Читаем без скачивания Драматицко позорище - Роман Воликов

Драматицко позорище

Роман Воликов

© Роман Воликов, 2017

ISBN 978-5-4483-9125-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Драматицко позорище

«Ни фига себе названьице!» – подумал я.

Транспарант ярко светился в темноте погружённого в глубокий ночной сон городка N.

Я высунулся из окна моего гостиничного номера, расположенного на третьем, самом верхнем этаже, и присмотрелся повнимательнее.

«Прожекторами снизу подсвечивают, а установлен транспарант, вероятно, на крыше пожарной части», – решил я. «Пожарка» была главной городской достопримечательностью, это я выяснил, когда днём прогуливался по улицам, и находилась на холме, расположением и цветом стен напоминая средневековый замок.

«Вот народ развлекается!» – подумал я и выбросил окурок в окно, курить в гостинице, как это теперь принято, было запрещено.

В N я приехал предыдущим утром. Заштатный российский городишко на границе Брянской области и Белоруссии, но, кстати, чистенький, пожалуй, уютный в своей домовитости, жители доброжелательные, куры и коровы по тротуарам не гуляют, пьяные под забором не валяются. Холдингу в столице, где я имею честь трудиться, здесь принадлежит небольшой консервный завод. Заводчане выставили рекламацию по поставленному недавно оборудованию, меня, специалиста отдела закупок, послали на «разбор полётов». С рекламацией я управился быстро, составил надлежащий акт и отправился осматривать окрестности, чтобы скоротать время до вечернего поезда в Москву. Я обедал отменными чебуреками, которые теперь только и можно вкусить в такой дыре как N, когда с завода позвонили и сообщили нерадостную новость: генеральный директор холдинга планирует посетить завод в понедельник, просит его дождаться. Я негромко выругался, до понедельника было целых четыре дня, пересчитал свои скромные командировочные, купил в магазине колбаски и пивца и разместился в гостинице. Интернет толком не работал, я напузырился пива и завалился спать, совершенно не представляя, чем мне заняться в эти дни.

«Завтра узнаю, что за такое драматицко позорище, – подумал я. – Наверное, какой-нибудь местный самодеятельный театрик».

– Чего-то интернет у вас совсем ни ку-ку, – пожаловался я утром милой тётушке, честно исполнявшей обязанности портье. – На входной двери же написано: Wi-Fi.

– Плохо у нас с этим, – созналась тётушка. – Да у нас постояльцы кто? Работяги, в основном. Им это баловство ни к чему.

– А где в вашем городе театр находится? – спросил я.

– Театр? – удивилась тётушка. – У нас нет театра. Артисты из Москвы, бывает, на гастроли приезжают, но сейчас никого нет, я бы знала, если кто приехал.

– Ясно. Спасибо! – сказал я и отправился курить на свежий воздух.

Я не ошибся. Транспарант действительно был установлен на крыше пожарной части на холме, хотя при дневном свете смотрелся уже не так эффектно. «Делать всё равно нечего», – и я вразвалочку зашагал в сторону «пожарки». Через полчаса я добрался к месту назначения. Рядом с входом в помещение сидел долговязый парень в кожаной шляпе, какие обычно носят кинематографические цыгане. Перед парнем на металлическом раскладном столике были разложены неровно порезанные бумажки.

– Вы спектакль хотите посмотреть? – спросил парень.

– Пожалуй… – неуверенно произнёс я.

– Чердынцев Артур Борисович, – представился парень. – Можно просто Артур. Начало спектакля в девять вечера. Адрес: улица Наримановская, 11.

– Это где? – спросил я. – Я не местный.

– Вверх по дороге минут десять пешком. Или на любом автобусе три остановки отсюда. Вас как звать-величать?

– Меньшиков, – сказал я. – Алексей.

– Родственник? – поинтересовался Артур.

– Вы про кого? – уточнил я. – Если про актёра Меньшикова, нет, просто однофамилец.

– Ничего страшного, – почему-то ободрил меня Артур. – С кем не бывает.

– А как спектакль называется? – спросил я.

– Ещё рано, – сказал Артур.

– Странное название, – сказал я.

– Ещё рано, – продолжил Артур. – Название обычно придумываем за час до начала.

– А кто автор? – упорствовал я.

– Вероятно, Орфей, – неохотно сообщил Артур. – Баснописец. Он, видите ли, скончался при туманных обстоятельствах. А вы заметили, какой сегодня утром был туман?

– Да, – сказал я. Окно моего номера смотрит на широкий пруд, туман на заре действительно был плотный и жутковатый.

