Читаем без скачивания Утро у моря - Алекс Бор

Бор Алекс

Утро у моря

АЛЕКС БОР

УТРО У МОРЯ

Рассказ

Нежно-золотистый лучик мягкого утреннего солнца неслышно пробрался в комнату через узкую щель в неплотно сдвинутых занавесках, придирчиво оглядел своё косматое отражение в круглом зеркале, висевшем напротив окна в стариной жёлтой раме, и, видимо, удовлетворённый скорым осмотром, стремительно метнулся навстречу самому себе, словно желая разбиться на тысячи огненных осколков.

Беззвучно ударившись о прозрачное зеркальное стекло, он действительно раскололся на части и разлетелся по комнате, распавшись на мириады тонких стрел-лучиков, - и они озорными солнечными зайчиками - мягкими, бархатистыми, шелковистыми - бросились в рассыпную, словно непоседливая стайка мальчишек, выскочившая на улицу после окончания длинных уроков...

И в неуловимо-короткий миг небольшое пространство комнаты наполнило то светлое и чистое, почти прозрачное дыхание первородной утренней свежести, которое можно ощутить, если проснёшься вместе с восходом солнца и застанешь пробуждение жизни после долгого ночного сна, когда вот такие озорные лучики утреннего солнца пронзают уже размытые, потерявшие чугунную ночную густоту и телесную плотность рваные, как клочья бумаги, куски бесцветной предрассветной тьмы, и она трусливо прячется в тесные неуютные щели...

Один солнечный зайчик, более шустрый и непоседливый, чем его товарищи, а оттого снедаемый любопытством, стремглав пронёсся по высокому потолку, изрезанному густой сетью чёрных старческих морщин, похожих на марсианские каналы, если их рассматривать в телескоп. И, задорно усевшись на игравшем разноцветьем радуг отражёнными от зеркала солнечными бликами светло-зелёном плафоне, бросил вниз искрящийся детским озорством взгляд.

Маленькая, но уютная комната уже дышала ласковым и нежным дыханием наступающего утра. По гладко отполированному письменному столу, беспорядочно заваленному раскрытыми книгами и тетрадками, наперегонки носились, играя в невидимые салки, десятки золотистых солнечных зайчиков.

Вылинявшие под горячими лучами южного солнца голубоватые обои искрились переливчатым разноцветьем радужных бликов.

А на другом конце комнаты, куда пока ещё не доставали розовато-шелковистые лучи проснувшегося солнце, на высокой кровати грузно покоившейся на высоких резных ножках, поставленных в незапамятные времена на стальные колёсики, спала девушка. Спала крепко и безмятежно, по-детски свернувшись калачиком, крепко прижавшись розовой щекой к пухлой подушке. Растрёпанные волосы чёрными струями кудрявых волн стекались по румяному смуглому личику, сомкнутые в сладкой дрёме иссиня-чёрные ресницы слегка вздрагивали, пухловатые губы, чуть приоткрывшись, словно в ожидании сладкого поцелуя, застыли в счастливой полуулыбке.

Солнечный зайчик, которому надоело неподвижно сидеть на потолке, сиганул вниз. Упав на пол, он проворно поднялся по ножкам кровати и слегка коснулся невидимыми тёплыми лапками гладкой кожи девушки. И тут же шустро побежал по одеялу. Добравшись до согретой сладким дыханием чуть примятой подушки, он неуверенно дотронулся до маленького носика девушки.

Почувствовав незримое прикосновение - мягкое и тёплое, словно пушистая шёрстка игривого мурлыки-котёнка, - и ощущая неизбежную близость пробуждения, но, ещё не желая расставаться со сказочным миром, рождённым сладким утренним сном, она недовольно сморщила свой маленький носик, весь усыпанный желтоватыми крапинками золотистых веснушек, придававших её детскому лицу лукавое очарование, и, сладко улыбнувшись, перевернулась на спину, прикрыв глаза худой загорелой рукой. Другая рука, такая же тонкая, почти бесплотная в утреннем свете, покрытая слабым загаром, была безмятежно отброшена и легла на прогретую солнцем подушку. Маленькая кисть с красивыми длинными пальцами, увенчанными аккуратно подрезанными ненакрашеными ноготками, отрешённо свесилась с никелированной спинки колченогой кровати.

