Читаем без скачивания Пламенный круг - Федор Сологуб (Тетерников)

Федор Сологуб

Пламенный круг

I. ЛИЧИНЫ ПЕРЕЖИВАНИЙ

«Я был один в моём раю…»

Я был один в моём раю,

И кто-то звал меня Адамом.

Цветы хвалили плоть мою

Первоначальным фимиамом.

И первозданное зверьё,

Теснясь вокруг меня, на тело

Ещё невинное моё

С любовью дикою глядело.

У ног моих журчал ручей,

Спеша лобзать стопы нагие,

И отражения очей

Мне улыбалися, благие.

Когда ступени горных плит

Роса вечерняя кропила,

Ко мне волшебница Лилит

Стезей лазурной приходила.

И вся она была легка,

Как тихий сон, - как сон безгрешна,

И речь её была сладка,

Как нежный смех, - как смех утешна.

И не желать бы мне иной!

Но я под сенью злого древа

Заснул… проснулся, - предо мной

Стояла и смеялась Ева…

Когда померк лазурный день,

Когда заря к морям склонилась,

Моя Лилит прошла как тень,

Прошла, ушла, - навеки скрылась.

«Мы поклонялися владыкам…»

Мы поклонялися владыкам

И в блеске дня и в тьме божниц,

И перед каждым грозным ликом

Мы робко повергались ниц.

Владыки гневные грозили,

И расточали гром и зло,

Порой же милость возносили

Так величаво и светло.

Но их неправедная милость,

Как их карающая месть,

Могли к престолам лишь унылость,

Тоской венчанную, возвесть.

Мерцал венец её жемчужный,

Но свет его был тусклый блеск,

И вся она была - ненужный

И непонятный арабеск.

Владык встречая льстивым кликом, -

И клик наш соткан был из тьмы, -

В смятеньи темном и великом

Чертог её ковали мы.

Свивались пламенные лица,

Клубилась огненная мгла,

И только тихая Денница

Не поражала и не жгла.

«Когда звенят согласные напевы…»

Когда звенят согласные напевы

Ойлейских дев,

И в пляске медленной кружатся девы

Под свой напев, -

Преодолев несносные преграды,

И смерти рад,

Вперяю я внимательные взгляды

В их светлый град.

Отрад святых насытясь дуновеньем,

С тебя, Ойле,

Стремлюсь опять, окованный забвеньем,

К моей земле.

Во мгле земли свершаю превращенья.

Покорен я, -

И дней медлительных влачатся звенья,

О, жизнь моя!

«Разбудил меня рано твой голос, о Брама!…»

Разбудил меня рано твой голос, о Брама!

Я прошла по росистым лугам,

Поднялась по ступеням высокого храма

И целую священный Лингам.

Он возложен на ткани узорной,

Покрывающей древний алтарь

Стережет его голый и черный,

Диадемой увенчанный царь.

На священном Лингаме ярка позолота,

Сам он черен, громаден и прям…

Я закрою Лингам закрасневшимся лотосом,

Напою ароматами храм.

Алтарю, покрывалу, Лингам,

Я открою, что сладко люблю.

Вместе Шиву и Вишну и Браму я

Ароматной мольбой умолю.

«Насытив очи наготою…»

Насытив очи наготою

Эфирных и бесстрастных тел,

Земною страстной красотою

Я воплотиться захотел.

Тогда мне дали имя Фрины,

И в обаяньи нежных сил

Я восхитил мои Афины

И тело в волны погрузил.

Невинность гимны мне слагала,

Порок стыдился наготы,

И напоил он ядом жало

В пыли ползущей клеветы.

Мне казнь жестокая грозила,

Меня злословила молва,

Но злость в победу превратила

Живая сила божества.

Когда отравленное слово

В меня метал мой грозный враг,

Узрел внезапно без покрова

Мою красу ареопаг.

Затмилось злобное гоненье,

Хула свиваясь умерла,

И было - старцев поклоненье,

Восторг бесстрастный и хвала.

«Нерон сказал богам державным…»

Нерон сказал богам державным:

- Мы торжествуем и царим! -

И под ярмом его бесславным

Клонился долго гордый Рим.

