Читаем без скачивания Высокое окно - Реймонд Чандлер

Реймонд Чандлер

Высокое окно

1

Пасадена, Дрезден-авеню, район Оук-Нолл. Большое, солидное, неприветливое здание из красного кирпича с белой каменной отделкой и терракотовой черепичной крышей. Нижние окна со свинцовыми переплетами, верхние — как в коттеджах — отделаны многочисленными аляповатыми каменными украшениями.

От обсаженной цветущим кустарником передней стены плавно сбегает к улице симпатичная зеленая лужайка в целых пол-акра. Словно прохладная зеленая волна на скалу, она накатывается на громадный кедр, стоящий у нее на пути. И пешеходная дорожка, и аллея очень широкие, а вдоль аллеи расположились три весьма живописные акации. Жаркое, ароматное летнее утро. Все живое совершенно замерло в том пекле, которое, по здешним понятиям, считается славным прохладным днем.

Я знал только, что здесь живет некая миссис Элизабет Брайт Мердок с семьей и что она хотела бы нанять приличного, скромного частного детектива, который не стряхивал бы пепел на ковер и никогда не носил бы больше одного пистолета. Еще я знал, что она вдова усатого олуха по имени Джаспер Мердок, который неплохо заработал, служа обществу верой и правдой, — теперь ежегодно, в его день рождения, пасаденская газета помещает его фотографию с датами жизни и подписью: «Он жил ради людей».

Я оставил машину на улице и, ступая по неровным каменным ступеням, проложенным через лужайку, поднялся на кирпичное крыльцо под остроконечной крышей. Позвонил в дверь. От крыльца к аллее вдоль фасада протянулась короткая низкая стена из красного кирпича. В конце дорожки на бетонной тумбе застыла фигурка негритенка в белых бриджах, зеленой куртке и красном картузе. В руке хлыст, а под ногами вделанное в тумбу железное кольцо. Вид у него был довольно грустный, как будто он уже давно ждет чего-то и приуныл. Дожидаясь, пока мне откроют, я подошел и потрепал его по голове.

Через некоторое время грымза средних лет в форме горничной приоткрыла входную дверь и подозрительно уставилась на меня.

— Филип Марло, — сказал я. — К миссис Мердок. Назначено.

Грымза заскрипела зубами, захлопнула глаза, распахнула их и сварливым, грубым голосом американских пионеров буркнула:

— К какой именно?

— Что вы?

— Вам к какой миссис Мердок? — чуть было не завизжала она.

— К миссис Элизабет Брайт Мердок. Я не знал, что у вас их тут много.

— Теперь будете знать, — отрезала грымза. — Визитная карточка при вас?

Просунула в щелку кончик носа и тощую мускулистую руку. Я вынул бумажник, вложил ей в пальцы свою визитную карточку. Рука и нос исчезли, дверь захлопнулась.

Надо было, видно, идти с черного хода. Опять подошел к негритенку и потрепал его по голове.

— Не везет нам с тобой, брат, — сказал я ему.

Придется ждать. Я сунул в рот сигарету, но не закурил. Из проехавшего мимо бело-голубого фургончика мороженщика до меня донеслась знакомая мелодия. Большая, черная в золоте бабочка спланировала на куст гортензии прямо у моего локтя, несколько раз медленно повела крылышками вверх-вниз, потом тяжело поднялась и поплыла в неподвижном, раскаленном воздухе.

Входная дверь опять приоткрылась.

— Ступайте за мной, — приказала грымза.

Я вошел. Гостиная большая, квадратная, сумрачная и прохладная. Тишина, как в склепе, — и примерно такой же запах. Затянутые тканью грубо оштукатуренные стены; за высокими окнами — декоративные металлические решетки; тяжелые резные стулья с плюшевыми сиденьями, с болтающимися золотыми кистями и обтянутыми материей спинками. В глубине — витраж величиной с теннисный корт. Под витражом, за занавеской — застекленные двери. Старая, затхлая, сырая, надутая, прилизанная, мрачная комната. В такой гостиной не погостишь. Стол с мраморной столешницей и кривыми ножками, позолоченные часы, несколько разноцветных мраморных статуэток. Куча хлама, который и за неделю не выметешь. Куча денег — и все на ветер. Лет тридцать назад, когда Пасадена еще была богатым, степенным провинциальным городом, эта комната, по-видимому, выглядела совсем неплохо.

Мы вышли из нее, двинулись по коридору, и вскоре грымза открыла дверь, сделав мне знак войти.

— Мистер Марло, — прорычала она с порога и удалилась, скрипя зубами.

2

Небольшая комната с окнами на задний двор. На полу уродливый красно-бурый ковер, обстановка — как в конторе. За письменным столом сидит худая, хрупкая на вид блондинка в роговых очках, на откидной доске слева от нее — пишущая машинка. Руки держит на клавишах, но бумага в машинку не вложена. Уставилась на меня с выражением напряженного недоумения, какое бывает у застенчивого человека, когда его фотографируют. Ясным тихим голосом предложила мне сесть.