– С высокой степенью вероятности – Орфей, – сказал Артур. – Ну, так как, решили, идёте?

– Сколько стоит билет в партер? – спросил я.

– У нас нет партера. Стульев, впрочем, тоже. Зрители сидят на земле, но вы не волнуйтесь, будет выдан чистый коврик. Цена же – сто рублей. Каждый билет именной. Как ваше отчество?

– Евгеньевич, – я протянул тысячную купюру.

– Сдачи у меня нет, – сказал Артур. – Поступим так. Я выдам билет, – он написал на листке мои фио. – Разменяйте деньги, вечером перед спектаклем отдадите сотку. До встречи! Не опаздывайте!

– До вечера! – я взял листок, неуклюже развернулся и потопал в сторону гостиницы.

«Странноватый городишко», – подумал я, выпив подряд два стаканчика кваса, налитого из настоящей жёлтой металлической бочки. Квасом, как водится, торговали на центральной площади около монумента нестареющему Ильичу.

Я посмотрел на билет. Лист бумаги был разорван по линейке не слишком аккуратно. Ладно, вечером решу, и отправился обедать чебуреками, которые теперь только в провинции и встретишь. После обеда я поспал в номере, не скрывая злорадства в отношении моих московских коллег, которые в это самое время «парятся» в офисе. Выспавшись, я перекусил в гостиничном кафе и пошёл на прогулку. Жизнь в городке, и так не слишком бурная, планомерно готовилась ко сну. Всё на той же центральной площади младые отроки воодушевлённо исполняли брейк тридцатилетней древности.

«Грустно», – вздохнул я. Я, конечно, классический человек мегаполиса. Вырос в Калининграде, учился в Питере, живу и работаю в Москве. Когда заканчивал институт, питерские начали наступление на столицу, клерков потащили своих, я удачно оказался в первом эшелоне.

«С тоски сдохнешь среди этой экологической чистоты, – опять вздохнул я. – Между прочим, забыл спросить этого Артура, что означает драматицко позорище?» Ноги, как-то сами по себе, повлекли меня в сторону Наримановской улицы.

Названный мне адрес я нашёл без затруднений. В сгущающихся сумерках над калиткой светился зелёный фонарь, навевая томные воспоминания о ночном такси. Вместо звонка висел большой валдайский колокольчик. Я позвонил. Калитку открыла девушка приятной наружности в коротком чёрном платье, на голове у неё была своеобразная прическа, состоящая из множества мелко заплетённых косичек.

– Я на спектакль, – я вручил ей билет и сторублёвку.

– Проходите, Алексей Евгеньевич, – не взглянув на билет, сказала барышня и, взяв меня за руку, повела во двор.

«Начало неплохое», – подумал я. Барышня была вполне привлекательная. Двор представлял собой небольшой пустырь, фактически квадрат, по углам которого стояли четыре избушки, для полной сказочности которым не хватало лишь курьих ножек. Двор ярко освещался факелами, укреплёнными на невысоких столбах и распространявшими густой смолистый запах.

– Ваш коврик, – барышня протянула мне соломенную циновку. – Садиться можно в любом месте.

– А вы актриса? – спросил я.

– Я – глумница! – улыбнулась барышня и упорхнула.

«Может, бордель?! – с некоторой надеждой подумал я. – Хотя для борделя уж слишком дёшево. С другой стороны, в провинции народ не избалованный».

Я оглянулся по сторонам. Зрителей было немного. Если точнее, кроме меня, всего трое. Толстая баба, одетая в точности как крестьянка на картинах передвижников, к моему стыду и невежеству, я всегда представлял, как эти крестьянки лузгают семечки. Баба действительно лузгала семечки и периодически смачно сплёвывала на пожухлую траву, который порос двор, он же пустырь. Недалеко от неё сидела худощавая дамочка, лет тридцати на вид, завёрнутая в одеяние, напоминающее индийское сари. При этом она в затяжку курила большую сигару.

– Приземляйся по соседству, – услышал я голос сзади. – Первачом угощу, коли не побрезгуешь.

Я обернулся. Голос принадлежал невзрачному мужичку с козлиной бородкой. Мужичок был одет в кожаную безрукавку на голое тело, на шее болтался идиотический галстук в розовых и красных цветах.

– Калимера, – сказал мужичок. – По грецки – добрейшего, так сказать, вечерочка. Первачок свежайший, утренний. – Рядом с ним стояла бутыль с мутной жидкостью. – Я и анис добавил, для лучшего, в хорошем смысле этого слова, пропердончика. Не желаете?

– Спасибо, я повременю, – я расстелил циновку и уселся.