Читаем без скачивания В жару - Нина Строгая

Нина А. Строгая

В жару

© Нина А. Строгая 2015

© Skleněný můstek s.r.o. 2015

Иллюстрация © Марик Войцех 2015

Предупреждение!

Данное произведение содержит откровенные сексуальные сцены и ненормативную лексику. Не допускается к прочтению лицам моложе 21 года, людям с неустойчивой нервной системой, беременным с той же проблемой, а также ханжам и прочим страдающим предрассудками и нетерпимостью персонам. Все действующие лица и события, описанные в данном тексте, являются вымышленными. Любые совпадения с реальными здравствующими или покойными людьми, либо персонажами придуманными, а также с фактическими или фантастическими событиями в прошлом, настоящем или будущем – случайны.

«Надейтесь до конца! – воскликнул Ньюмен, похлопав его по спине. – Всегда надейтесь, мой мальчик! Никогда не переставайте надеяться! Вы меня слышите, Ник? Испробуйте все. Это кое-что значит – увериться в том, что вы сделали все возможное. Но главное – не переставайте надеяться, иначе нет никакого смысла делать что бы то ни было. Надейтесь, надейтесь до конца!»

Ч. Диккенс, «Жизнь и приключения Николаса Никльби»

1. вступительная

My world is empty without you, babyMy world is empty without you, babyAnd as I go my way aloneI fnd it hard for me to carry onI need your strengthI need your tender touchI need the love, my dear I miss so muchFrom this old worldI try to hide my face From this lonelinessThere’s no hiding placeInside this cold and empty house I dwellIn darkness with memoriesI know so well I need love knowMore then beforeI can hardlyCarry on anymoreMy mind and soulHave felt like thisSince love between usNo more existAnd each time that darkness fallsIt fnds me aloneWith these four walls…[1]

Ночной кошмар Ивана Куницына

Иван вышел на мокрую от дождя улицу, и тотчас же сырость проникла внутрь его существа, и он выдохнул ее теплым живым паром. «Странно, ведь не мороз же», – подумал Иван, содрогнувшись. С тоскою представив, что идти под моросящим дождем мрачными глухими дворами довольно долго, такси все же ловить не стал, поскольку был уверен в том, что там, в машине, на заднем сиденье, с ним обязательно случится нехорошее. Съежившись и спрятав руки в карманы, Иван смело шагнул в лабиринт подворотен. Дождь тихо барабанил по крышам, по оконным откосам, редко где горел слабый свет, казалось, что холод и уныние пробрались в сердца даже самых уютных квартир и остались в них жить, бесцеремонно вытесняя прежних хозяев, так же, как и в душе Ивана поселились теперь навечно не дающий покоя страх и мучительное чувство безысходности и одиночества.

– Fuck! – выругался Иван, когда, вступив в глубокую лужу, почувствовал, как чавкнула вода в ботинке. Он шел, шел быстро, не оглядываясь, и высокую худую фигуру его насквозь пронизывал ветер, делая еще более слабым и беззащитным перед ненастьем. Иногда он переставал ориентироваться, но спасал какой-то животный инстинкт, не давая сбиться с пути в наступавшей порою кромешной тьме, невероятно угнетавшей Ивана и порождавшей множество на редкость неприятных мыслей, с которыми невозможно было бороться, призвав на помощь воображение, и когда, наконец, Иван увидел перед собой дорогу, освещенную тусклым светом грязных фонарей, на душе его стало спокойнее.

Он вышел на безлюдный проспект и направился вдоль длинного ряда витрин, начиненных безжизненными истуканами в модных одеждах. Свет рекламных неоновых вывесок злачных заведений, мимо которых проходил Иван, не грел и был подернут туманной дымкой – в этот вечер город неудержимо напоминал Ивану Лондон Диккенса.

Миновав знакомую арку, под сводами которой скрывались от дождя девицы в пестрых одеждах, Иван остановился у стеклянных дверей ресторана. С любопытством разглядывая девушек, он заметил, что у одной из проституток – смуглой, костлявой брюнетки с короткой стрижкой «каре» – все зубы золотые, и когда, выглядывая время от времени на проспект, она улыбалась, озаренная огнями ресторана, зубы блестели необычайно ярко и желто. Вторая девица была одета в зеленое, состоящее из крошечных и, казалось, живых чешуек платье, которое плотно облегало стройную фигуру и напоминало наряд ящерицы или змеи. Самая старшая из них – маленькая и вертлявая, похожая на птичку колибри, но не такая хрупкая и легкая, – беспрерывно хохотала и выглядела экстравагантнее, чем остальные – к шиньону на затылке у нее было приколото большое пушистое, выкрашенное в насыщенный ягодный цвет, перо, покрывающее белокурою головку, а на корсете посреди груди цвела алая роза из шелка.