— Я мисс Дэвис. Секретарша миссис Мердок. Она поручила мне выяснить, кто может дать вам рекомендации.

— Рекомендации?

— Именно. Это вас удивляет?

Я положил шляпу на стол, а на шляпу — незажженную сигарету:

— Выходит, она пригласила меня, ничего обо мне не зная?

Губа задрожала, и она прикусила ее. Не знаю, испугалась она или возмутилась, или просто ей никак не удавался сухой, деловитый тон. Во всяком случае, вид у нее был не самый счастливый.

— Ей сказал о вас директор филиала калифорнийского коммерческого банка. Но она хотела бы узнать о вас побольше.

— Приготовьте карандаш, — сказал я.

Подняла его со стола и показала. Давно готов, остро очинен.

— Во-первых, — начал я, — один из вице-президентов этого же банка. Джордж С. Лик. Работает в главном здании. Затем сенатор Хьюстон Оглторп. Он бывает в Сакраменто, а бывает и у себя, в Лос-Анджелесе. Затем Сидни Дрейфус-младший из юридической конторы «Дрейфус, Тернер и Свейн», в Отделении правового страхования. Записали?

Писала она легко и быстро. Кивнула, не подымая головы. В ее светлых волосах плясали солнечные зайчики.

— Оливер Фрай из корпорации бурильных установок «Фрай-Кранц». Их фирма находится на Восточной Девятой улице в промышленном районе. Ну а если хотите кого-нибудь из полиции, так это Бернард Олс из прокуратуры округа и лейтенант уголовной полиции Карл Ренделл из Главного управления, — он занимается расследованием особо опасных преступлений. Может, хватит или еще добавить?

— Не смейтесь надо мной. Я выполняю распоряжение.

— Если не знаете, зачем меня вызвали, двум последним звонить лучше не стоит, — предупредил я. — Я не смеюсь над вами. Жарко сегодня.

— Для Пасадены не очень, — ответила она и, взгромоздив перед собой на стол телефонную книгу, принялась за работу.

Пока она искала номера телефонов и звонила, я как следует ее рассмотрел. Бледная, но бледность естественная и вид вполне здоровый. Волосы жесткие, светлые, с медным отливом. Сами по себе не уродливые, но так туго затянуты на узком черепе, что кажется, это и не волосы вовсе. Брови редкие и необычайно прямые, темнее волос, почти каштанового цвета. Ноздри бледные, как бывает при малокровии. Подбородок маленький, острый, нервный. Никакой косметики, только губы слегка подкрашены светлой помадой. Глаза за очками очень большие, ярко-синие, с огромными зрачками и отсутствующим взглядом. Немного сужены по-восточному — то ли из-за тяжелых век, то ли из-за гладкой от природы кожи, подтягивающей углы глаз. Во всем лице какое-то загадочное нервное обаяние, которому очень не хватает хорошей косметики.

Полотняное платье с короткими рукавами, никаких украшений. На руках пушок и веснушки.

Я не прислушивался к вопросам, которые она задавала по телефону. Все, что ей говорили, она стенографировала ловкими, непринужденными движениями карандаша. Закончив работу, повесила телефонную книгу обратно на стену, встала, оправила полотняное платье и сказала:

— Я сейчас… — И направилась к двери.

С полдороги вернулась и задвинула верхний ящик письменного стола. Потом вышла из комнаты. Дверь закрылась. Наступила тишина. За окном гудели пчелы. Откуда-то издалека доносился вой пылесоса. Я взял незажженную сигарету, вставил ее в рот, встал. Подошел к письменному столу и выдвинул тот ящик, из-за которого она вернулась.

Казалось бы, какое мне дело? Чистое любопытство. Какое мне дело, что у нее в столе лежал маленький автоматический кольт? Я задвинул ящик и опять сел.

Через четыре минуты дверь открылась, и она сказала с порога:

— Миссис Мердок ждет вас.

Мы опять прошли по коридору, она открыла одну створку двустворчатой стеклянной двери и пропустила меня внутрь. Я вошел, дверь за мной закрылась.

Внутри было так темно, что сначала я ничего не видел, кроме дневного света, проникавшего сквозь густую зелень и жалюзи. Потом я понял, что комната была чем-то вроде солярия, совершенно заросшего снаружи. Обстановка состояла из циновок и плетеной мебели. У окна шезлонг с гнутой спинкой и таким количеством соломенных подушек, что хватило бы на чучело слона. В шезлонге, откинувшись на спинку, с бокалом в руке сидит женщина. Я еще не успел как следует разглядеть ее, а уже почувствовал терпкий запах винных паров. Наконец глаза привыкли к темноте, и я ее рассмотрел.