Читаем без скачивания Маргинальные любовники - Юханна Нильссон

Юханна Нильссон

Маргинальные любовники

Хедвиг, моей прекрасной заботливой подруге, с благодарностью за «Забытые пастели», Нью-Йорк и тетушку, и за маргиналов

Сегодня неподходящий день для страсти.

На улице жарко и душно, и повсюду этот противный тополиный пух, от которого Розе так трудно дышать. Роза – родом из Сомали. Вместе с мужем Виктором она держит кафе «Окраина» на берегу канала в Стокгольме. Только вот неоновую синюю «О» ночью отодрал какой-то хулиган, и кафе теперь называется «краина». Канал весь зацвел. Из ближайшей автомастерской в него сливают отходы. На скамье в соседнем парке лежит без чувств алкоголик, но никто из прохожих не обращает на него внимания. Кстати, парк весь засран собаками, чьим хозяевам лень убирать за своими любимцами. Мухи жужжат, солнце жжет, вентилятор на потолке сломан, а Мирья, их младшая дочь, не дает покою посетителям своими короткими юбками, высокими каблуками и наивной верой в то, что в каждом мужчине есть что-то хорошее.

В довершение ко всему у Розы начался климакс, отчего ее все время бросает в пот и настроение меняется каждую секунду. А Виктору сегодня сообщили, что у него в животе опухоль.

Проклятие.

И несмотря на все, в этот жаркий полдень они занимаются любовью. Прямо на кухне за стойкой.

Роза стоит, опершись спиной на стойку, с задранной юбкой и спущенными трусами сорок восьмого размера.

Ее шоколадные ноги обхватили бледную спину Виктора сорок четвертого размера. Покрытые лаком ногти вонзаются ему в кожу. Роза постанывает. Виктор стонет. Роза хватает ртом воздух. Виктор кусает ее в шею. Роза тыкается ему в подмышку, слизывает капельки пота. Виктор раздвигает пальцем влажные складки.

Роза поворачивается и хватается за стойку, чтобы Виктор мог взять ее сзади. Она не знает, что за ними наблюдают.

Той, что на них смотрит, чертовски одиноко.

Беа – постоянная посетительница. Вот уже четыре года. Бледная, худая, с горящими черными глазами. Волосы собраны в конский хвост и схвачены резинкой. Челка отросла и постоянно лезет в глаза. Острые мочки ушей, аккуратный нос, красивая форма губ и – хорошо бы она почаще улыбалась – ровные белые зубы.

Но Беа редко улыбается. Это один из ее недостатков.

Черная одежда, несмотря на жару, прогулочные туфли с ортопедическими вкладками, на шее – простой крест на золотой цепочке, унаследованный от мамы.

«Бог – это любовь», – сказал священник в церкви, когда она еще туда ходила.

Но почему одним людям Бог дает больше любви, чем они способны вынести, а другим – совсем ничего?

Она не занималась любовью с двадцати трех лет. Теперь ей тридцать два. Бывает, Беа по ночам пытается вспомнить, как это было, но все, что она чувствует, – жгучую пустоту у себя внутри. В такие ночи она встает с постели, выходит в кухню и, сгорая со стыда, убирает вибратор в посудомоечную машину. Потом варит себе кружку крепкого кофе, выпивает его стоя и возвращается в темноту спальни, чтобы забыться сном.

Беа – воровка. Настоящий профессионал в своем деле. Ей подвластно все: от карманных краж до мошенничества с кредитными картами и чеками. Вот почему у нее никогда не бывает проблем с деньгами. Она может тратить сколько угодно на книги, кафе или здоровье (точнее, на нездоровье), но больше ей ничего не нужно.

У Беа депрессия. Антидепрессанты ей выписывает ее личный врач Джек – относительно молодой и привлекательный мужчина, и при этом холостяк. Беа вышла на него, поменяв много разных врачей. И только он смог дать то, что ей было нужно.

Сочувствие.

Беа просто нужно было, чтобы кто-нибудь мог ее выслушать. Выслушать, не торопя и не перебивая. Кто-нибудь, кто будет хорошо к ней относиться, не навязываться, время от времени касаться ее с нежностью и говорить «Я помогу тебе», давая надежду на то, что еще не все потеряно.

Джек давал ей все это, и неудивительно, что Беа влюбилась. Она просто ничего не могла с собой поделать. Словно погрузилась в приятный сон, в котором они были парой, и не желала, чтобы ее будили.

Но Беа понятия не имела, как украсть его сердце. Пока все, что ей удалось стянуть, – это стетоскоп из его кабинета.

Ей хотелось бы, чтобы он сделал с ней то же, что Виктор делает с Розой. Ей хотелось сделать с Джеком то, что делает сейчас Роза с Виктором. Ей тоже хотелось, чтобы они были как двое довольных животных, трущихся друг от друга на покрытой мукой стойке рядом с набухающим на дрожжах, как беременная женщина, тестом.

