Читаем без скачивания В жару - Нина Строгая

– Прокатиться можно, конечно, но бежать я никуда не собираюсь. Мне не стыдно, Коля, и не жалею я ни о чем – ни в чем не раскаиваюсь. А если я глупость какую-то сделал – я ради тебя ее сделал, и силой меня никто никуда не тащил, и не виноват ты ни в чем, Коля, и может быть, теперь… может быть, ты… ну, хоть немножечко любишь меня уже, как я хотел бы, чтобы ты любил?

– Люблю, Ванечка. Люблю безумно. Сокровище мое, хороший мой. Проси, чего хочешь – я и луну тебе с неба достану.

– Луну не надо, Коля, – довольно улыбался Иван, – Ты не бросишь меня?

– Конечно, нет.

Иван еще сильнее прижался к Николаю.

– А если бы я нищим стал, если бы от денег этих кровавых отказался, не бросил бы?

– Ну что ты, Ваня! И не будешь ты нищим никогда. Да я хоть сейчас тебе все, что у меня есть, отдам. Говорю же, проси, что хочешь…

– Ведь я работать не умею совсем… ничего не умею, ты же знаешь, Коля. А без денег не представляю уже, как будет, – продолжал задумчиво Иван.

– Кто ж тебя работать-то гонит? Да придумаю я что-нибудь – не переживай, не пропадем, – шутливо и ласково ответил Николай.

– А может, и правда, лучше было бы – ну, если бы денег не было, и был бы я похож на Оливера тогда какого-нибудь, ну, Твиста – нет, лучше на Смайка, ну, из «Николаса Никльби» – настоящим бы был тогда несчастным дохлятиком, задротышем таким… Во, точно, вот он – такой вот персонаж, – наверное, по-настоящему, в твоем вкусе, да?

На это Николай расхохотался во весь голос.

– Да-а-а, Ваня, а еще переживаешь, что воображения тебе не хватает. Кстати, деточке, если ты помнишь, в конце-таки привалило.

– Угу, только поздно уже было – не выдержал он, бедолажка измученный.

– Это да…

– А я градусник разбил, ртуть, наверное, везде раскатилась… Знаешь, я сейчас подумал, если умирать, то вот так – рядом с тобой, вместе с тобой – надышаться ядовитыми парами вдоволь…

– Ну уж нет, ты мне живой нужен, и умереть я тебе не позволю, да и сам не собираюсь. Но обещаю, если тебе вдруг все-таки этого очень захочется, я с тобой до конца буду, и – как ты там говорил про лимит милосердия? – моего ты никогда не исчерпаешь. Ну вот, я тут так красиво про милосердие, а ты горячий весь. Принести тебе аспирина, или антигриппина, или просто аскорбинки, развести?

– Нет, не уходи, не уходи – обними меня лучше крепче. Соскучился я до черта, – отвечал Иван, ощущая прилив возбуждения.

– Хочешь?.. Меня? Садиста? Убийцу своего?.. Ваня, Ванечка…

– Очень. А ты… ты меня?

– Не то слово. Я просто съесть тебя готов, – нежно смеялся Николай, – а особенно, когда ты болеешь.

– Мне тоже с температурой нравится… ну… Ужас, да? Порнография какая-то. Болезнь, бля, порочная страсть… – хрипло смеялся Иван. – Слушай, Коля, еще хотел спросить давно – как у тебя получается не кончать так долго? Как сдерживаешься? Я сначала думал, что не… ну… ну, что со мной не так что-то, что неприятно тебе со мной – не можешь ты со мной удовольствия получить.

– Да что ты, Ваня! Я такого удовольствия ни с кем в жизни не испытывал, потому и продлевал его, как мог – есть одна техника, научу, если хочешь. Женишься когда, жену свою обрадуешь сильно – никогда тебе изменять не будет.

– А тебя? Тебя можно обрадовать?

– Хочешь попробовать?

– Ну, если ты хочешь… хотя… не знаю. Мне кажется, не получится у меня – ну, не настолько я самец, чтобы… ну, чтобы… ну, самца…

– Какой же ты, Ваня… – рассмеялся Николай.

– Поросенок? Дрянь?

– Ну что ты, конечно, нет! Ты красивый, добрый, смелый, честный мальчик. Все, только такие слова тебе буду говорить – никогда, никогда больше грубостей.

– А если я попрошу? Мне нравится иногда.

Оба рассмеялись.

– Ну, если только так…

– Ну давай… давай уже, сделай это со мной, – весело и немного распущенно сказал Иван, переворачиваясь лицом к Николаю.

– Нежно и без экстрима? Заставить тебя плакать? – спросил Николай, целуя Ивана в шею.

– М-м-м-м-м-м… – застонал тот. – Как хочешь, можешь делать, как хочешь. Можешь нежно, можешь грубо, можешь в клочья меня разорвать, Коля… можешь съесть живьем. Я с тобой хочу быть, – дрожал в объятиях друга Иван. – Я все, что ты делаешь, терпеть буду.

– Красавец мой, хороший мой, Ванечка…

Иван открыл глаза, лицо горело, а по щекам катились слезы. С трудом определив себя в пространстве, он все еще не мог понять, который сейчас час – раннее ли утро или поздний уже вечер.