Иван в упор смотрел на девушек, ошарашенный их театральными туалетами, но, взглянув на свои заляпанные грязью, поношенные кеды, с досадой подумал, что, несмотря на вычурность, даже шлюхи одеты лучше него, а еще он подумал, что, вероятно, сходит с ума, ведь всего несколько минут назад он был абсолютно уверен в том, что вышел из дома в дорогих, из мягкой кожи, ботинках.

Иван тяжело вздохнул и робко шагнул к курившему на ступеньках метрдотелю. Это был высокий светловолосый мужчина средних лет с глубокими залысинами на лбу и каким-то необычайно надменным выражением лица. Иван виновато улыбнулся ему, а метрдотель, в свою очередь, устремил ледяной взгляд прямо в карие очи Ивана, и тот в ужасе отпрянул – никогда в жизни он не видел таких жутких, проникающих в самое сознание глаз.

– Тебе чего, парень? – злобно усмехаясь, спросил метрдотель.

– Пустите меня, пожалуйста, – у меня встреча с приятелем… Максом. Возможно, вы его знаете, он часто здесь бывает, – набравшись храбрости, лепетал Иван и не узнавал своего голоса. «В конце концов, я стригусь у отличного парикмахера», – мелькнуло у него в голове.

– Пустить тебя в зал? Да ты в своем уме? У нас дресс-код сегодня – закрытая вечеринка, слышал? – осклабился метрдотель, презрительно оглядев Ивана с головы до ног.

– Я могу… я… я вам денег дам, о’k? – предложил Иван и, засунув руку в задний карман, не ощутил, к своему великому удивлению, ожидаемого хруста денежных купюр, которые положил туда накануне вечером. Это неприятное обстоятельство незамедлительно отразилось у него на лице. – Что ж такое? Мистика какая-то, – хрипло произнес Иван.

– Да уж чего мистичнее, – мерзко хихикнул метрдотель, бросил окурок в лужу перед собой и со словами: «пойдем со мной, дружок», – нырнул под арку.

– Так вы меня пустите? – повторил вопрос Иван и мимо сочувственно глядевших на него девиц последовал за метрдотелем во двор.

– Пустите, пустите… – эхом отозвался тот, со скрипом открывая дверь в парадную и знаком приглашая Ивана внутрь.

Иван мало что понимал, когда поднимался по лестнице, тупо уставившись в широкую спину метрдотеля, а когда они добрались до дверей квартиры, которая находилась на последним этаже, отважно вошел в нее первым, быстрым шагом пересек открывшуюся взору комнату и сел на кушетку возле окна, осознав в этот момент, что избавился от мучивших его дрянных мыслей.

Комната, в которую попал Иван, имела вид весьма убогий, быть может, его лучшему другу Николаю она напомнила бы тюремную камеру, в которой тот никогда не был. Кирпичные стены без обоев, кое-где заклеенные плакатами с изображением музыкальных звезд прошлых лет, залитый и потрескавшийся от времени паркет, мутное, в разводах окно и никакой мебели, кроме скрипящей кушетки и стола, заставленного пустыми бутылками. Иван не помнил, когда последний раз находился в такой отвратительной обстановке и находился ли когда-нибудь вообще, к тому же начинал задаваться вопросом: зачем он здесь, и что нужно от него человеку в темном пиджаке. Громкий окрик хозяина вывел Ивана из состояния задумчивости.

– Эй, парень, в первый раз, что ли?

«В первый раз – что?» – Иван поднял глаза и увидел над собою ухмыляющееся лицо метрдотеля.

– Ну, вставай, вставай, дружок, – метрдотель схватил его за локоть и вытащил на середину комнаты.

Иван оцепенел от неожиданности и омерзения, когда метрдотель притянул его к себе и поцеловал, засунув язык чуть ли не в самое его горло. Иван попытался освободиться, но странным образом силы покинули его – мозг не посылал конечностям сигналов, все тело будто парализовало. Спустя минуту, стоя как вкопанный, Иван молча наблюдал за действиями метрдотеля, который, не торопясь, собрал все стоявшие на столе бутылки в старый замызганный полиэтиленовый пакет, аккуратно расправил скатерть с длинною бахромой и стряхнул с нее крошки – этот жест показался Ивану особенно циничным, а мысль о том, что старый извращенец сейчас трахнет его – чудовищной.