Роза родила Виктору четверых детей. Ее темный живот весь в белых растяжках. Однажды в бассейне женщина посоветовала их убрать с помощью пластического хирурга. Роза так оскорбилась, что чуть сознание не потеряла от возмущения.

Сейчас Виктор водит пальцем по растяжкам – слева направо и сверху вниз, словно читая шрифт для слепых. Накрывает ладонью ей лобок и думает о том, сколько раз он стирал ее трусы после месячных, руками оттирая самые упрямые пятна.

Виктор кладет голову ей на живот. Ему нехорошо. Но он боится начинать химиотерапию.

Беа на цыпочках удаляется из кафе. Ее мама умерла у нее на глазах от рака. Это было двадцать два года назад, но она до сих пор не оправилась.

Маму звали Эбба. Она пела джаз и ездила с гастролями по всей стране и даже за рубеж. О ней писали в газетах, даже пару раз показывали по телевизору. Она говорила разные банальности, вроде «в музыке моя душа» и «я не могу жить без пения», потому что именно это и нужно говорить, если хочешь получить деньги.

Она дожила до тридцати четырех. Во время концерта в «Нален»[1] у нее началась чудовищная головная боль. Мама поехала в больницу, и там ей сказали, что у нее тумор. Врачи сделали, что могли, но опухоль все росла и росла, а мама только худела, и под конец ее исхудавшее тело оказалось в гробу.

Гроб был черным. А мама была в белом. Со светлым париком на голове. Это было уродливо. И неправильно. Беа сорвала парик, обнажив череп, весь в шрамах.

Рыдая, она покрывала мамино лицо поцелуями. Такое холодное, такое странное. Она вопила от страха и отказывалась выпустить маму из рук.

Тогда папа оттащил ее от гроба и унес из зала. Его слезы обожгли ей волосы. Она чувствовала, что ему тоже страшно.

Этот страх остался с ним навсегда.

Страх одиночества.

От прежнего папы почти ничего не осталось. Больше чувства надежности в жизни Беа не было.

Казалось, вообще вся жизнь остановилась в тот миг. Беа так и осталась подростком в теле взрослого, который сидит сейчас, прислонившись к серой бетонной стене, и в голове составляет список вещей, которые нужно успеть сделать за сегодня.

1. Столик в углу. Три стакана воды с лимоном. Три кружки кофе. Один собрил. Два ципрамила. Три таблетки для желудка. Сэндвич. Пятьдесят страниц Сартра, не забыть загнуть уголок вместо закладки, пролистать газету. Насладиться тишиной без вентилятора.

2. Часовая прогулка плюс ходьба по лестнице, уборка.

3. Успокоить папу, сказав, что со здоровьем все в порядке, потом успокоить себя таблеткой собрила.

4. Дочитать Сартра. Взяться за Бовуар и Юнга.

5. Улица Уппландсгатан, 4, доктор Нюстрем плюс туннель.

6. Вспомнить маму.

– Закрыто?

Звонкий голос мог бы принадлежать женщине, но уж больно похож на мужской.

Взгляд Беа утыкается в рубиново-красные туфли на высоких каблуках. Она поднимает взгляд выше – на худые жилистые ноги, модную красную юбку в тон туфлям, тонкую талию и белую обтягивающую грудь блузку. Беа сначала решила, что это Мирья, дочь Розы и Виктора, подрабатывающая моделью. Но кожа у девушки белая, а не шоколадная, как у всех детей в семье Новак.

Беа вглядывается в незнакомку.

Женщина? Мужчина?

Трансвестит?

Она сама элегантность. Белокурые волосы ниспадают на плечи. Адамово яблоко едва заметно на тонкой длинной шее. На лице – безупречный макияж, но не такой яркий, как обычно бывает у трансвеститов. Светлые глаза. Высокие скулы. Кожа грубее женской. Ногти аккуратно подпилены и покрыты блестящим лаком. Фигуре любая девушка может позавидовать.

– Сейчас гляну, не закончили ли они… – говорит Беа, поднимаясь.

Транса приподнимает бровь.

– … с уборкой, – поясняет Беа и с шумом открывает дверь, чтобы Роза с Виктором успели прикрыться.

Они уже закончили. Вся раскрасневшаяся, Роза припудривает засосы на шее и напоминает себе выщипать брови. Виктор застегивает брюки, пытаясь забыть, что у него рак. Кофейная машина фыркает и хлюпает. Тесто, которое примяли во время секса, снова начинает подниматься. Вентилятор на потолке неподвижен.

Кто-то в дверях.

Роза проводит пальцами по густым черным волосам с проседью и спешит навстречу посетителям.

Это черноглазая грустная девушка, чьего имени она не знает, и трансвестит, который был у них пару раз и представился Софией, фотографом, недавно в их районе. Он еще спрашивал, не согласятся ли они устроить выставку его работ у себя в кафе. «Можно подумать», – ответила тогда Роза, но транса восприняла ответ как согласие.