал говорить это шепотом, хотя автоматически понизил голос, как это обычно бывает, когда собеседник шепчет.

— Когда приблизительно, вы думаете, он это сделал?

— Где-то днем. Обычно он это делает в середине дня.

— Примерно в какое время?

— Ну, я не знаю. Около четырех, я думаю.

— Тогда скажите мне еще одну вещь. Каким образом капитан решает, сколько составит пробег? Делает ли он тщательные расчеты?

Интендант взглянул на взволнованное, напряженное лицо мистера Ботибола и улыбнулся, хорошо понимая, куда тот клонит.

— Ну, понимаете, капитан проводит небольшое совещание со штурманом, они изучают погоду и много других вещей и делают оценку.

Мистер Ботибол кивнул, обдумывая ответ. Потом сказал:

— Как вы думаете, капитан знал, что погода сегодня испортится?

— Не могу вам сказать, — ответил интендант. Он смотрел в маленькие черные глаза собеседника и видел пляшущие в их зрачках огоньки возбуждения. — Я действительно не могу вам этого сказать, мистер Ботибол. Я не знаю.

— Если погода ухудшится, наверное, стоит поставить на низкие номера. Как вы думаете? — Теперь шепот стал более настойчивым, более обеспокоенным.

— Может быть, так, — ответил интендант. — Я сомневаюсь, чтобы старик мог предполагать действительно бурную ночь. Днем, когда он делал оценку, было довольно спокойно.

Другие пассажиры, сидевшие за этим столом, замолчали и вслушивались, глядя на интенданта тем пристальным, настороженным взглядом, который называется «ушки на макушке» и который можно увидеть на скачках, где пытаются подслушать тренера, рассуждающего о своих шансах: слегка приоткрытые губы, приподнятые брови, голова наклонена вперед и чуть вбок — тот отчаянно-напряженный, полузагипнотизированный, вслушивающийся взгляд, когда ловишь информацию прямо из уст лошади.

— Ну, предположим, вам было бы позволено поставить на какой-то номер, что бы вы выбрали сегодня? — шептал мистер Ботибол.

— Я еще не знаю серию, — терпеливо отвечал интендант. — Они не объявляют серию до начала аукциона после обеда. Да я и не очень в этом разбираюсь. Я ведь всего лишь интендант, знаете ли.

Тут мистер Ботибол встал.

— Прошу всех извинить меня, — сказал он и осторожно пошел прочь по качающемуся полу между другими столиками, и дважды ему пришлось ухватиться за спинку стула, чтобы удержать равновесие при наклоне судна.

— Пожалуйста, на верхнюю палубу, — сказал он лифтеру.

Ветер ударил ему в лицо, когда он вышел на открытую палубу. Он споткнулся, ухватился руками за перила и стоял там, глядя на темнеющее море, по которому перекатывались высоко вздымавшиеся волны и белые барашки неслись навстречу ветру, оставляя позади себя шлейф брызг.

— Мало приятного там, да? — спросил лифтер, когда они спускались.

Мистер Ботибол приглаживал волосы маленькой красной расческой.

— Вы думаете, мы сколько-нибудь снизили скорость из-за погоды? — спросил он.

— О, конечно, сэр. Мы сбросили значительно с момента, когда это началось. В такую погоду скорость нужно обязательно снижать, иначе расшвыряешь пассажиров по всему судну.

Внизу в курительном салоне люди уже собирались на аукцион. Они произвольно группировались вокруг столиков, учтиво рассаживались, мужчины, немного чопорные в своих смокингах, с розоватыми, слишком тщательно выбритыми лицами, рядом со своими сдержанными, с оголенной белизной рук, женами. Мистер Ботибол сел на стул поближе к столу аукциониста. Он положил ногу на ногу, скрестил руки на груди и уселся на стуле с отчаянным видом человека, который принял грандиозное решение и не даст себя запугать.

Пул, говорил он себе, будет, вероятно, около семи тысяч долларов. Почти столько достигала сумма предыдущие два дня при размере ставок где-то между тремя- и четырьмястами каждая. Так как это было британское судно, они считали в фунтах, но он предпочитал делать свои расчеты в уме в собственной валюте. Семь тысяч долларов — это большие деньги. Боже, это сумма! И что он сделает, так это попросит выплатить ему в стодолларовых купюрах и сойдет на берег, положив их во внутренний карман пиджака. Никаких проблем. И сразу, да, сразу же он купит линкольн с откидным верхом. Он купит его по дороге с судна и приедет на нем домой исключительно ради удовольствия посмотреть на лицо Этель, когда она выйдет на порог и увидит машину. Это будет грандиозно — увидеть лицо Этель, когда он мягко подкатит к двери в новом бледно-зеленом линкольне! «Привет, Этель, лапочка, — скажет он небрежно. — Я тут подумал сделать тебе небольшой подарок. Увидел его в витрине, проходя мимо, и подумал о тебе и о том, как тебе всегда хотелось такую машину. Тебе она нравится, милая? И цвет?» И при этом он будет смотреть на ее лицо.

Аукционист теперь стоял за своим столом.

— Леди и джентльмены! — провозгласил он. — Капитан оценил суточный, кончая серединой завтрашнего дня, пробег в пятьсот пятнадцать миль. Как обычно, мы добавляем по десять с каждой стороны, образуя таким образом серию. Итак, она получается от пятисот пяти до пятисот двадцати пяти. И конечно, для тех, кто считает, что истинная цифра будет вне этих пределов, существует также «нижний филд» и «верхний филд», которые продаются отдельно. Теперь мы вынимаем первый номер из шляпы… вот он… пятьсот двенадцать?