Читаем без скачивания Поэтесса - Николай Удальцов

Ни к каким берегам не прибытные,

Суверенно-маниакальные…

Может, хватит нам быть самобытными?

Не пора ли нам стать нормальными?..

…Я не знаю, какая из моей страны может получиться держава, может быть, потому, что прекрасно вижу – какая из моей державы получилась страна.

– Ладно… Мы приглашаем вас на конгресс русских сил, как порядочного человека, – проверещал голос. Правда, в этом верещании слышалось вполне обоснованное сомнение.

У меня иногда вызывает раздражение то, что кто ни попадя называет меня порядочным:

– А откуда вы знаете, что я – порядочный человек?

Может, я только что у соседской бабки последние три рубля украл?

– Это не важно, – констатировала трубка. – Главное, чтобы вы евреев и хачиков не любили.

После этого я повесил трубку – не стал продолжать разговор с человеком, существование которого можно было оправдать только перебоем в выпуске презервативов.

Хотя ответ у меня был:

– У России от дураков так много бед, что ни на каждую беду, ни на каждого дурака – никаких евреев не хватит.

Вот бывает так – поговоришь с человеком, и отчего-то хочется перейти с цензурного языка на общепринятый. И еще почему-то мне захотелось помыть руки.

Может, потому, что когда я общаюсь с русскими антисемитами, мне обидно и стыдно не за евреев, а за русских.

Не то чтобы я был «против» национализма. Я просто не могу понять тех, кто «за». Нелюбить людей нациями, по-моему, так же глупо, как нелюбить людей подъездами…

…Видя мое выражение лица, Лариса спросила:

– Что-то неприятное? – и мне пришлось подумать, перед тем как ответить ей:

– Понимаешь, Лариса, чтобы победить сильного, нужно стать сильнее его. Чтобы выиграть спор у умного – нужно стать умнее, чем тот, с кем споришь.

А вот против быдла порядочные, интеллигентные, культурные люди бессильны.

– Почему?

– Потому, что культурный человек не может стать быдлее быдла.

– Да не расстраивайся ты.

– Я и не расстраиваюсь.

Потому что среди некоторых людей хорошим человеком быть не сложно.

Среди негодяев годяем быть легко…

…Возможно, мне пришлось бы сказать еще что-то на эту неприятную мне тему, но тут позвонил мой друг, художник Гриша Керчин, и теперь трубку взяла Лариса:

– Привет, Григорий…

– Здравствуй, Лариса. Во сколько у вас мероприятие с… – он назвал фамилию нашего вечернего гостя.

– В шесть часов, Гриша. Приходи обязательно.

– Приду. А классик точно придет?

– Обещал. Ты что, сомневаешься?

– Нет. Но я слышал, что его так започитали, что от него ничего не осталось.

– Вот и посмотрим.

– А Петр где? – спросил Григорий.

Я в это время гладил колени Ларисы, сидевшей на краю стола.

Лариса и раньше иногда присаживалась на край стола в своем кабинете, но раньше она одергивала юбку.

Теперь она перестала это делать.

– Гриша, Петр подойти не может.

Он занят со своей любовницей.

– Да… А кто у него сейчас любовница?

– Как – кто? Я, конечно.

Слушая их разговор, я начал смеяться:

– Лариска, если не замолчишь, я тебя изнасилую, – и тут Ларисин голос стал серьезным:

– Тогда я не замолчу точно.

Мы с Ларисой еще поболтали бы и не только.

Перед обедом.

Но, похоже, обедать нам была не судьба, до самого ужина.

Дело в том, что клуб, как, скажем, банк или фонд, политическая партия или госкорпорация, организуется не только для тех, кто его организует. Организация клуба постепенно перетекает во взаимоотношения с самыми разными людьми. И многое начинает зависеть не только от организаторов, но и от людей, которые считают организацию нужной себе.

И в этих условиях ждать единственно плохого не только безнравственно, но и просто глупо…

11

…Вышло так, что после дамы с патриотизмом к нам зашла женщина со своей внучкой.

Они обе были такими милыми, что я улыбнулся.

Женщина улыбнулась в ответ и спросила:

– Что вы улыбаетесь?

Может, мы зашли не туда?

– Если вы пришли туда, где улыбаются, – ответил я, – значит, вы пришли правильно.

– Вот… Внучку вам привела, – проговорила женщина, продолжая улыбаться. При этом ее улыбка стала немного застенчивой.

– Меня зовут Петр Александрович, – я посмотрел в любопытные глаза девочки, которая мне сразу понравилась, потом на своего президента:

– А это – Лариса Павловна.

Как видите, мы такие взрослые, что когда-то у наших детей скоро могут появиться свои дети.

Так что, возможно, мы будем учиться друг у друга: вы у нас, а мы – у вас.

