Читаем без скачивания Каждый умирает в одиночку - Джеймс Хедли Чейз

Джеймс Хедли Чейз

Каждый умирает в одиночку

Глава 1

1

Одним приятным солнечным утром в середине марта, около одиннадцати, я подъехал в поместье «Санта-Роза», где поджидал меня его владелец, Джей Франклин Серф.

Когда он позвонил, меня в конторе не было, но Паула Бенсингер, особа, которая ведет мои дела, а также присматривает за мной в особо рискованных случаях, заверила его, что я подъеду в течение часа. Он не дал ей никакой информации, сообщил только, что причина звонка срочная и конфиденциальная, но тот факт, что он владел поместьем «Санта-Роза», не оставлял сомнений, что дело действительно важное. Чтобы содержать в порядке территорию такого размера, нужны немалые деньги, а деньги всегда добавляли Пауле энтузиазма.

К тому времени, как я прибыл в контору, она уже откопала кое-какую информацию на Серфа, а пока я приводил себя в порядок, выудила некоторые факты из газетных вырезок, которые мы храним на всех знаменитостей в Орчид-Сити. Итак, Серф был главой компании «Ред стар навигейшн», осуществлявшей гигантские заготовки леса и морские перевозки по всему Тихоокеанскому побережью. Последние два года он был вдовцом — его жена погибла в дорожно-транспортном происшествии, — и до настоящего момента его жизнь была намного менее увлекательной, чем комната с мумией в музее Парк-Ливингстона. Недавно он женился на манекенщице, и именно это, считала Паула, было возможной причиной, по которой он хотел видеть меня. Она довольно цинично, хотя и справедливо, заметила, что, когда мужчина его возраста и благосостояния влюбляется в манекенщицу и к тому же оказывается таким простаком, что женится на ней, — это является зловещим предзнаменованием.

А если причиной его беспокойства была не его жена, продолжила Паула — она всегда любила иметь альтернативную версию, — тогда, возможно, это его дочь, Натали, запретный плод в возрасте двадцати лет, покалеченный в том же дорожно-транспортном происшествии, в котором погибла ее мать, умеющая наживать врагов так же легко, как ее отец умеет делать доллары.

— Человек набит деньгами, — сделала вывод моя помощница с тоскливым взглядом, который всегда наводит на мысль об огромном состоянии. — Не дай ему подумать, что мы какая-нибудь дешевая конторка, и будь там поскорее. Нам ведь не хочется, чтобы он передумал нанимать нас.

— Услышав твои слова, — направляясь к двери, с горечью заметил я, — любой подумал бы, что этой конторой владеешь ты, а не я. Заправь ленту в свой «ремингтон», а все остальное предоставь мне.

— Да будет тебе известно, что я здесь единственный человек, который делает хоть какую-то работу, — пылко ответила Паула. — Если бы не я…

К этому моменту я находился уже на полпути вниз по лестнице.

Поместье «Санта-Роза» было раем площадью в сто акров, которое состояло из расположенных террасами лужаек, английских парков, плавательного бассейна и множества фонтанов. Это было прелестное роскошное место, если вам нравятся роскошные места. Мне — нет. Если я когда-либо попадаю в подобные миллионерские караван-сараи с золотыми тарелками, мой банковский счет тут же высовывает свою голову и начинает насмехаться надо мной.

Дорога к дому пролегала по извилистой аллее, по пути я мельком увидел отдаленную лужайку, достаточно большую, чтобы на ней можно было играть в поло, и клумбы, от цвета которых было больно глазам. Аллея выходила на широкую бетонированную площадку, где стояли пять или шесть автомобилей, наименьшим из которых был кремовый с небесно-голубым «роллс-ройсом»-конвертибл. Два шофера филиппинца перьевыми щетками смахивали с него пыль, насмешливо улыбаясь друг другу, словно то, что они делали, запрещалось их религией.

Справа от парковки располагался дом — небольшое, скромное строение, в котором размещалось примерно двадцать четыре спальни, с парадным входом, вполне пригодным для того, чтобы сквозь него мог проехать десятитонный грузовик, и террасой с французскими окнами, выходившими на площадку для прогулок, достаточно просторную, чтобы ее мог использовать в качестве взлетной полосы «Б-25».

По пути к парадному входу я натолкнулся на скрытую лоджию, перед которой стояли две большие кадки с красными и желтыми бегониями. Остановившись насладиться видом цветов и немного отдышаться, я поймал себя на том, что украдкой разглядываю девушку в инвалидном кресле, греющуюся на солнце. По поводу моего внезапного появления она не выразила никакого изумления. Ее глубоко посаженные глаза осматривали меня так внимательно, что у меня возникло чувство, что она может прочитать письма в моем бумажнике и подсчитать небольшое количество мелких монет в моем кармане.