Солнце уже высоко поднялось над горизонтом, а девушка никак не хотела просыпаться. Её умиротворённый, никем и ничем не потревоженный сладкий сон был безмятежно крепок, и если бы в этот тихий, озаренный лучистым сиянием южного солнца миг случилось чудо, и сбылись бы все сказочные сны, и эту девушку бы увидел высокий, но страшно стеснительный черноволосый паренёк со светло шершавым пушком у верхней губы, по детски оттопыренной, словно он был на кого-то смертельно обижен, - то он, этот паренёк, часто посещавший девушку во снах, поразился бы, наверное, тому счастливому умиротворению, которое застыло на обласканном южными ветрами и солнечными лучами смуглом лице. И он, возможно, понял бы, что перед ним - самая счастливая девушка во Вселенной, раз у неё такой крепкий и ровный сон, прервать который не может ни пронзительное южное солнце, ни нескончаемый гул лежащего в нескольких шагах моря, ни радостно-переливчатые соловьиные трели, ни грустные крики чаек, ни деловитое погромыхивание кастрюлями за окном, ни звонкие голоса розовощёкой ребятни, затеявшей с утра в морских пиратов на изрезанном извилистыми бухтами песчаном берегу по дороге в школу...

Понял и позавидовал этому уверенному в себе счастью...

Проснувшись, девушка не спешила вылезать из-под тонкого одеяла. Вставать не хотелось... Она всегда, с раннего, но уже порядком подзабытого детства, любила эти первые минуты после пробуждения, и всегда по долгу лежала в постели, подставив лицо тёплым лучам солнца, которые, казалось. Наполняли каждую клеточку тела неиссякаемой энергией.

В дверь тихонько поскреблись - словно мышка маленькой лапкой.

- Да-да! - девушка упруго вскочила с кровати, набросила халат на узкие плечи.

Дверь отворилась и на пороге появилась сухонькая старушка, в цветастом платке.

- Всё спишь, доченька? - осведомилась она. - Тебе ж скоро уходить надо, милая. А то ить опоздаешь ненароком, ругаться доктора-профессора будуть...

- Не опоздаю, Глукерья Перфильевна, - весело отозвалась девушка. - Я уже почти бегу...

- Ну, давай, давай, Танечка, самовар-то давно ить иж поспел, проговорила старушка. И отчего-то тяжело вздохнув - видать, вспомнила свои далёкие молодые годы - затворила дверь. Послышались глухие шаркающие шаги.

Старушка со старинным именем Глукерья Перфильевна была квартирной хозяйкой Тани, которая в этом году приехала в Красногорск поступать в университет.

По неписаным законам общежитие первокурсникам не полагалось, и поэтому Таня была вынуждена снимать комнату. Впрочем, комнаты в этом южном Красногорске славились дикой дороговизной - вероятно, в первую очередь потому, что этот город давно уже облюбовали нувориши, которые приезжали отдыхать сюда в любое время года - летом нежиться на пляже, зимой кататься на горных лыжах. Красногорск считался морскими воротами страны, через которые нищающая день ото дня Федерация получала не только экзотические бананы и ананасы, но и одежду, обувь, бытовую технику, производимые в соседних странах. Местные жители, знавшие рыночные законы ещё со времён всеобщего равенства, - в Красногорск приезжали отдыхать со всей страны, поэтому гостинец хватало не всем, "дикари" снимали углы, не скупясь на "квартплату", - развернулись во всю. А поскольку все пять промышленных гиганта Красногорска стояли с самого начала рыночных реформ, то сдача в наём лишней жилплощади стала, чуть ли не единственным заработком жителей города. Толстосумы особо не артачились - выкладывали любую запрошенную хозяевами домиков сумму. Денег у них точно куры не клевали... Кстати, именно по этой причине не было мест в студенческом общежитии Красногорского университета. Поднаторевший в рыночных отношениях ректор предпочитал богатеньких коммерсантов нищему брату-студенту. Почти половина комнат в общежитии была занята под офисы. Правда, если у студента, даже первокурсника, в кармане случайно завалялась лишняя пачка "баксов", место в общежитии ему было обеспеченно даже после окончания вуза... Так что нелегко пришлось бы Тане, с детства отличавшейся скромностью характера, если бы не счастливый случай.