Читаем без скачивания Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме - Павел Парфин

Павел Парфин

Мексиканская любовь в одном тихом дурдоме

«…Последние годы Каннский фестиваль проявляет заметный интерес к картинам, относящимся к категории короткометражных. В этом году в конкурсном просмотре в категории „Лучший короткометражный фильм“ было представлено девять лент, среди которых хочется отметить работу украинских авторов…» Опубликовано на сайте Kinoprostir.ua 24.06 12:17

1

Титры: «29 апреля. Сумы, центр города».

Лиля и Витек Андрейченко вошли в арку и очутились в старом неуютном дворе, в который с трех сторон глядели неумытые окна заброшенных властью и Богом коммунальных квартир. Из дощатой уборной вышла баба в кое-как запахнутом домашнем халате и, зло зыркнув на чужих, исчезла за скрипучей дверью.

– Вот он! – Лиля звонко топнула левой туфелькой по крышке блестящего, будто нарочно начищенного, канализационного люка. – Гюго, открывай! – приказала она.

Андрейченко ухмыльнулся скептически, посмотрел сверху вниз на тоненькую Лилю, но перечить не стал, вынул из студенческого тубуса фомку и в два приема открыл люк.

– Кто там? – тотчас раздалось снизу. – Лиль, ты?

– Да, да, Колумб, все спок… Я не одна, с другом.

– Тогда раздевайтесь бегом и спускайтесь!

Лиля изучающе, будто впервые, глянула на Андрейченко: – Раздевайся, Гюго.

– До трусов? – вновь скептически ухмыльнулся Витек.

– Нет, до полового члена, – совершенно серьезно уточнила Лиля и сняла свитер, обнажив остренькую девичью грудь. Словно по команде, в одном из окон на первом этаже возникла жадная мужская харя и торкнулась пьяными глазенками Лилькиных сосков. Но облапать до конца не успела: за спиной мужика выросла баба в неряшливом халате и за шиворот оттащила мужика от окна. Вернувшись, она сурово наблюдала, как Андрейченко снимает с себя полощущиеся на ветру черные сатиновые трусы. Голая Лиля первой полезла в люк.

Спустившись по скользкой холодной лестнице, Андрейченко с некоторой толикой брезгливости опустил ноги до середины голени в черную шумящую воду. На удивление, она оказалась теплой и чистой. Диаметр коллектора впечатлял: казалось, в нем проедет «запорожец». Впереди мерцали гигантские светляки, вокруг пахло плесенью, мокрым кирпичом и машинным маслом. К этим трем запахам примешивался еще четвертый, о котором Андрейченко никогда не слыхал.

Лиля забрала у Андрейченко пакет с одеждой и повесила его на штырь, торчавший из стены. Потом подвела к голому лет 25 парню с длинными мокрыми волосами и в эспаньолке. Мужское естество парня было прикрыто куском то ли ткани, то ли кожи, напомнившим Витьку фартук его пятилетнего Шурки. Андрейченко сумел рассмотреть парня благодаря тому, что тот посветил на себя фонариком. «Это передник шамана из племени чилкаты», – шепнула Лиля Витьку, а потом, уже громко, представила мужчин друг другу:

– Колумб, это – Гюго. Гюго, это – Колумб.

– Хай! – сказал Колумб. Андрейченко покачал головой и молча взял протянутые ему такой же «передник шамана» и фонарик. Не удержавшись, посветил в спину удалявшейся от него Лили. Она мелькнула маленькими жемчужно-оранжевыми ягодицами и скрылась за поворотом коллектора.

Голос: «Витек Андрейченко впервые столкнулся с Лолитой, когда той было уже под пятьдесят. С Лолитой Витька познакомила шестнадцатилетняя Лиля. На вид ей Андрейченко не давал больше 14. У Лили был такой пронзительный взгляд, что поначалу Андрейченко никак не мог взять в толк, какого цвета у девчушки глаза и почему она нравится ему, хотя он старше ее больше чем в два раза…»

Лиля уверенно вела Андрейченко по черному нутру коллектора. На темной воде, один за другим вырываемые из мрака светом фонариков, занимались сексом какие-то люди. Ни одна пара не повторяла другую; но, осторожно перешагивая через подземных любовников, Андрейченко с удивлением замечал, как все они, словно сговорившись, замирали при его приближении.

У стенки жалась горстка людей, видимо побоявшихся заниматься любовью в канализационной трубе. Большинство из них курило самодельные, как удалось разглядеть Андрейченко, папироски с вонючим табаком. Такую же закурила Лиля. Затянувшись, она вдруг захотела поцеловать Андрейченко и, неожиданно для него, выдыхнула дым ему в рот.