Таил я замысел кровавый.

Час исполнения настал, -

И отточил я мой лукавый,

Мой беспощадно-злой кинжал.

В сияньи цесарского трона,

Под диадемой золотой,

Я видел тусклый лик Нерона,

Я встретил взор его пустой.

Кинжал в руке моей сжимая,

Я не был робок, не был слаб, -

Но ликовала воля злая,

Меня схватил Неронов раб.

Смолою облит, на потеху

Безумных буду я сожжен.

Внимай бессмысленному смеху

И веселися, злой Нерон!

Нюренбергский палач

Кто знает, сколько скуки

В искусстве палача!

Не брать бы вовсе в руки

Тяжелого меча.

И я учился в школе

В стенах монастыря,

От мудрости и боли

Томительно горя.

Но путь науки строгой

Я в юности отверг,

И вольною дорогой

Пришел я в Нюренберг.

На площади казнили:

У чьих-то смуглых плеч

В багряно-мглистой пыли

Сверкнул широкий меч.

Меня прельстила алость

Казнящего меча

И томная усталость

Седого палача.

Пришел к нему, учился

Владеть его мечом,

И в дочь его влюбился,

И стал я палачом.

Народною боязнью

Лишенный вольных встреч,

Один пред каждой казнью

Точу мой темный меч.

Один взойду на помост

Росистым утром я,

Пока спокоен дома

Строгий судия.

Свяжу веревкой руки

У жертвы палача.

О, сколько тусклой скуки

В сверкании меча!

Удар меча обрушу,

И хрустнут позвонки,

И кто-то бросит душу

В размах моей руки.

И хлынет ток багряный,

И, тяжкий труп влача,

Возникнет кто-то рдяный

И темный у меча.

Не опуская взора,

Пойду неспешно прочь

От скучного позора

В мою дневную ночь.

Сурово хмуря брови,

В окошко постучу,

И дома жажда крови

Приникнет к палачу.

Мой сын покорно ляжет

На узкую скамью.

Опять веревка свяжет

Тоску мою.

Стенания и слезы, -

Палач - везде палач.

О, скучный плеск березы!

О, скучный детский плач!

Кто знает, сколько скуки

В искусстве палача!

Не брать бы вовсе в руки

Тяжелого меча!

Собака седого короля

Когда я был собакой

Седого короля,

Ко мне ласкался всякий,

Мой верный нрав хваля.

Но важные вельможи

Противно пахли так.

Как будто клочья кожи,

Негодной для собак.

И дамы пахли кисло,

Терзая чуткий нос,

Как будто бы повисла

С их плеч гирлянда роз.

Я часто скалил зубы,

Ворча на этих шлюх.

И мы, собаки, грубы.

Когда страдает нюх.

Кому служил я верно.

То был король один.

Он пахнул тоже скверно,

Но он был властелин.

Я с ним и ночью влажной,

И в пыльном шуме дня.

Он часто с лаской важной

Похваливал меня.

Один лишь паж румяный,

Веселый мальчуган,

Твердил, что я - поганый

Ворчун и грубиян.

Но, мальчику прощая,

Я был с ним очень прост,

И часто он, играя,

Хватал меня за хвост.

На всех рыча мятежно,

Пред ним смирял я злость.

Он пахнул очень нежно,

Как с мозгом жирным кость.

Людьми нередко руган,

Он все ж со мной шалил,

И раз весьма испуган

Мальчишкою я был.

Опасную игрушку

Придумал навязать

Он мне на хвост: гремушку,

Способную пылать.

Дремал я у престола,

Где восседал король,

И вдруг воспрянул с пола,

В хвосте почуяв боль.

Хвостом косматым пламя

Восставил я, дрожа,

Как огненное знамя

Большого мятежа.

Я громко выл и лаял,

Носясь быстрей коня.

Совсем меня измаял

Злой треск и блеск огня.

Придворные нашлися, -

Гремушка вмиг снята,

И дамы занялися

Лечением хвоста.

Король смеялся очень

На эту дурь и блажь,

А все-таки пощечин

Дождался милый паж.

Прибили так, без гнева,

И плакал он шутя, -

Притом же королева