Девочка обошла меня, подошла к Ларисе и, улыбаясь, но молча стала смотреть в ее глаза.

Видимо, Лариса ей понравилась.

И я понял, почему эта маленькая девочка сразу понравилась мне – нам с ребенком нравилось одно и то же.

– А мы будем рисовать? – заинтересовалась девочка.

– Конечно, – улыбнулась Лариса, присаживаясь перед ребенком на корточки. – Тем более что дядя Петр – художник.

Он у нас по рисункам – авторитет.

– Амталитет, – повторила за моей поэтессой малышка и при этом внимательно посмотрела на меня.

– Да.

А кроме того, дядя Петр пишет книжки и поможет нам придумать историю о нас.

– Понятно, – сказала девочка, продолжая внимательно смотреть на меня, о чем-то раздумывая при этом.

И, подумав немного, поделилась с нами результатами своего обдумывания:

– Понятно.

Дядя Петр – два амталитета…

…Лариса взяла девочку за руки и сказала:

– Пусть Петр Александрович поразговаривает с бабушкой, а мы с тобой поговорим о том, что тебе интересно.

И когда они вышли, я предложил женщине сесть, а она сказала, продолжая улыбаться:

– Интересно, о чем они будут говорить?

Наверное, о чем-то серьезном? – И я ответил женщине:

– Мой опыт подсказывает, что когда собираются деловые мужчины, они всегда говорят о своих дамах.

Пусть сейчас наши дамы поговорят о своих делах.

– Петр Александрович, я к вам привела свою внучку, чтобы выяснить – какие у нее есть таланты?

Чтобы не зарывать их в землю.

– Иногда зарывание талантов в землю напоминает сеянье разумного, доброго вечного.

Но, думаю, это – не ваш случай.

Вы поступили правильно, приведя внучку к нам.

– На будущий год нам в школу, в подготовительный класс, – вздохнула женщина. – Там будут такие нагрузки.

– Ничего страшного.

Творчество не помеха никакому делу.

– И все-таки…

– Любое занятие творчеством в детстве – потом, независимо от того, чем будет заниматься человек, повзрослев, принесет свою пользу.

Я не успел договорить. Из коридора донесся какой-то визг. И когда мы с женщиной вышли из кабинета – увидели девочку и президента ползающими по ковру:

При этом обе перекладывали какие-то штуковины, явно взятые Ларисой из театрального реквизита в кладовой:

– Лиза, я тебе сказала, чтобы ты выбрала предметы, которыми пользуется писатель! А ты – все время ставишь на книжку яблоко!

Это неправильно! Лизочка…

– Да, тетя Ларисочка! Я собираю штуки для писателя, который пишет книжку о том, что яблоки вкусные! – Обе были так увлечены своим спором, что не обратили внимания на нас.

«Девочку зовут Лиза. Лариса это уже успела выяснить, а я, разговаривая с бабушкой, даже не спросил, как ее зовут», – подумал я, ощущая неловкость и оглядываясь на женщину.

– Меня зовут Тамара, – словно поняв, о чем я подумал, просто сказала бабушка Лизы, и я так же просто ответил ей:

– У вашей внучки таланты есть.

Я взял Тамару под руку:

– Пойдемте… Не будем им мешать.

– Пойдемте. Петр Александрович.

А знаете, я впервые встречаюсь с настоящим художником.

– Все на свете когда-то бывает впервые, – разговаривать с Тамарой было комфортно. Притом что эта женщина вызывала мое доверие, явно не прикладывая к этому никаких заметных с виду усилий.

– Времена меняются, – Тамара перестала улыбаться и теперь смотрела на меня серьезно:

– Петр, у вас есть дети?

– Да.

– Вы не боитесь времени, которое им досталось?

– Нет, не боюсь.

Их время намного сложней, чем то время, которое досталось большей части моей жизни.

Но их время намного интересней.

– А вы уверены в том, что наши дети сумеют в нем сориентироваться?

– Надеюсь.

Ведь время – это всего лишь движение от того, что было, к тому, как есть.

– Это и плохо, Петр.

– Почему? – я внимательно посмотрел в глаза Тамары.

– Потому, что времени надлежит быть движением от того, что было, к тому, как должно быть…

…Сколькие люди, встречавшиеся мне в этой жизни, при первом же упоминании о политике говорили: «Политика меня не интересует!» – не задумываясь демонстрируя то, что они безразличны к тому, в каком мире станут жить их дети.

Думая, что они свободны от бессмысленной суеты, но показывая только одно – свою безмозговость.

Тамара оказалась человеком, которому небезразлично не только то, в каком мире живут ее дети, но и то – в какой жизни будут жить ее внуки…

– …По-моему, Петр, вы и Лариса Павловна любите людей, – бабушка маленькой Лизы смотрела на меня, и под ее серьезным, но при этом каким-то удивительно спокойным взглядом я не мог лицемерить: