Читаем без скачивания Польская супруга Наполеона - Сергей Нечаев

Польская супруга Наполеона

Сергей Нечаев

Она не будет для Наполеона случайной любовницей, она будет занимать совершенно особое место, она будет посланницей своего народа при императоре, его польской женой.

Она войдет в историю как «единственная женщина, которую по-настоящему полюбил Наполеон», или «единственная женщина, которая действительно полюбила Наполеона».

© Сергей Нечаев, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава первая

Юная графиня Валевская

Мария Валевская, урожденная графиня Лончиньская, родилась 7 декабря 1789 года (в некоторых источниках – 1786 года) в Кернози – полудеревне, полугородке неподалеку от Ловича.

Биограф Марии Валевской Мариан Брандыс описывает Кернозю так:

«Зеленая базарная площадь, несколько старых облупившихся каменных домов, свежие красные пятна новых строений. Рядом с базаром – каменный костел с остроконечной башней. Дальше – белый, в духе классицизма, барский дом, в котором жила с матерью, братьями и сестрами Марыся Лончиньская, впоследствии жена камергера Валевского».

Как видим, ничего примечательного – городок, как городок. Таких тысячи не только в Польше, но и в любой другой стране: тихих, неприметных, скучных, не имеющих ни малейшего шанса прославиться, если только рядом с ними не пройдет какое-нибудь, например, великое сражение. Ну, на самом деле, кто бы знал в ином случае те же Аустерлиц или Ватерлоо?

Да и Лович мало чем отличался от Кернози. Правда, он был покрупнее и подревнее, имел католический собор и монастырь бернардинок, но все равно: провинция – есть провинция. История – в прошлом, а будущего как-то не просматривалось никакого.

Мария была дочерью Мацея Лончиньского, и происходила она из знатного, старинного, но обедневшего дворянского рода. Отец ее умер, оставив пани Эву Лончиньскую, урожденную Заборозскую, с семью детьми на руках. Мария была четвертым ребенком в этой многодетной семье. Старше ее были братья Бенедикт-Юзеф, Иероним и Теодор, младше – сестры Гонората, Антонина и Уршуля-Тереза.

По всей видимости, Иероним, Гонората и Уршуля-Тереза не дожили до зрелых лет. Во всяком случае, никакой информации об обстоятельствах их жизни не сохранилось. Зато осталось довольно много сведений о братьях Бенедикте-Юзефе, который был старше Марии на девять лет, и Теодоре, который был старше на год. Оба они станут офицерами и еще окажут определенное воздействие на судьбу сестры.1

Воспитывалась Мария овдовевшей матерью в ветхом особняке, в разоренном поместье. Подобно мягкому, послушному воску, она переняла все недостатки юных провинциалок, однако в наследие от матери ей достались и удивительная сердечная доброта. При этом такое воспитание не только не усыпило в ней великодушных порывов, – напротив, они развились сверх всякой меры. Мария росла на редкость страстной натурой, ее впечатлительная душа очень нуждались в упорядоченной системе идей, и она получила их. Дело в том, что семья Лончиньских относилась к числу патриотически настроенных кругов польского общества (старший брат Марии сражался за свободу своей страны под знаменами Костюшко), поэтому с юных лет, когда девочки интересуются только куклами, да нарядами, ее уже волновала судьба Польши.

Уже здесь следует отметить, что в ту пору Польша уже много лет, как прекратила свое существование. На карте Европы не было такой страны, а то, что раньше ей было, теперь поделили между собой Австрия, Пруссия и Россия.

Строго говоря, уже со времени правления Петра I Россия фактически диктовала свою волю некогда грозной Польше. В 1763 году, опираясь на силу русской армии и поддержку Пруссии, с которой ради этого был заключен союзный договор, Екатерина II добилась избрания на польский престол своего ставленника Станислава-Августа Понятовского. Но через пять лет положение обострилось. Против России выступила конфедерация польских магнатов, но войска под командованием знаменитого полководца А.В.Суворова довольно быстро сумели справиться с противником. Однако Австрия и Пруссия не позволили окончательно покорить эту страну, договорившись совместно поддерживать существовавший в Польше политический строй. Так возник новый союз, приведший, в конечном счете, к первому разделу Польши.2

По первому разделу Польши Россия получила наиболее обширные территории польской Ливонии и части Белоруссии, Австрии досталась Малопольша, а Пруссии – Великопольша. Оставшееся небольшое Польское государство осталось в зоне русского влияния и на протяжении ряда последующих лет фактически управлялось не столько королем Станиславом-Августом, сколько русским послом в Варшаве.

После Великой французской революции ее отголоски докатились и до Польши. Дождавшись, когда Австрия и Пруссия увязли в войне с Францией, Екатерина II весной 1792 года двинула в Польшу русские войска. Кампания для русских была недолгой и победоносной. В результате, в апреле 1793 года был провозглашен новый раздел Польши, согласно которому к Пруссии отошли крупные города Гданьск и Познань, а к России – Восточная Белоруссия и Правобережная Украина. В ответ на это в Польше вспыхнуло широкомасштабное патриотическое движение во главе с Тадеушем Костюшко. Поначалу восставшим даже удалось добиться некоторых успехов, но вскоре, после того как против них выступили австрийская и прусская армии, а командование русскими войсками вновь принял Суворов, стало ясно, что дело их обречено.3

В октябре 1795 года с Польским государством было окончательно покончено: по третьему разделу Польши Австрия получила часть польских земель с городом Люблином, Пруссия – Варшаву, а Россия – Западную Волынь, Западную Белоруссию, Литву и Курляндию.

По словам историков Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо, «катастрофа, уничтожившая Польшу, была тем более трагична, что все три участника дележа в свое время поочередно состояли в вассальных отношениях к Польше либо потому, что были ей обязаны, либо потому, что испытали на себе силу ее победоносного оружия. Польша некогда держала в вассальной зависимости Пруссию, спасала от турецкого султана Австрию, и знамена ее развевались на стенах Москвы».

В результате, многие польские патриоты предпочли эмиграцию и, как старший брат Марии, предложили свои услуги французской революции. Оставшиеся же вынуждены были подчиниться воле победителей.

В Галиции поляки имели основания рассчитывать, что воспоминания о некогда оказанных Австрии услугах смягчат их положение, но они ошиблись в расчетах. Комиссар австрийского императора Баум оказался человеком безжалостным и потребовал принести присягу на верность. Кто-то, как, например, Люблинский воевода, уклонился от подобного унижения путем самоубийства, кто-то вынужден был покориться. Последовали аресты, казни, повсеместно был введен ненавистный полякам немецкий язык. Таким образом, новые хозяева пытались стереть даже само имя Польши и любое напоминание о ней.

Вынужденная отказаться от политической жизни, польская шляхта посвятила себя в основном земледелию. С другой стороны, и тут надо отдать должное императору Иосифу II, австрийская администрация освободила польских крестьян от крепостной зависимости и уравняла в правах католиков и православных.

Территория, доставшаяся Пруссии (сюда входила и Варшава, столица уничтоженного государства), подверглась невиданной эксплуатации: были повышены налоги, отобрано в казну церковное имущество, все польские чиновники были заменены прусскими. На конфискованных государственных землях стали расселяться немецкие крестьяне. Здесь, как и в Галиции, польские крестьяне, найдя защиту от злоупотреблений панства, быстро приспособились к новому режиму, а недовольное дворянство уединилось в своих имениях.

В русской части Польши правительство имело возможность совершенно парализовать польское влияние, однако оно и не помышляло об этом; у него не было ни прочной административной системы, ни чиновничества, пригодного для выполнения подобной задачи. Тут с побежденными попеременно обращались то гуманно, то грубо. Представители знатных фамилий должны были унижаться, чтобы сохранить свои имения; имели место и конфискации, и ссылки в Сибирь, и вынужденное обращение в православие. Однако, как бы то ни было, шляхтичи в русских областях сохранили свое привилегированное положение, и их галицийские собратья не раз взирали на них с завистью.

Если императрица Екатерина обошлась с побежденными поляками резко, то Павел I изменил отношение к ним: он освободил руководителей восставших Тадеуша Костюшко, Юлиана Немцевича, Капостаса и других, вернул на родину тысячи сосланных, доверил пост посла в Сардинии молодому Адаму Чарторыйскому. Последний в своих «Записках» писал о русских, что они сначала представлялись «существами чудовищными, зловредными и кровожадными, с которыми нельзя было иметь дела без отвращения», однако потом «пришлось признать, что они нисколько не хуже других, что и среди них есть люди учтивые, приветливые и что иной раз нельзя не платить им дружбой и благодарностью».