Читаем без скачивания Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая - Герман Шелков

Герман Шелков

Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга первая

Эпизоды курения и употребления спиртного в тексте являются неотъемлемой частью описываемой в книге эпохи.

Все совпадения случайны.

Предисловие

Автор выражает признательность своим случайным попутчикам Сергею Валериановичу, жителю Сибири, и Ивану Степановичу, жителю Москвы, за подсказанную идею и надеется, что они прочтут эту книгу.

Однажды я весь день, ехал в поезде. Это была очень занимательная поездка. Нескучная, веселая и определенно полезная. Мои попутчики, Иван Степанович и Сергей Валерьянович, устроили спор и так увлеклись, что один раз перекричали грохот встречного поезда. Оба они были горожане лет семидесяти, но это не мешало им прыгать по полкам и устраивать возню, как подросткам. Никто из них не желал уступать – это, казалось, было для них совершенно невозможно. Между ними вышло три стычки. Но о чем же они спорили? О жизни в СССР. Один ее ругал, а другой нахваливал. При этом речь у них шла об одних и тех же вещах. Но только у Ивана Степановича эти вещи выходили хорошие, а у Сергея Валерьяновича – совсем никудышные и даже вредные. Они спорили без перерыва на обед, глотая лишь таблетки для сердца. Я весело смеялся, глядя на этих людей. В конце концов они помирились, сойдясь на том, что колбаса «Докторская» была все-таки очень приличная. И не просто помирились, а вместе отправились ужинать в вагон-ресторан. Но когда я пошел попрощаться с ними, оказалось, что до ресторана они не дошли, а снова бросились кричать и топать. И я снова смеялся, наблюдая, как эти подвижные старички наскакивают друг на друга. «Почему же вы опять нервничаете?» – спросил я и сразу же получил ответ: потому что оба не выносят лжи. Каждый из них, оказывается, говоря об одном и том же, выкладывал неправду. Впрочем, понятно, что неправдой Иван Степанович считал все сказанное Сергеем Валериановичем, а Сергей Валерианович все слова Ивана Степановича называл подлой ложью. Я пожелал им поскорее помириться и сошел на перрон. Больше я этих людей никогда не встречал, но стал думать о предмете их разногласий, и вскоре мне пришло в голову, что об этом можно написать книгу. А именно о том, что о жизни в СССР можно рассказывать совершенно по-разному. И я стал расспрашивать бывших жителей Советского Союза и услышал много абсолютно противоположных любопытных историй.

Герман Шелков

Книга первая

– Да уж, не называйте конкретных городов, потому что везде было плохо! – отвечал Сергей Валерианович.

Мария Ко – рская, 1964 года рождения: «Наш двор – лучшее, что было в моем детстве, люблю его вспоминать. Дома были желтые и песочного цвета, с красивыми маленькими балконами на фасаде. Мы их называли «балкончики».

Стеклить их не разрешали, потому что они выходили на большую улицу, запрещали хранить громоздкие предметы, а только мелочи. Квартиры были не маленькие, не большие, а средние. Потолки были высокие, двери двойные. Открываешь входную дверь, а за ней еще двери. Почему так – не знаю.

В каждой квартире был паркет, и так во всех трех домах, которые образовали наш двор. Все друг с другом здоровались, на лестнице, в лифте и вообще везде. Нас, детей, учили говорить «здрасьте», объясняли, что это вежливо. Моя мама учила нас с братом, чтобы мы пропускали вперед старших, открывали бабушкам и дедушкам дверь в подъезд, бросались поднимать ключи, перчатки, если те их уронят.

Двор был проходной, а не глухой, и летом, и зимой через него была тропа-дорога. Но грязно не было. На земле ничего не валялось. Ни жители нашего двора, ни прохожие не мусорили, даже окурки не бросали. Проявляли сознательность. Дворников было двое, муж и жена, оба пожилые. Как их звали, не помню. Работали в фартуках, в рукавицах, то с метлами, то с лопатами. Автомобилей было мало, собак-кошек тоже. Детей тоже проживало немного, всего, кажется, пятнадцать или чуть меньше.

В одном из наших трех домов находилась детская библиотека, и мы, естественно, в нее ходили. Приходишь со школы, дома никого нет, обедаешь, пьешь чай, ешь булку с вареньем, делаешь уроки и – в библиотеку. Мой брат был старше меня на три года и посещал спортивную секцию. Уходил в два часа и возвращался вечером. А я встречалась в библиотеке с другими детьми из нашего дома, потому что они тоже туда приходили. Мы учились в разных школах и классах и виделись только во дворе и в библиотеке.

Мы, дети, почти все дружили. Ходили друг к другу в гости. Я могла пригласить сразу троих или даже пятерых, и тогда мама всех нас угощала, подавала чай и конфеты. Так же поступали другие мамы из нашего двора.