Лет примерно двадцати четырех или двадцати пяти, она чем-то напоминала неограненный алмаз, вероятно резкими, жесткими чертами лица. У нее был тот безнадежный, страдальческий взгляд, который обычно бывает у калек, уголки ее тонкого, аккуратного рта были немножко опущены и как будто намекали на насмешку, которая могла быть, а могла и не быть у нее в мыслях. Ее темные, блестящие волосы до плеч слегка завивались на концах. На ней были надеты свободные коричневые брюки и голубой кашемировый свитер, слишком мешковатый, чтобы показать очертания ее фигуры, если она у нее вообще была, в чем лично я сомневался.

Я снял шляпу и вежливо ухмыльнулся, дабы показать ей, что я человек дружелюбный. В ответ не последовало ни улыбки, ни приветствия — ее лицо словно застыло.

— Вы из «Юниверсал сервисез»? — спросила она таким голосом, на котором можно было резать хлеб. У нее на коленях лежала книга, и один худой палец прижимался к ней так, словно она боялась, что слова соскользнут со страницы.

— Леди, именно я и есть «Юниверсал сервисез».

— Тогда вы не должны приближаться к парадному входу, — сообщила она. — Для коммивояжеров вход правее и сзади.

Я поблагодарил ее, но, когда она опустила глаза в книжку, продолжил свой путь.

— Куда вы идете? — повысив голос и строго глядя на меня, требовательно спросила она. — Я сказала, для коммивояжеров вход…

— Правее и сзади, — прервал я ее. — Знаю. Я расслышал вас с первого раза. Между нами и бегониями, мисс Серф, он мог бы быть левее и спереди. Он мог бы быть на крыше или под фонтаном. Меня это не особенно интересует. В один из дней, когда у меня будет время, я взгляну на него. Возможно, он стоит того. Я внесу его в свой ежедневник после дождика в четверг. Спасибо за предложение.

Но она уже снова нагнулась над книжкой, очевидно не слушая. Ее длинные, темные локоны свесились ей на лицо. Какая жалость. Я мог поспорить, она выглядела так, словно проглотила пчелу.

Кажется, оставаться на месте дольше смысла не было. Так как ее не волновало, здесь я или нет, я, уже слегка вспотев, продолжил свой длинный путь к парадному входу, размышляя о том, что она определенно не принадлежит к тому типу девушек, которых вы приглашаете в пивную, надеясь, что они покажут вам свои подвязки.

Дворецкий, открывший дверь, был высоким, по-царски выглядевшим мужчиной с лицом вышедшего на пенсию политического деятеля и с манерами епископа. Когда я представился, он сообщил, что мистер Серф ожидает меня. Он провел меня сквозь холл, который был чуть меньше, чем станция «Пенсильвания». Вдоль прохода к лифту, поднявшему нас на два этажа, стояли доспехи и скрещенные мечи. От лифта я проследовал за его натянутой спиной, отмахав еще одну милю по коридору, ведущему к комнате с видом на переднюю лужайку и на океан, которая, несомненно, являлась кабинетом великого человека.

— Я доложу мистеру Серфу, что вы прибыли, сэр, — отчеканил дворецкий, отвесив формальный поклон. — Он не заставит вас долго ждать.

Он удалился, волнуясь так же, как снежинка, которая ложится на вашу шляпу.

2

Джей Франклин Серф выглядел именно так, как должен был выглядеть настоящий глава компании «Навигейшн», стоивший шесть миллионов долларов. Вокруг него царила надменная и авторитетная атмосфера, не терпевшая никакого вздора. Было совершенно очевидно, что его дорого кормили с тех пор, как он преуспел и разбогател. Он был высок и массивен, кожу покрывал легкий загар, а глаза его были такими же голубыми, как и незабудки, и такими же безличными. Ему было предположительно далеко за пятьдесят, но он пребывал в здравом рассудке и вообще был в форме. От шапки его редеющих волос до ранта его сверкающих ботинок он был воплощением человека, творившего добро.

Бодро войдя в комнату, он закрыл дверь и оглядел меня так, как миллионеры рассматривают предложение, которое, возможно, будет стоить им денег.

— Вы Маллой? — рявкнул он, и я подумал о том, что при звуке его голоса наверняка многие из его служащих готовы упасть на колени.

Я подтвердил, что это именно я, и стал ждать. Я достаточно долго проработал с миллионерами, чтобы знать, что если есть вещь, которую они ненавидят больше, чем быть покусанным собакой, так это прислушиваться к чьему-либо голосу, кроме их собственного.