Читаем без скачивания День минотавра - Томас Сван

Томас Барнет Сван

День минотавра

ПРЕДИСЛОВИЕ

В 1952 году, когда молодой криптограф Майкл Вентрис объявил о том, что он частично расшифровал надписи на глиняных табличках, найденных среди развалин Кносса, специалисты-археологи, лингвисты и просто любители восприняли его заявление с энтузиазмом и надеждой. Со времени раскопок, которые в начале века производил сэр Артур Эванс, остров мифических морских царей будоражил воображение своими змеями-богинями, играми с быком, лабиринтами и Минотавром-человекоубийцей. Но на табличках оказалась не критская Илиада, а обычный список дворцовой мебели и продуктовых запасов и лишь иногда встречалось название какого-либо города и имя бога или богини. Одним словом, они подтверждали общеизвестные факты – критяне жили с комфортом, добросовестно поклонялись богам и вели подробные записи. Тот, кто надеялся обнаружить эпическое, драматическое или историческое повествование, короче говоря, литературное произведение, которое могло бы поспорить с достижениями критян в области архитектуры и фресковой живописи, был жестоко разочарован.

Однако в 1960 году американская экспедиция из Мидлендского университета, штат Флорида, раскопала пещеру, на южном побережье Крита, недалеко от древнего города Феста, и обнаружила длинный свиток папируса, надежно спрятанный в медном сундучке от посягательств воров и от непогоды. Я сам возглавлял эту экспедицию и написал статью, в которой объявил о нашей находке широкой публике. Когда я работал над статьей, мы еще только начинали расшифровывать свиток, и я, поторопившись, назвал его древнейшим романом, фантастической историей о войне между людьми и монстрами. Но чем дальше мы продвигались в расшифровке, тем больше нас поражала историческая точность, подробное описание флоры и фауны и правильность мельчайших деталей при изображении костюмов и обычаев. Мы задумались, что же это такое – роман, искусная подделка или фантастика? В прошлом году в той же самой пещере один из моих коллег обнаружил перстень с печаткой-инталией из лазурита с изображением поля крокусов, голубой обезьяны и молодой девушки, наделенной строгой, изысканной красотой. Эта находка приостановила нашу работу, идентичное кольцо было описано в свитке, и обезьяна и девушка, о которых там упоминалось, принимали участие в так называемой Войне Зверей.

Мои коллеги и я – ученые, люди беспристрастные, вовсе не склонные к романтике и признающие лишь факты. Нам не свойственно делать экстравагантные заявления. И все же мы действительно полагаем, что эта рукопись является не древнейшим романом, а одним из первых исторических повествований, подлинной летописью нескольких месяцев, относящихся к позднеминойскому периоду, около 1500 г. до н. э., когда на Крите росли пышные дубовые и кедровые леса, населенные племенем Зверей. Мы сознаем, какие ошеломляющие последствия может повлечь за собой наше предположение, и не исключено, что со временем оно станет причиной полного пересмотра классической мифологии, так как многие из наших так называемых мифов, вероятно, в действительности являются исторической реальностью. Более того, фольклористы, возможно, обнаружат в свитке прототипы героев известных сказок, которые, согласно существовавшим до сих пор теориям, появились лишь в средние века. Итак, с огромными сомнениями и с не свойственным ученым волнением, мы представляем вам первый английский перевод рукописи, которую мы назвали «День Минотавра». Там, где это было возможно, для удобства широкого круга читателей мы придали именам и названиям более современное звучание.

Т. И. Монтаск, доктор философии,

доктор естественных наук, доктор юридических наук.

Мидлендскии университет, штат Флорида.

29 июля 1960 г.

ГЛАВА I

ДЕРЕВЯННЫЕ КРЫЛЬЯ

Я расскажу вам историю о принцессе Tee, племяннице великого царя Миноса, о ее брате Икаре, названном в честь несчастного сына Дедала[1], утонувшего в море, когда у его планера отвалились крылья. Мы, минотавры, – поэты и ремесленники, а не историки, но я занимался изучением исторических летописей Египта и попытаюсь воспроизвести их сжатый, беспристрастный стиль. Но вы должны простить меня, если время от времени я буду отходить от него и пускаться в пышные сравнения, столь свойственные моему племени. Наша поэзия всегда была простой, и я, последний в роду, сохранил вкус к ладно скроенной фразе и изящному (и даже цветистому) эпитету.

