Читаем без скачивания Рассказы • Девяностые годы - Генри Лоусон

Генри Лоусон. Рассказы

Катарина Сусанна Причард. Девяностые годы

ДВА МАСТЕРА

У австралийцев есть обычай — посылать друзьям, живущим вдали от родины, листья эвкалипта. В одном из рассказов этой книги вы прочтете о том, как волнующе, и сладко, и горько, они пахнут, брошенные в огонь, и дымок костра становится дымом отечества. Литература Австралии тоже напоена соками ее земли, как серебристый эвкалиптовый лист. И трудно найти двух других писателей, которые бы дали лучшее представление о путях ее развития, чем Генри Лоусон и Катарина Сусанна Причард.

Первый рассказ Лоусона был опубликован в 1888 году — календарь тогда успел отсчитать сто лет с тех жарких январских дней, когда в залив, над которым сегодня высятся небоскребы Сиднея, самого большого города страны, вошли одиннадцать английских кораблей с каторжниками и конвоирами. Новые колонии Великобритании выросли из каторжных поселений. Среди ссыльных было немало жертв промышленного переворота, доведенных до отчаяния нищетой, и политических преступников. Лихой бунтарь, о котором сложены баллады, в сознании народа заслоняет ревностного строителя империи.

Однажды ночью темной,

Когда весь город спит,

Я отомщу тиранам —

Никто не убежит.

Я жару дам законникам,

Наплачутся — ей-ей!

Им лучше бы не отправлять

Меня в Ботани-Бэй!

Для чернокожих аборигенов, живших в условиях первобытнообщинного строя, колонизация означала разрушение племенного уклада, потерю охотничьих угодий, кормивших их спокон веку, физическое истребление.

Девятнадцатый век — колониальный период в истории Австралии, что подразумевает и юридический статус форпоста Британии, и самый дух культурной зависимости. Поселенцы строили дома из красного кирпича в георгианском стиле, как в Англии XVIII века. Готика Сиднейского университета, открытого в 1852 году, свидетельствовала свое почтение Оксфорду и Кембриджу. Художники писали в духе английской школы романтического пейзажа. Афиша «королевского» театра сообщала о премьере пьесы по роману Вальтера Скотта или исторической драмы Булвер-Литтона. Ранняя проза следовала просветительскому роману-жизнеописанию, с его робинзонадой, авантюрным сюжетом, морализаторством. В стихах слышались отзвуки Попа и Томсона, Байрона и Вордсворта, Теннисона и Суинберна. Когда в сиднейской гавани бросал якорь корабль, несколько месяцев бороздивший волны трех океанов, его встречала толпа жаждущих узнать новости «из дому». Англия еще долго оставалась для поселенцев домом. В очерке Лоусона «Песни, которые пели они» есть живая сцена: старатели, взявшись за руки, поют о «счастье прежних дней», о море, разлучившем друзей, и «поленья в очаге словно застилает пеленой воды…».

Английский иммигрант превращался в австралийца по мере того, как он отдавал освоению страны все больше сил и лет, связывал с ней надежды на будущее потомков, осознавал, что у него есть интересы, отличные от интересов британской короны. Уже в записках «Поселенцы и каторжники, или Воспоминания эмигранта-мастерового о шестнадцати годах труда в австралийской глуши» (1847) Александр Харрис констатирует, что и подрастающее, и зрелое поколение австралийцев «среднего и низшего класса» смотрит на английское владычество «как на узурпаторство, и притом весьма себялюбивого характера».

На Всемирную выставку в Париже австралийские колонии прислали кипу шерсти, слиток золота и мешок пшеницы. Успешное разведение овец сделало Австралию «местом производства шерсти», одной из «плантаций сырого материала для метрополии», поглощавшей «избыточных» английских рабочих.[1]«Золотая лихорадка» 1851 года вызвала мощный приток населения и ускорила развитие капитализма. Если в умах государственных мужей — основателей колоний витал образ новой Британии, которая, возможно, займет когда-нибудь место одряхлевшего льва, то подлинных создателей Австралии — стригалей, гуртовщиков, старателей, фермеров, городских рабочих — манило видение образцовой демократии, избавленной от пороков и Старого и Нового Света. Австралийскую мечту питали демократические движения — за ликвидацию каторги, самоуправление и расширение избирательного права, аграрную реформу, которая бы умерила аппетиты крупных землевладельцев-скваттеров и открыла доступ к земле мелким фермерам. Важнейшим истоком революционных традиций стало Эврикское восстание золотоискателей (1854 г.). Росли профсоюзы, первыми в мире завоевавшие восьмичасовой рабочий день (1856 г.). В литературе колониального периода австралийская мечта воплотилась в гражданственной поэзии Чарльза Харпура (1813–1868): он хотел бы «молнией негодования» выжечь «тысячи зол необыкновенно дисгармоничного мира», все, что мешает вырастить «дерево Свободы».

