Читаем без скачивания Мать сыра-земля - Борис Пильняк
- Категория: Проза / Русская классическая проза
- Название: Мать сыра-земля
- Автор: Борис Пильняк
- Возрастные ограничения: (18+) Внимание! Аудиокнига может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пильняк Борис
Мать сыра-земля
БОР. ПИЛЬНЯК
МАТЬ СЫРА-ЗЕМЛЯ
Посв. А. С. Яковлеву
Крестьянин сельца Кадом Степан Климков пошел в лес у Йвового Ключа воровать корье, залез на дуб и - сорвался с дерева, повис на сучьях, головою вниз, зацепился за сук оборками от лаптей; у него от прилива крови к голове лопнули оба глаза. Ночью полесчик Егор доставил лесокрада в лесничество, доложил Некульеву, что привел "гражданина самовольного порубщика." Лесничий Некульев приказал отпустить Степана Климкова. Климков стоял в темноте, руки по швам, босой (оборки перерезал Егор, когда стаскивал Климкова с дуба, и лапти свалились по дороге). Климков покойно сказал:
- Мне бы провожатого, господин товарищ, глаза те вытекли у меня, без остачи.
Некульев наклонился к мужику, увидал дремучую бороду, - то место, где были глаза, уже стянулось в две мертвые щелочки, и из ушей и из носа текла кровь.
Климков, остался ночевать в лесничестве; спать легли в сторожке у Кузи. Кузя, лесник и сказочник, рассказывал сказку про трех попов, про обедни, про умного мужика Илью Иваныча: про его жену Аннушку и пьяницу Ванюшу. Ночь была июньская и лунная. Волга под горой безмолствовала. Ночью приходил старец Игнат из пещеры, за которым бегал пастух Минька, старец определил, что глаз Степану Климкову не вернуть - ни молитвой, ни заговором, - но надо прикладывать подорожник, "чтобы не вытекли мозги." -
- - ...Главный герой этого рассказа о лесе и мужиках (кроме лесничего Антона Ивановича Некульева, кроме кожевенницы Арины-Ирины - Сергеевны Арсеньевой, кроме лета, оврагов, свистов и посвистов) - главный герой волченок, маленький волченок Никита, как назвала его Ирина Сергеевна Арсеньева, эта прекрасная женщина, так нелепо погибшая и мерившая - этим волченком - погибшим за шкуру - столь многое. Он, этот волченок, был куплен за несколько копеек в Тетюшах - подлинных, а не в тетюшиных, с маленькой буквы, на Волге, в Казанской губернии, весной. На пароходной конторке его продавал мальчишка, его никто не покупал, он лежал в корзинке. И его купила Ирина Сергеевна.
Он только-только научился открывать глаза, его шкурка цветом походила на черный листовой табак, от него разило псиной, - она взяла его к себе за пазуху, пригрела у своей груди. Это ей пришло на мысль сравнить цвет его шерсти с табаком, - он маленький, меньше чем котенок, дурманил ее, как табак, прекрасной таинственностью. Мальчишка, продавший волченка, рассказал, что его нашли в лесу на поляне, - мальчишки пошли в лес за птичьими яйцами и набрели на волчий выводок (волчата были еще слепыми), пять волченковых братишек умерли от голода, он один остался жив. - Волченок не мог лакать. Ирина Сергеевна отстала от парохода, достала в Тетюшах - по мандату - соску, такую, какими кормят грудных детей, - и кормила волченка из этой соски, - она шептала волченку, когда кормила его:
- Ешь, глупыш мой, - соси, Никита, - рости!
Она научилась часами - матерински - говорить с волченком. Волченок был дик, он пугался Ирины Сергеевны, он залезал в темные углы, поджимал под себя пушистый свой хвостишко, - и черные его сторожкие глаза сосредоточенным блеском всегда стерегли оттуда, из темноты, каждое движение рук и глаз Ирины Сергеевны, - и когда глаза их встречались, - глаза волченка, не мигающие, становились особенно чужими - смотрели с этой трехугольной головы двумя умными блестящими пуговицами, - но весь треугольник головы, состоящий из острой пасти и черных тоже острых ушей, - был глуп, никак не страшный. И от волченка страшно пахло псиной, все прокисало его духом. -
- - Есть в волжской природе - Саратовских, Самарских плесов - какая то пожухлость. Волга - древний русский водный путь - текла простором, одиночеством, дикостями. Июлем на горах пожухла трава пахнет полынью, блестит под луной кремень, пылятся, натруживаются ноги, - и листья на дубах и на кленах тверды, как жестяные, сосну не рассадишь силой, спокойствует лишь татарский неклен, нет цветов, и костры на горах - не смешаешь их со сполохами - видны с Волги на десятки верст, сквозь пыль Астраханской мги. И тогда известно, что пыль рождена - кузнечиками, июньским кузнечиковым стрекотом. Справа - горы в лесах, за горами - степи, слева - займища, за займищами степи. Вдали во мге за Волгой видны не русские колокольни: это немецкие "колонки".