Тея и Икар были единственными детьми критского принца Эака, брата царя Миноса. Эак исчез после того, как в стычке с ахейскими пиратами был разбит возглавляемый им отряд, посланный Миносом, чтобы изгнать пиратов с побережья. Три года о нем ничего не было известно. Когда же он наконец вернулся в Кносс, то привел с собой не пленных пиратов, а двух маленьких детей. Во дворце он сказал, что это его дети. От кого? От дамы, которую он встретил за это время. И где же? В Стране Зверей, в кипарисовых и кедровых лесах, спрятанных от остального мира за высоким известняковым хребтом, отходящим от горной цепи Иды. Циники пришли к заключению, что Тея и Икар – дети простой крестьянки, у романтиков же вызвало сомнение, как простая крестьянка могла произвести на свет детей, отличающихся такой необычной красотой, с аккуратными острыми ушками и с отливающими зеленью блестящими каштановыми волосами. Тея старательно прикрывала уши локонами, но не могла скрыть цвета волос. Икар, наоборот, выставлял свои уши на всеобщее обозрение со смешанным чувством смущения и гордости; он тщательно следил, чтобы ни один волосок не закрывал кончиков ушей, при этом его голова больше всего напоминала небольшой лужок, заросший зеленоватыми кудряшками.

Обстановка при дворе, где росли дети, была неспокойной. Мощь островного государства таяла, подобно убывающей луне. Сильнейшие землетрясения разрушили города с их многочисленными дворцами. Одни корабли некогда знаменитого флота ветшали, раскиданные волнами вдоль берега, на других команды набирались из египтян. Медный робот Талос[2], страж побережья, валялся, ржавея, невдалеке от Великого Зелёного моря, и никто не мог вспомнить, каким образом можно его починить. Как брат царя Эак большую часть времени проводил в царском дворце в Кноссе, а после смерти Миноса занял трон. Будучи правителем мудрым, хотя порой и чересчур суровым, он понимал, что варвары-ахейцы, живущие на материке к северу от Крита в Каменных крепостях Пилоса, Тиринфа и Микен, строят корабли, чтобы напасть на его страну. Ахейцы поклонялись Зевсу-громовержцу и Посейдону – колебателю земли, а не Великой Матери; в военном искусстве они добились огромных успехов, и когда глубокой ночью на прибрежный критский город обрушивались десятки кораблей, носы которых украшало изображение орла, это уже напоминало не просто набег, чтобы награбить золота и увести рабов, а небольшое вражеское нашествие.

Предвидя возможное падение Кносса, Эак отправил детей – Tee тогда было десять лет, а Икару девять – во дворец Ватипетро, который находился в десяти милях к югу от Кносса. Он был хоть и небольшим, но хорошо укрепленным и обеспечен всем необходимым. В нем, кроме всего прочего, имелась печь для обжига кирпича, пресс для получения оливкового масла и ткацкая мастерская. На крыше стояла катапульта, и на ней лежал один из планеров, созданных покойным ученым Дедалом. На случай осады слугам был дан приказ поместить детей на этот летательный аппарат, сделанный в форме рыбы, и ударить по бронзовому спуску. Катапульта сработает, и дети улетят в относительно безопасное место в центре острова.

Через шесть лет после переезда в Ватипетро, когда нашествие уже стало реальностью и огромный дворец в Малии был захвачен противником, Тея собирала в Северном дворе крокусы[3]. Ярко-желтые цветы, которые поэты сравнивают с золотым шитьем, как волнистое руно покрывали землю, лишь в одном месте финиковая пальма придавила их изогнутым стволом, сгибающимся под тяжестью сочных плодов. Из соседнего двора доносились звуки работающего пресса. Тяжелый кусок гранита измельчал черные оливковые ядрышки, потом кашицу раскладывали по мешкам и придавливали деревянными досками, на которые для тяжести клали камни. Но теперь не слышалось обычных восхвалений Великой Матери. Рабочие – старики и подростки, которых не взяли в армию, защищающую Кносс, были не веселы. Сборщиков не хватало, плоды слишком долго оставались на деревьях, и масло из них получалось грубым и невкусным.

На Tee была бледно-лиловая юбка, собранная на талии в сборку, и блуза, вышитая по вороту аметистовыми бусинами. Ей не нравились платья с открытыми лифами, которые носили дамы при дворе, хотя у нее, молодой шестнадцатилетней девушки, была высокая красивая грудь. Пять каштаново-зеленых локонов, искусно уложенных служанкой Миррой, спадали на лоб, и еще по три локона скрывали каждое ухо, подобно тому, как виноградная лоза прячет поддерживающую ее решетку. Она походила на свежий цветок, но не на полевой или лесной, а на заботливо выращенный в дворцовом саду; она была нежна, как лепестки крокуса, и стройна, как стебель высокого египетского лотоса. Но ни один земной цветок не мог соперничать с зеленовато-каштановым оттенком ее волос и смуглостью ее кожи. Лишь в Подземном мире, где Праведный Судия восседает на своем троне из оникса[4], возможно, есть сады с такими цветами, как Тея.