Просторы неисследованных земель, нехватка рабочих рук и ослабление сословных перегородок порождали также иллюзии, способствующие созданию буржуазного мифа о «счастливой Австралии», исторической исключительности земли обетованной, где каждый, если он усерден и честен, может разбогатеть и возвыситься. В бурные, «ревущие» 90-е годы XIX века достигает своего апогея борьба за осуществление мечты и наносится жестокий удар иллюзиям. Крепнет движение за объединение колоний и государственную самостоятельность. Экономический кризис и «великие забастовки» 1890–1894 годов подрывают наивную веру в то, что источники зла находятся вне Австралии, обнажая глубокие классовые противоречия в самом австралийском обществе. Широкое распространение получают идеи утопического социализма и всевозможные рецепты социальных панацей. Под влиянием американского экономиста Генри Джорджа, предложившего в своей книге «Прогресс и бедность» (1897) облагать налогом лишь земельную собственность, по всей стране возникли «лиги единого налога». «Клубы Беллами» явились результатом огромной популярности социально-утопического романа американского писателя Эдуарда Беллами «Взгляд в прошлое: 2000–1887» (1888). Глава австралийских социалистов-утопистов Уильям Лейн полагал, что в романе Беллами изображено «идеальное общество», и свои воззрения также изложил в форме романа «Рай рабочего» (1892), преследовавшего и чисто практическую цель — собрать деньги для арестованных забастовщиков Квинсленда. В обстановке социального брожения, протеста, надежд на близкие перемены закладывались основы национальной литературы.

«Дух — демократический, направление — наступательно-австралийское». Слова, сказанные Джозефом Ферфи о собственном романе «Такова жизнь» (1903), могли бы стать девизом нового литературного направления, колыбелью которого был сиднейский еженедельник «Буллетин». На почве радикально-демократической идеологии, республиканизма и утопического социализма родился австралийский критический реализм. У него есть своя особенность в сравнении с классическим реализмом в европейских литературах: простой труженик показан крупным планом, в фокусе, а не на периферии повествования. В Австралии критический реализм рождается на более позднем историческом этапе, когда в мировой литературе идет процесс демократизации героя. Его катализаторами служат рабочее движение, влиятельное, выдвигающее общенациональные задачи, распространение социалистического учения, социальная активность широких масс в 90-е годы, а также рост грамотности — следствие обязательного начального образования. Маркс подчеркивал, что в Австралии, в отличие от США, «сопротивление монополистам, связанным с колониальной бюрократией, начато рабочими».[2] Показательно, что многие писатели «Буллетина» вышли из низов — Г. Лоусон, Дж. Ферфи, Ст. Радд, Э. Дайсон. Лоусон явился глашатаем не только крепнущего национального, но и классового самосознания австралийского пролетариата.

Два жанра преобладали в литературе 90-х годов — баллада и рассказ из жизни австралийской глубинки, «буша», «зарослей». Среди балладистов с Лоусоном мог соперничать только «Банджо» Патерсон (1864–1941), среди новеллистов — никто.

Генри Лоусон родился 17 июня 1867 года на Гренфеллских золотых приисках. Его отец, норвежский моряк Петер Ларсен, оставил свой корабль, поддавшись искусу «золотой лихорадки». Мать, Луиза Элбери, была внучкой кентского крестьянина, обнищавшего и доставленного в Австралию за государственный счет — в порядке «систематической колонизации». Детство Лоусона (фамилия отца переиначена на английский лад) прошло в сельских поселках. В школе он проучился менее четырех лет. Пас коров и корчевал пни на ферме, не приносившей дохода, плотничал вместе с отцом. В 1884 году поселился в Сиднее, зарабатывая пропитание малярной кистью.

Застенчивого, впечатлительного юношу, скованного сознанием своей необразованности, неуклюжести, глухотой, тянуло к перу и бумаге, чтобы выразить боль обездоленных. В буше он видел, как фермеры падали в поле замертво, надорвавшись после десяти — двадцати лет каторжного труда на пыльном клочке земли, а рядом простирались невозделанные плодородные равнины — владения богатого овцевода. В городе он на себе узнал, что такое безработица. «Я работал маляром для субподрядчиков на вагоностроительной фабрике; бродил по городам в поисках работы; видел, как изнуренные люди стояли кучкой у редакции „Геральда“ в четыре утра и зажигали спички, чтобы пробежать глазами колонки „Требуются“… видел трущобы и бедняков, и мне хотелось уметь писать или рисовать». По воскресным дням сиднейский мастеровой спешил на лекции вольнодумцев и в мечтах «ходил в зеленом», как борцы за свободу Ирландии, «сражался за прекрасную Польшу и умирал на баррикадах за Молодую Австралийскую Республику». Ранние его стихи — «Песня республики», с трепетом принесенная в редакцию «Буллетина», «Лица на улице», «Гимн социалистов» — полны революционного пафоса, радостного предвидения грядущей Красной Революции, в них господствует величественный, обобщенный образ разбуженного народа. В 1891 году, работая в социалистической газете «Бумеранг», выходившей в Брисбене, столице штата Квинсленд, Лоусон написал «Свободу в скитаниях», стихотворение, которое цитировалось в Законодательном совете Квинсленда как образчик подстрекательства бастующих стригальщиков к мятежу: «И пусть тираны на себя пеняют, если акации обагрит кровь…»