В библиотеке, в читальном зале, мы садились за дальние столы, брали книги о животных или детскую энциклопедию. Мы знали, как нужно себя вести и всегда говорили только шепотом. Нас никогда ни за что не ругали. Потом мы шли во двор и разговаривали о книгах – о том, кто что прочитал. Среди нас был один мальчик, у которого была страсть к выдумыванию, и он постоянно выдумывал различные сюжеты и истории. Рассказывал бурно: то прыгал, то скакал, то размахивал руками и дергал ногами. И все-таки было интересно. Я думала: кем он станет, когда вырастет? Он стал врачом-кардиологом. Перестал выдумывать, сделался солидным и серьезным человеком.

Детская площадка в нашем дворе была крошечная, на ней играли только малыши.

Мы, которым было от восьми до одиннадцати лет, собирались на широкой лавке посередине двора. Утром, когда мы были в школе, на ней сидели дедушки и бабушки. Вечером наша лавка ждала нас.

Все дети были положительные. Учились хорошо. Одежду носили аккуратно и содержали ее в чистоте. Плохих детей не помню. Ни ватаг мальчишек постарше, курящих или сыплющих нехорошими словами, ни компаний с гитарами в нашем дворе никогда не видела. Старшие мальчики и девочки посещали Дом пионеров, спортивные школы и кружки.

Зимой всегда обильно выпадал снег, но его не убирали и не вывозили, а собирали в кучу. Всякий день она росла и в конце концов превращалась в гору. Вот была нам радость! Мы катались с этой горы на санках, рыли в ней пещеры. Так делали все дети советской поры. То время мне нравилось. Было спокойно и хорошо. Мы росли здоровыми, вежливыми, воспитанными, много читали, многое стремились узнать. Наш двор был нашим другом.

Когда мы подросли, уступили нашу лавку подросшим малышам. Теперь они ходили в детскую библиотеку, а потом шли во двор и разговаривали о том о сем, пока их не звали домой.

С четырнадцати лет я перестала посещать детскую библиотеку, но она до сих пор со мной – в моей памяти. И мой двор тоже.

Я ходила к подругам, иногда мы с подружкой ходили к мальчикам, но не к тем, кто был с нами на нашей лавке, а к другим, из нашей школы. И хотя наша «лавочная» компания распалась, все мы сохранили о ней самые лучшие воспоминания.

Впоследствии, когда я выросла, мне пришлось уехать на жительство в другой город. Много времени я не бывала в нашем дворе. А когда, наконец, я пришла в наш двор, он показался мне очень маленьким. Лавки нашей уже не было. Всюду стояли машины. Дома постарели и потеряли вид. Многие балкончики со стороны улицы застеклили. Чужие, незнакомые люди выходили из нашего дома и входили в него. Зайдя в наш подъезд, я с горечью обнаружила, что он грязный и неуютный. А в мое время на любой ступеньке лестницы можно было сидеть, как на лавке.

О стране СССР я скучаю, как о хорошем, добром и единственном друге. Иногда мне хочется все бросить и вернуться назад, в Советский Союз. Но вот беда – это невозможно. Очень жаль – порой даже до слез».

Анна Ре – кова, 1964 года рождения, жительница того же города, что и Мария Корская: «Наш двор был недалеко от рынка и автовокзала. То, как мы жили, я могу назвать только дьявольщиной. Наверное, мы были прокляты. Но за что?

Три наших трехэтажных дома послевоенной постройки образовывали глухой двор, и мимо него лежал самый короткий путь к автовокзалу и рынку. И все ходили к нам «в туалет». К нам ходили «по-большому» и «по-маленькому», тошнить, выбрасывать мусор или испорченную еду. Люди на ходу выворачивали свои сумки, авоськи, мешки и рюкзаки, и остатки пищи, отходы, яичная скорлупа, корки, кости и очистки валялись в нашем дворе повсюду. Сюда вели и несли детей – под деревья, самых маленьких папаши и мамаши держали на вытянутых руках, пока они справляли естественные надобности, а ребятишкам постарше приказывали: «Сходи сейчас, а то в автобусе замаешься, а там туалета нету, и никто на дороге останавливаться не будет!»

У нас «присаживались» бабуси и дедуси, студенты, солдаты и даже на вид интеллигентные люди в очках. Мы жили как будто в общественном туалете, и у нас, у советских детей нашего двора, наши же советские люди украли двор, а заодно и нормальное детство. У меня до сих пор перед глазами стоят разбросанные по всему двору обрывки газет, которые использовали как туалетную бумагу. Понятно, что мы, дети, никогда не играли в нашем дворе – это было немыслимо. Мы уходили подальше. Моя мама, я думаю, оттого и помешалась, что много лет выскакивала из подъезда и кричала людям: «Что же вы делаете! Ведь мы здесь живем!» Все жители в нашем дворе были угрюмые, задумчивые, с недовольными лицами. Еще бы: как тут радоваться жизни?