В комнате было темно, громко тикали старинные настенные часы, холодный осенний воздух проникал в спальню через приоткрытое окно…

– Прости… не наказывай так, прости… – вновь прошептал свою мантру Иван, а в следующее же мгновение сердце его бешено заколотилось – он услышал, как тихо открывается входная дверь…

2. (историческая, аналитическая-2, объективная, лаконичная)

Вычислить путь звезды, и развести сады,И укротить тайфун – все может магия,Есть у меня диплом, только вот дело в том,Что всемогущий маг лишь на бумаге яДаром, ой, хы-хы, даром преподаватели время со мною тратили,Даром со мною мучился самый искусный маг.Да, да, да!Мудрых преподавателейСлушал я невнимательно,Все, что ни задавали мне, делал я кое-как….Л. Дербенев, «Волшебник-недоучка»

Я Люблю Мужчину

– Здравствуйте, вы меня помните? – спросил Иван, заходя в кабинет.

– Проходите, садитесь, Иван. Вы изменили прическу?

– Ну да… девочкам нравится… ну, и мальчикам тоже, – улыбнулся он, проводя по волосам рукой.

Вынув из принесенного с собой пакета кофе и коньяк, Иван поставил их на журнальный столик и опустился перед ним на мягкий кожаный диван.

– Я думал, будет кушетка.

– Вам неудобно?

– Нет, нет, все хорошо, это я так. Мне диваны тоже очень нравятся, и даже гораздо больше, чем кушетки, – тихо засмеялся он. – Ничего, кстати, что я вас на много часов ангажировал? Не очень нагло с моей стороны?

– Вы же уже ангажировали, – улыбнулась врач.

– Ну да, – согласился Иван, вытаскивая из заднего кармана джинсов квитанцию об оплате.

– Как ваши дела? Учитесь? – спросила врач, принимая у него из рук платежный документ.

– Все хорошо, учусь и… и я… я люблю мужчину, – сразу признался Иван.

– Любовь – это прекрасно, – с бесстрастной улыбкой ответила врач.

– Да, я тоже так думаю… когда взаимно.

– В чем ваш вопрос, Иван?

– Ну-у-у, у меня вообще-то вопросов нет… У моего друга – он посоветовал мне прийти к вам. Вы, может быть, помните его… Николай, помните?.. Когда мы с вами общались после аварии, он…

– Я помню, Иван, помню.

– Коля считает, что у меня сбой в системе координат, и что мое чувство – простите за пафос, – усмехнулся Иван, прикладывая руку к груди, – ну… ну, что это блажь – новое развлечение. Он думает, я стремлюсь к таким отношениям, чтобы разнообразить жизнь, из любопытства – ну, потому что бешусь с жиру. И еще… еще я задолбал его уже этой своей любовью.

– А вы, Иван, как сами считаете? Что думаете по этому поводу? – внимательно посмотрела на него врач.

– Я не знаю, может, он прав. Он умный, и со стороны виднее, наверное, – улыбнулся Иван. – Может, и правда, как он говорит – я crazy, испорченный, капризный ребенок и люблю барахтаться в грязи – это Колины слова, извините.

– Получается, у вас на этот счет нет собственного мнения?

– Нет, ну почему? Я думаю, я правда люблю его и… я не могу без него – он самый близкий мне человек, единственный, кто у меня есть, кто нужен мне.

– И вы готовы доказывать ему это? Жертвовать своим временем, своим…

– Да, я готов, – перебил Иван врача, – мне жизни своей для него не жалко. Просто… если его рядом не будет, если он бросит меня, я же сдохну сразу, понимаете?.. Тем более теперь, после того, что я наделал вообще, после того, что натворил… – Иван задумался на секунду, а затем внезапно предложил. – Слушайте, может, я вам про родителей, про детство свое расскажу немного? Оттуда же все, как я понимаю?

– В истоках кроется истина, но не всегда там находится решение проблемы и ответы на вопросы, – с улыбкой изрекла врач.

– До шести лет я жил с бабушкой. Ну, это вы знаете уже, конечно. Ладно, если повторюсь где, ничего ведь?

– Ничего страшного, Иван, – улыбнулась врач.

– Так вот, жили мы с бабушкой в большой коммунальной квартире. В большой не потому, что много соседей и комнат – всего три, на самом деле, вместе с бабулиной. Просто потолки высокие очень и площадь невъеб… sorry, sorry, – огромная невероятно. И ночью я глядел в огромные окна и засыпал под тиканье старых часов – слушал, как трясется пол и дребезжит хрусталь в серванте, когда по площади громыхали трамваи, – Иван на мгновение задумался. – Их убрали уже… ну… пути трамвайные – место же элитное, самое что ни на есть центральное, – улыбнулся он. – Вот еще – про соседей забыл. В одной – самой маленькой – комнате жила молодая женщина, Тоня – не помню, чем она занималась, но очень приветливая была, порядок любила, как бабушка. А в другой – спивающийся бывший танцовщик какого-то театра, «горе их луковое»… ну… бабушки моей и Тони. Он устои их чистоплотной политики разрушал – отравлял им жизнь своей перегарной сущностью, газами своими выхлопными… Хорошо я сказал? Красиво? – весело посмотрел Иван на врача. – Интересно получилось, кстати: я сейчас в этой квартире один живу и очень часто в нетрезвом виде бываю.