Читаем без скачивания Девочка на джипе - Владимир Бутенко

Девочка на джипе

1

Письмо от Ивана пришло на исходе августа, в самый разгар дачного сезона, когда день-деньской пропадал Андрей Петрович на загородных шести сотках. Следовало, пожалуй, находиться там и ночью, отпугивая бомжей. Но супруга Алла, опасаясь за свое здоровье, не разрешала ему отлучаться надолго. Впрочем, в таком состоянии неопределенного недуга пребывала она уже несколько лет.

— Твой двоюродный брат депешу прислал, — с улыбкой встретила жена, когда вечером притащился он из гаража домой. — Неплохая новость.

Иван писал: «Здорово дневал, казак Бакланов! Как ты там? Сколько лет молчишь! Не по-родственному. Обратиться заставила необходимость. Тетя наша по матерям, Татьяна Фоминична Затуливетрова, перед Пасхой померла. А мы с тобой остались наследниками. Сын ее, Виталик, спился еще при Ельцине и замерз натурально под забором. А сноха, Зинуля, тоже бухала по-черному, пока не пропала без вести. Был слух, с каким-то сектантом умотала в Сибирь, в тайгу, чтоб готовиться к концу света. А внук тетки, Ромка, связался с урками, ограбил ювелирный магазин. Писал я ему в тюрьму на почтовый ящик четыре раза — ни гу-гу! А полгода уже проходят, и кончается срок вступать в наследство. Срочно, Андрей Петрович, давай решать. Мы с Валюхой тетеньку доглядали, из одной кастрюли кормились-поились. И похороны справили достойно. Не обидели старушку ничем! А ты, братка, небось, и забыл, какая она… Живешь на куличках. Но закон есть закон, как Райкин смешил. Вот и ряди: будешь или нет посягать на половину ее каменного куреня о трех комнатах, времянку и сарай саманный, огород и старый сад. Все это в большом запущении, на хуторе Майском. Тетка по безграмотности завещания не оставила. Ты не тяни, отвечай телеграммой. А лучше приезжай. Поступай, как совесть велит. На том бывай здоров. Привет Алле. Мои тоже кланяются: Валя, сын Миша и сноха Лариса. С приветом — донской подъесаул Аржанов».

На кухне было парко от кипящего в большой кастрюле рассола, пряно отдавало укропом и лавровым листом. На столе в сияющих трехлитровых банках теснились пупырчатые дачные огурчики. Алла, занимая половину комнаты грузным телом, с шумовкой в руке сгорбленно стояла у газовой плиты. Время от времени она помешивала рассол, снимала и сбрасывала белесую накипь в мусорное ведерко. Мрачная усталость на покрасневшем дряблом лице жены, ее деловая сосредоточенность подсказали, что ужин откладывается. Андрей Петрович убрал тетрадный листок в карман сорочки и размыслил:

— Надо проконсультироваться у нотариуса, какой документ нужен. Отошлю по почте. Конечно, откажусь.

Жена повернула свою крупную голову, с редкими буровато-седыми волосами, скрепленными на затылке перламутровой заколкой, растерянно зыркнула через плечо:

— Да ты чо, чокнулся? Деньги не нужны? Сидим с голой задницей. Ремонт в квартире аж кричит!

— Тетушку я, действительно, знал плохо. А Ваня с женой ухаживали за ней. Даже стыдно говорить о наследстве…

Алла Ивановна громыхнула шумовкой по кастрюле и с не свойственной ее летам легкостью повернулась к мужу.

— А если мне потребуется операция? Перекроет камень желчный проток — и тю-тю на Воркутю. Ты в этом не разбираешься, а я была медсестрой высшей категории. Сейчас в больнице не милуют. Либо плати, либо помирай!

— Со сберкнижки снимем. Или займем.

— А если Эдька приедет? Который год сын обещает. Тоже расходы. На твою пенсию и таракан не проживет. — Выпученные глаза Аллы подернулись зловещим блеском, шумовка в руке качнулась. — Так бы и дала по башке! Только книжки читаешь! Тебе семья не нужна.

Лоснящееся от пота её лицо было настолько отталкивающим, что он без ответа ушел в комнату, машинально снял с полки книгу. Алла распахнула дверь, запальчиво докричала:

— Если откажешься, я с тобой разведусь! У тебя еще неделя отпуска. Оборвешь айву, слышишь, и — дуй!

— Что ты завелась? — осадил Андрей Петрович. — Сначала надо отремонтировать машину, а затем ехать… А пенсию, моя дорогая, не я устанавливал. Твое демократическое правительство так о народе позаботилось! Было время, на мою зарплату жили. Да и сейчас работаю!

— Жили! Хуже цыган! Эдика укачаю, а сама по коечникам бегаю, уколами шабашку сбиваю. Ночные дежурства брала… А ты себе галстуки покупал. Красовался…

— Ты ахинею несешь!