Когда то, кажется император Павел, дал князю Кадомскому дарственную грамоту, где императорской рукой было написано:
- ....... "Приедешь, Ваше Сиятельство, на Волгу в гор. В., там в тридцати верстах есть гора Медынская, взойдешь, Ваше Сиятельство, на эту гору и все, что глаз Вашего Сиятельства увидит - твое - -"- - на Волге, в степных уже местах, на горах и по островам, на семьдесят верст по берегу, возникли Медынские леса, возрос строевой - сосновый - лес, дубы, клены, вязы, - заросли, пущи, раменье, саженцы - двадцать семь тысяч десятин. У Медынской горы в лощине стал княжий дом, оторопел девятьсот семнадцатым годом. Ничего, кроме лесных сторожек, да кордонов, в лесах не было, деревни и села отодвинулись от лесов, посторонились лесам и князю. - Лесничий Некульев так писал друзьям в губком о дороге к нему: - "... пароходом надо добраться до села Вязовы; в Вязовах надо найти - или полесчика Кузьму Егорова Цыпина, и он протрясет шестнадцать верст на телеге, по лесам, по горам и буеракам, - или рыбака Василия Иванова Старкова (надо спрашивать Васятку-Рыбака), и он отвезет - на себе - вверх по Волге двенадцать верст. Это врут, что только в Китае ездят на людях: в наших местах это тоже практикуется, - Старков впряжется в ляму, сын его сядет к рулю, ты в лодку, - и бичевой, как триста лет назад, на себе, по очереди, они дотянут тебя до лесничества. Он же, Старков, если его спросить: - "сколько у вас в Вязовах коммунистов?" - ответит: - "коммунистов у нас мало, у нас все больше народ, коммунистов токмо два двора." - А если добиваться дальше, кто же собственно этот народ? - он скажет: - "народ - знамо: народ. Народ в роде, как бы, большевики." - -
Леса стояли безмолвны, пожухли, в ночи. - Но если-б было такое большое ухо, которое слыхало бы на десятки верст, - в лесном шорохе и шелесте в ночи, оно услыхало бы многие трески падающих деревьев, спиленных воровски, дзеньканье пил, разговоры в лощинах, на горах, в пещерах и шалашах самогонщиков и дезертиров, шаги и окрики, и пальба в небо полесчиков и лесников, посвисты и пересвисты, и совиный крик, и людской крик, и стоны битых, и топоты копыт. Ночами далеко видны лесные костры, и если эти костры люди зажгли в лощине, - далеко по росе стелется дым, - страшны ночные костры, и страшные были рассказываются около ночных российских костров. Волки далеко обходят костры. - Дни в лесах - в июле - всегда просторны, и пахнут леса татарским некленом. - Лесные люди - лесничие, полесчики, объезчики, лесники - убежденнейше убеждены, что весь человеческий мир разделен на них, лесничих, полесчиков и лесников и на "граждан самовольных порубщиков." -
- - Был бодрый солнечный день, когда лесничий Антон Некульев, бодрый и веселый человек, разыскал в Вязовах полесчика Кузьму Цыпина, рассказал ему, что он новый лесничий, что он коммунист, что на пароходе была теснотища чертова, что ему надо в сельский совет, что ночью ему надо в Медынь, что Ленин, чорт подери, - башка! Он не говорил о том, что за ним едет еще шестнадцатеро мастеровых, чтобы не дать разграбить леса, ибо эти леса играли решающую роль в пароходном движении по Волге, - что дан ему и его шестнадцатерым мандат расправляться вплоть до расстрелов. - В сельском совете, в тишине и покойствии, сидели председатель и секретарь, пили самогон и закусывали соминой, - председатель велел секретарю подать третий стакан Некульеву. - Цыпин слушал и смотрел все обстоятельно; утром еще, как только приехал Некульев, по кордонам послал в Медынь эстафету, чтобы выехал Кузя за новым лесничим, - слова "эстафета" и "кордон" застряли в лесном лексиконе от княжеских времен. Цыпин слушал Некульева обстоятельно, но, будучи страстным охотником, в ответ рассказывал о тетеревах, о лисицах, о двустволках, - рассказал, впрочем, как убили мужики предшественника лесничего: убили в доме, выпороли ему кишки, кишками связали по рукам и по ногам, - все стремились всунуть в рояль, но не всунули, и вместе с роялем сбросили с обрыва к Волге, - рояль и до сих пор висит на обрыве, застрял в тальнике; - а охота в тех местах царская, - ежели, например, покорыститься травить лису в январе, когда она голодает, можно в зиму набрать шкур штук сто, - только, конечно, не дело это для ружейного охотника, - наоборот, позор. - Кузя приехал на шарабане, где передние колеса были заменены тележными, а задние остались на резине. Кузя выстроился во фрунт, руки по швам, зарапортовал - честь имею явиться... - Некульев подал ему руку, хлопнул по плечу. Кузя сказал:
- Честь имею доложить, так что, лучше нам заночевать здесь, а то глянь - пришибут еще ночью, которые порубщики. Честь имею, так что народ стал прямо сволочь, одно безобразие.