– Это и есть твой перформанс? – через полминуты придя в себя после такой атаки, спросил Витек. Вместо ответа Лилька схватила руку Витька и засунула ее под свой «передник шамана». Наткнувшись на твердый девичий лобок, Андрейченко испугался проснувшейся в нем похоти, отпрянул назад и толкнул мужчину, овладевшего в воде женщиной. Парочка вдруг распалась; двумя белыми кораблями, не подавая признаков жизни, любовники поплыли в разные стороны, пока не столкнулись с другими любовниками и не замерли. Зато две другие парочки, получив импульс, без единого жеста заскользили по темной воде и через два метра врезались в подобных себе.

Андрейченко посветил вперед фонариком: оргия сбилась в бестолковую кучу, колыхаясь безвольно телами.

– Так они не-на-сто-ящие?! – разочарованно протянул Витек.

– Еще какие стоящие! – крикнула Лиля. – Гляди, Гюго, такого ты нигде не увидишь!

На другом краю оргии возник Колумб. Несколько секунд он воинственно потрясал над головой длинной палкой, затем метнул ее в самую гущу плавучих любовников. Один из них, кажется женщина, в тот же миг поднялась из воды. Копье застряло в ее пышной груди. Несколько человек, до этой минуты куривших «травку» и скромно жавшихся под стенкой, вразнобой метнули свои копья, остальные зрители накинулись на неподвижных любовников и длинными ножами стали наносить им удары. Убиенные, ощетинившись кто древком копья, кто рукояткой ножа, вставали из воды. Вдруг кто-то истошно заорал и бросился навстречу Андрейченко. Из левого бока мужчины торчал нож и хлестала черная кровь. В трех метрах от Андрейченко человек рухнул в воду.

– Так они все-таки настоящие?! – ничего не понимая, совершенно ошалев от увиденного, Андрейченко схватил в охапку Лилю и бросился в сторону лестницы. Маленькими, твердыми, как лобок, кулачками Лилька что есть силы дубасила Витька по голове: – Крейзи, это же перформанс!

Нос к носу Андрейченко столкнулся с Колумбом. С него спал «фартук», и он был вынужден телепать серым в подземных сумерках членом. Колумб схватил Витька за локоть и потянул в обратную сторону: – Назад, Гюго! Там менты! Кто-то выдал нас!

Настоящие люди бросились врассыпную, милиционеры, громко матерясь и тяжело шлепая по темной воде, хватали перформанов и волокли их к лестнице. Спустившись на три ступеньки, на лестнице стояла баба в неряшливом халате и грозно подзадоривала ментов: – Наддай им, Степаныч, наддай этим грязным сатанистам!

Андрейченко, чувствовавший себя ужасно обманутым и потому свирепый и злой, приготовился дать ментам отпор, но Лилька вдруг кошкой прыгнула ему на шею и повалила между двумя искусственными прелюбодеями.

– Замри! – влажно прошептала она и обвила торс Витька длинными тонкими ногами. Милиционер посветил на них и пожаловался приятелю: – Слышь, Микола, якшо моя жинка была б такой же гарной, как эта резиновая лялька, я бы трахал ее и среди этого говна…

– Тьфу, чему позавидовал! Какой-то тощей кукле! А будешь на свою жинку переть, я у тебя ее враз отобью!

Менты, еще минуту пошарив по воде и стенам фонариками, повернули к люку. Скоро гулко легла на него чугунная крышка и в коллекторе воцарилась кромешная мгла.

– Гюго, ты не спишь? – нежно рассмеялась Лиля. – Вставай, у меня сегодня в два часа экзамен по химии.

– По химии? Да неужели! – даже не стараясь сдержать нежданно накатившейся радости, загоготал Витек. Подхватившись и легко подхватив Лильку, больше не боясь ее хрупкого девичьего тела, он весело увлек ее в жидкий мрак туннеля. В противоположную сторону от люка…

2

Лилька, накрашенная по-взрослому, давилась от смеха и пускала пузыри в миндальный коктейль. Брызги орошали скатерть цвета расплавленного свинца.

Титры: «Тот же день, два часа пополудни, бар „Буль-дог“».

– Ну и фантазеры мы с тобой! – она откинулась на спинку стула. Вдруг пытливо глянула на Андрейченко. – Гюго, а ты вправду боишься таких зеленых, как я?

Витек истязал себя, кушая водку глотками, и оправдывался больше перед самим собой:

– Мне тридцать пять, я не «новый русский», и мне непонятно, чем хорош Борхес…

– Какой же ты дурачок, Гюго… Ты – открытое мною… Слышишь, открытое только одною мною – хорошо забытое старое.

– А как же жена?

Лиля равнодушно пожала плечами: – Наверное, она открыла в тебе кого-то иного. Но уверена, это был не Гюго!

Голос: «Лиля свободно переводила с английского Набокова и говорила: „Ностальгия по работящему мужчине у меня от мамы“. Она хотела выглядеть самостоятельной и искала встречи с Андрейченко в местах людных и не очень, но, главное – имеющих хоть какое-то отношение к искусству».