— Нищий! И я с тобой нищая. А пошел бы в райком партии, сделал бы карьеру. Не строгал бы доски на старости лет!

Андрей Петрович, сдерживая раздражение, неожиданно твердо произнес:

— Поеду! Как я сразу не сообразил…

Он давно мечтал наведаться в родные места. Дочь, родную кровинку, не видел много лет. С тех пор, как достигла совершеннолетия. Увы, прекратил выплачивать алименты — и интерес к нему Наташи стал пропадать… Но однажды она прислала телеграмму с просьбой помочь деньгами. Несмотря на ворчание жены, Андрей Петрович это сделал. Вскоре, находясь уже в больнице, он получил от дочки короткое письмецо, в котором была такая же просьба. И тайком от Аллы, заняв у приятеля необходимую сумму, перевел ее дочери. Последнее письмо Натальи, в котором сообщалось о предстоящем замужестве и называлась цена свадебного платья, жена от него скрыла. У самих не было ни гроша. Только спустя месяц, после возвращения из кардиоцентра, он обнаружил конверт в ящике стола. Попытки связаться остались тщетными. Надежда не гасла до тех пор, пока не позвонила сама дочь (ко дню рождения он послал ей деньжат) и дерзко заявила: «Мне больше не надо ваших подачек. Отцом я считаю Сергея Васильевича, который вырастил меня вместе с мамой. А вам желаю не быть скупым…» Так мог сказать только несправедливый человек. Но Андрей Петрович, несмотря на обиду, поехал в Ростов, чтобы объясниться с дочерью. Она повела себя откровенно грубо. И контакты оборвались. Потом инфаркт. Он долго выкарабкивался, занимаясь укрепляющей физкультурой и соблюдая диету. И теперь, к шестидесяти пяти, чувствовал себя не только сносно, но даже устроился на полставки в поликлинику электриком. Удачно совпало, что как раз в эти дни догуливал отпуск.

…Несколько дней назад (Андрей Петрович подивился этому совпадению) ему приснилась Марина, первая его жена. Явственно привиделась красивой и радостно оживленной. Будто бы встречала его на перроне с букетом тюльпанов. И он, узнав любимую, бросился навстречу, обнял, ощутив ласково прильнувшее тело, которое вдруг выскользнуло из рук, истаяло…

Три года, когда они были вместе, остались в памяти настолько подробно, что он мог даже в днях ориентироваться! И появление ее в школе, и поездка за лазориками, и свадьба, и рождение доченьки. Теперь он уже беспристрастно оценивал прожитое и без сомнения знал, что Марина была женщиной, предназначенной ему Богом. Он по молодости не сомневался в нерушимости их любви. И когда в бесшабашной компании впервые изменил с бойкой медсестрой, то лишь устыдился этого и не придал особого значения. Кто из мужчин свят? Да не тут-то было. Вцепилась в него Алла так, что не давала проходу, упорно напоминала о себе. И, уловкой оставшись с красавцем учителем наедине, снова затащила в постель. Связь стала постоянной. И однажды самолюбивая подружка воинственно предупредила: «Заберу тебя, милый, у Маринки». «Я вещь, что ли?» — отозвался он с недоумением. «И я не вещь! Хватит забавляться… Я тоже хочу мужа. И ребенка…» И когда знакомые друг другу женщины невзначай сошлись на улице, Алла во всем созналась. Так же решительно поступила и Марина. Разрывный разговор с ней был мучителен и негромок. На ее простой вопрос: «Почему ты предал меня? Разлюбил?» — он не нашел ответа, не посмел оправдываться, казнясь и сознавая, что и не заслуживает прощения… Почти сорок лет прожил он с Аллой, отвоевавшей его и по-своему дорожившей им женщиной, а та покаянная боль ощущалась в душе и поныне…

Пару дней Андрей Петрович возился с машиной в своем гараже. Отрегулировал клапана, заменил масло. Подмарафетил ее и снаружи — зашпаклевал и покрыл аэрозольной краской ржавые проточины. Глянул со стороны — бежевый «конек» еще хоть куда!

В предшествующую поездке ночь спал беспокойно. Обуревали разные думки: в пути все возможно. И в тот момент, когда разморила сонливость, вдруг загремел над головой будильник, заведенный Аллой. Она же поднялась первой, включила люстру, торопя мужа. Однако измерила ему давление (оно было высоким) и сделала укол, чтобы смог выдержать дальнюю дорогу.

«Жигуленок», точно птаха из теснины, вырвался в сумеречное пристепье. Остались позади кварталы многоэтажек, лишенные всякой архитектурной целесообразности, ярко освещенные аквариумы фирменных салонов, загородные оптомаркеты. «Новый русский капитал поднимается на кривые ножки, — усмехнулся Андрей Петрович, как многие, с горечью переживающий крах отечественной индустрии. — Господам иностранцам кланяемся! А Петр Великий собственное производство утверждал в России, создавал, строил! В полный рост смотрел на Европу, а мы — в щелочку, по-лакейски…»