Читаем без скачивания Убитая в овечьей шерсти - Найо Марш

Найо Марш

«Убитая в овечьей шерсти»

Все эти люди жили в доме миссис Рубрик, и у каждого из них нашлось бы достаточно причин, чтобы убить ее:

Дуглас Грейс и Фабиан Лосс — ее племянники, которые вели секретную работу над новым видом противовоздушного снаряда.

Урсула Харм — подопечная миссис Рубрик, влюбленная в Фабиана (браку с которым ее опекунша яростно противилась).

Теренция Линн — секретарша миссис Рубрик, вызывавшая явное восхищение со стороны ее супруга…

Кто же на самом деле убил ее?

ПРОЛОГ

— Я миссис Рубрик с Маунт Мун, — произнесла дама с золотисто-медным цветом волос, — и я хотела бы войти.

Человек, охранявший проход, заглянув ей в лицо. Он обратил внимание на ее нос и веки, бледные и словно обрызганные коричневатыми веснушками. Остальные черты казались словно размытыми, незначительными. Даже рот с выступающими вперед зубами терялся рядом с этим подвижным носом и требовательными глазами навыкате.

— Я хотела бы войти, — настаивала Флосси Рубрик.

Человек через плечо взглянул в зал.

— Есть места сзади, — сказал он, — за скамьями покупателей.

— Не сомневаюсь. Но мне не интересно видеть спины покупателей. Я хочу видеть их лица. Я миссис Рубрик из Маунт Мун, и шерсть моих овец попадет на торги в ближайшие полчаса. Я бы хотела сесть где-нибудь здесь.

Она взглянула поверх человека, стоявшего у двери, на помост, где восседал аукционист в рубашке с короткими рукавами, что-то произнося вполголоса.

— Вон там, — твердо сказала Флосси Рубрик, — это вполне подойдет.

Она двинулась к цели мимо человека у двери.

— Здравствуйте, — раздраженно произнесла она, оказавшись лицом к лицу со второй фигурой, — я миссис Рубрик с Маунт Мун. Можно мне сесть?

Она устроилась на выбранном стуле, выдвинув его вперед, чтобы иметь возможность видеть просцениум и первые ряды в зале. Она была крошечной, а стул высоким, и ноги ее не доставали пола. Помощники аукциониста с любопытством глядели на нее, оторвавшись от бумаг.

— Партия один-семь, шесть — пробормотал аукционист. — Маунт Сильвер.

— Одиннадцать, — выкрикнул чей-то голос. Двое мужчин из зала вскочили с мест с пронзительным возгласом: «Три!». Флосси пригладила свои меха и с любопытством взглянула на них.

— Одиннадцать — три, — произнес аукционист. В первом ряду вместо стульев стояли ряды парт с карточками занимавших их фирм. Ван Гуй. Братья Ривен. Дюбуа. Йен Штейнер. Джеймс Огден. Гартc. Ормерод. Родес. Маркинс Джеймс Барнет. Покупатели, одетые в добротные деловые костюмы, съехались на летнюю распродажу шерсти со всех четырех сторон света. Казалось, они были отобраны специально, настолько ярко каждый выражал свою национальность. Представитель фирмы Ван Гуя в мягкой шляпе, Дюбуа — вкрадчивый, с тонкими усами, старый Джимми Ормерод с лошадиным голосом и красным от напряжения лицом, Барнет, в очках с роговой оправой, который, казалось, лаял, и мистер Курата Кан от Маркино с высоким фальцетом. Каждый покупатель держал перед собой отпечатанные списки и время от времени, словно хор партитуру, переворачивал листы. Аукционист читал вяло и монотонно, тем не менее он был словно кукольником, а они марионетками, покупатели внезапно оживали, затем снова возвращались к бездействию. Некоторые, не сводя глаз со списка, стояли, ожидая, пока не появится определенный тюк с шерстью. Другие писали, сидя за своими партами. Каждый из них поднаторел во внезапных переходах от выжидательного бездействия к хищному и цепкому напряжению. Многие постоянно курили, и Флосси Рубрик разглядывала их сквозь клубы синеватого табачного дыма.

В дверных проходах и галерее стояли группы людей, чьи руки и лица были покрыты грубым загаром и чья одежда выдавала деревенских жителей, оказавшихся в городе. Это были овчары, пастухи, владельцы отар, жители близлежащих сел и ферм. От покупателей зависело, как они проживут ближайший год.

Продажа шерсти являлась заключительным актом, венчавшим долгие переклички на склонах гор, ночи, проведенные в хижинах, хлопья снега, залетавшие в овечьи загоны, шумные ритуалы перед стрижкой овец, путешествие в город с набитыми шерстью тюками — словом, все, что и составляет вкупе трудовой год на овечьей ферме.

Флосси увидела своего мужа, Артура Рубрика, стоявшего в проходе. Она энергично помахала ему. Те, кто был с ним, указали ему на нее. Он неуверенно кивнул и медленно двинулся к ней по боковому проходу. Она оживленно обратилась к нему.

— Взгляни, куда я забралась! Поднимайся ко мне!

Он подчинился, но без особого энтузиазма.

— Флосс, ведь ты должна была быть внизу.

— Но это меня совершенно не устраивает.

— Все смотрят на тебя.

— Это меня не смущает, — ответила она громко. — Покажи мне, дорогой, когда же он доберется до нас.

Ее муж смущенно зашикал и передал ей каталог.

Флосси поиграла лорнеткой, раскрыв ее рукой в белой перчатке, и заглянула в списки. Одновременно с этим взлетели белые листки во всем зале.

— Кажется, мы движемся, — сказала Флосси. Ее муж что-то проворчал и дернул годовой.

— Партия восемьдесят один, — объявил аукционист.

— Тринадцать!

— С половиной! — прорычал Ормерод.

— Четырнадцать!

Мистер Курата Кан на долю секунды опередил его.

— Потолок! — завизжала Флосси. — У нас потолок, правда, дорогой? Какой замечательный япончик!

По залу покатился ручеек смеха. Аукционист усмехнулся. Двое мужчин отошли, зажимая рты руками. Лицо Артура Рубрика, обычно голубовато-бледное, приобрело оттенок багрянца. Флосси вскочила, взволнованно сжав руки в белых перчатках.

— Ну разве он не чудо! — воскликнула она. — Артур, ну скажи, что он лапочка!

— Флосси, ради всего святого, — пробормотал Артур. Но Флосси уже энергично кивала издалека мистеру Курате Кану, и теперь ей удалось завладеть его вниманием. Он сощурился, приподнял верхнюю губу и поклонился.

— Ну вот! — торжествующе произнесла Флосси, стремительно продвигаясь по проходу в сопровождении мужа, пребывавшего в крайнем смятении. — Это же великолепно!

Они вышли в узенький дворик.

— Я бы не хотел подобных эксцессов, моя дорогая, — промолвил он. — Ну зачем было махать этому японцу? Ведь мы незнакомы.

— Нет, — парировала Флосси, — мы должны познакомиться! Ты пригласишь, его, дорогой, приехать в Маунт Мун на уик-энд.

— Нет-нет, Флосси. С чего это вдруг? С какой стати?

— Я всегда за дружбу. И он дал самую высокую цену за нашу шерсть. Он разумный человек. Я хочу познакомиться с ним.

— Ухмыляется, точно маленький хорек. Я их вообще недолюбливаю. С ними нужно быть начеку. Они наши заклятые враги.

— Дорогой, у тебя совершенно допотопные взгляды. Еще немного, и ты заговоришь о желтой заразе. — Она тряхнула головой, и прядь волос, обесцвеченных до оттенка сияющего золота, соскользнула ей на лоб. — Не забывай: на дворе 1939 год.

Однажды февральским днем мистер Сэмми Джозеф, закупщик шерсти для текстильной мануфактуры братьев Ривен, проходил через склады в сопровождении кладовщика. Стекла были покрашены, и пришлось зажечь единственную лампу. Лампа висела высоко и покрылась пылью, от этого лица мужчин казались мертвенно-бледными. Голоса их звучали глухо, воздух был спертым, и чувствовался тяжелый запах.

— С каких это пор мы стали закупать шерсть мертвых овец, мистер Джозеф? — поинтересовался кладовщик.

— Никогда не закупали, — резко ответил Джозеф. — О чем вы?

— В дальнем конце лежит тюк такой шерсти.

— Только не у нас на складе.

— Готов побиться об заклад.

— Почему именно мертвых?

— Господи, я этим делом занимаюсь не первый день, так ведь, мистер Джозеф? Мне ли не узнать мертвую шерсть по запаху? Она воняет.

— Допустим! — произнес Сэмми Джозеф. — Ну и где этот тюк?

— Идемте посмотрим.

Они зашагали по проходу между тюками. Кладовщик включил дополнительное освещение, и проход теперь не тонул во мраке. Наконец он остановился и ткнул пальцем в последний тюк.

— Не угодно ли понюхать, мистер Джозеф?

Сэмми Джозеф склонился над тюком. Его тень легла на трафаретные буквы, цифры и грубый полумесяц.

— Это тюк с Маунт Мун, — сказал он.

— Знаю, — с раздражением произнес кладовщик. — Но ведь воняет?

— Да, — согласился Джозеф, — вы правы.

— Вот я и говорю: мертвая шерсть.

— Никогда я не закупал мертвую шерсть, тем более с Маунт Мун. И запах мертвечины идет из глубины тюка. Вы это чувствуете сами. Так что больше похоже на мертвую крысу. Разворошите-ка тюк.

Кладовщик вытащил складной нож и вонзил лезвие в переднюю часть тюка. Сэмми Джозеф наблюдал за ним молча, стропила у них над головами издавали слабые вздохи.